Я смаргиваю выступившие слезы ярости.
– К сожалению, матерей не выбирают.
– Ты солгала нам. Мы могли бы помешать Одиве сегодня, если бы ты сразу рассказала нам правду.
В голове вспыхивает череда воспоминаний: Аилесса, проходящая через Врата из пыли. Лежащая на выступе Мориль с кровоточащей раной на голове. Тысячи испуганных Освобожденных, стекающих из царства Элары. Вернувшиеся в мир живых мать и отец со злобным коварством на лице.
– Уходи, Сабина, – говорит Роксана. – Ты больше не часть нашей famille.
Я слегка вздрагиваю и вновь бросаю взгляд на Шанталь и Пернель. Они смотрят в землю, как и другие старейшины. Грудь сжимается от невыносимой боли, хотя в венах кровь бурлит все сильнее.
– Трусы, – шиплю я и поворачиваюсь спиной к Роксане.
А затем пересекаю двор и подхожу к Милисенте и Дольссе.
– Отпустите его. Наша famille причинила ему достаточно боли.
Не говоря ни слова, они отпускают Бастьена. И я шагаю к туннелю, ведущему из внутреннего двора. Но он не следует за мной. А вместо этого подходит к Роксане и плюет ей под ноги.
Она уверенно отвечает на его мрачный взгляд.
– Если ты еще хоть раз появишься рядом с Шато Кре, я прикажу famille убить тебя.
– Грозные Костяные волшебницы? Да это же смешно, – ухмыляется он, провоцируя ее осуществить угрозу, а затем с важным видом уходит вслед за мной.
Пока мы выбираемся из замка, я смахиваю несколько скатившихся слез. «Это от злости», – говорю я себе, потому что не чувствую ни капли потерянности и опустошенности. Не чувствую себя совершенно одинокой в этом мире.
Бастьен бормочет несколько нецензурных фраз, проклиная Роксану и старейшин. Отчасти я согласна с ним, но в душе – в самой ее глубине, куда я старательно запихивала свои чувства всю жизнь, – пробуждается протест.
– Перестань! – обрываю его я, как только мы оказываемся за пределами замка.
Он удивленно приподнимает брови:
– Они только что выгнали тебя, Сабина. И отказались помочь нам найти Одиву. Ты же сама назвала их трусами.
– Нет, они просто потерянные. – Я наконец-то чувствую искру Света в себе, и это помогает мне понять свою famille. – Ты видел их лица?
Я вспоминаю слова Одивы, сказанные мне, когда она призналась, что моя мать, и повторяю их ему:
– Обязанности Перевозчиц требуют большой веры. И это предательство только что разрушило все, во что они верили. Ни одна matrone до Одивы не предавала нашу famille. Это ставит под сомнение все, что делают Леуррессы – приносят в жертву amouré, чтобы завершить обряд посвящения; рискуют жизнью, чтобы переправить мертвых.
Бастьен скрещивает руки на груди.
– Они уже давно должны были усомниться в этом.
Я киваю, все больше погружаясь в раздумья.
– Я задумалась. И поэтому никогда не чувствовала себя одной из них. Поэтому поклялась никогда не относиться к убийствам равнодушно. – С губ срывается печальный смешок. – А теперь мои руки залиты кровью пяти животных, и я бы не задумываясь убила Казимира, если бы это спасло Аилессу. – Я напрягаюсь и бормочу: – Каз…
Бастьен хмурится:
– А что с ним?
Я мчусь по заросшей тропинке, которая ведет из сада замка на плато, возвышающееся над морем.
– Нужно найти его.
Бастьен бежит за мной.
– Нет, мы должны найти Одиву.
– Ты отыщешь Одиву. И как только нам будет известно, где она прячется и что задумала, мы обсудим план действий. А мне нужно добраться до короля. Где твое убежище в Довре?
– Забудь про Каза, – ворчит он. – Сейчас Аилессе хотя бы не угрожает их душевная связь.
– Это не так.
Он останавливается как вкопанный.
– Как это? Она же в Подземном мире.
– Да, но она жива, Бастьен.
По суровому выражению его лица становится ясно, что он тоже не сомневается в этом.
– А значит, может умереть. Если с Казом случится что-то ужасное. И у нас не останется никакой надежды на ее спасение.
– Merde. – Он проводит рукой по волосам, а его глаза расширяются. – Сабина, прошлой ночью Каз сбежал из моего убежища после ухода Аилессы. Он сейчас где-то в городе. Ходячая приманка для мертвых несогласных, которых ты не смогла переправить.
От этого известия на меня накатывает головокружение.
– Нужно попасть в Бо Пале.
Я несусь по плато, направляясь в Довр. Каз наверняка отправился в замок.
– Подожди! – Бастьен бежит за мной, но отстает. Ему не угнаться за мной, подгоняемой скоростью козодоя. – Король Годарт, скорее всего, тоже спешит туда! – кричит он.
– Значит, у меня добавилось причин поторопиться! – отвечаю я.
А затем стискиваю челюсти, как это сделала бы Аилесса, и прибавляю шаг. Я должна защитить Казимира.
Сестру не удастся спасти, если она лишится души.
24. Аилесса
Я мчусь по плато рядом с Сабиной, размахивая руками перед ее лицом.
– Посмотри на меня!
Но она не поворачивается и даже не моргает. Ее затуманенный силуэт расплывается по краям, как пламя свечи, если на него смотреть слишком долго. Все вокруг также выглядит размытым – дикая трава на плато, облака, скрывающие полную луну, руины Шато Кре за нашими спинами. Но когда я смотрю на себя, то вижу каждую деталь – руки, платье – совершенно четко. Вот только у них странный цвет, которого я никогда раньше не видела. И он совсем не напоминает chazoure.
– Сыграй еще раз на флейте! – кричу я, не отставая от Сабины, хотя она прибавляет шаг.
Мне даже не требуется костыль. Раздробленное колено, кажется, зажило. И я могу использовать силу сокола по полной. А может, Сабина случайно поделилась со мной своей благодатью, как это произошло с Бастьеном, когда мы стали проводниками энергии между Вратами. А может, когда ты мертв, сломанные кости уже не беспокоят.
– Открой Врата снова! Попробуй это сделать где-нибудь. Да хотя бы прямо здесь! – Мы находимся на плато, а не на мосту, но я в отчаянии. – Прошу, Сабина. Я должна вернуться!
Но сестра продолжает бежать на восток, где находится Бо Пале и Казимир. Уверена, он сейчас в замке, если ему удалось сбежать из убежища Бастьена.
На глазах Сабины выступают слезы. Нетрудно догадаться, что она сейчас чувствует. Я знаю ее лучше, чем саму себя. Всегда так было. Она винит себя в том, что потеряла меня. А еще ее мучает чувство вины из-за смерти Мориль, освобождения нашей матери из Подземного мира, воскрешения короля Годарта и за всех Освобожденных, лишившихся Рая.
Я касаюсь ее руки, но она не чувствует меня. Как и Бастьен, когда я сидела рядом с ним на выступе пещеры и пыталась утешить его. Именно тогда меня и охватила паника. До этого я шокированно смотрела на все, что происходило с ним, Сабиной и Перевозчицами. И хотя испытывала ужас, но чувствовала себя до странного отрешенной. Я не осознавала, что нахожусь в Подземном мире. Думала, что мне удалось выскользнуть из Врат из пыли. Но затем мы с Бастьеном остались одни на карнизе, а он продолжал игнорировать меня, хотя я кричала, плакала, проклинала его и умоляла прекратить это притворство.
Плато сменяется лесом. А я все еще не вижу ничего, что говорят о царстве Тируса, – ни наполненной обжигающей кровью реки, ни раскаленных Вечных песков, ни дыма и пепла из Печи Правосудия. Меня окружают лишь знакомые деревья и оленьи тропы. Не понимаю, я действительно попала в Подземный мир или застряла где-то посредине?
Паника заполняет разум, давя на ребра и стискивая сердце. Но оно не бьется быстрее. Я вообще не ощущаю собственного пульса. А если закричу во все горло, мне не понадобится и секунды, чтобы восстановить дыхание. Слова подхватываются эхом и повторяются несколько раз, хотя ничего такого не должно происходить в лесу. Может, все, что мне рассказывали о Подземном мире, – сплошная ложь и Тирус создает личный ад для каждой души, попавшей в его царство?
Я ускоряюсь, чтобы не отстать от Сабины, а затем беру ее за руку, хоть она не реагирует.
– Прошу, верни меня обратно! У тебя же есть флейта! Почему ты не хочешь попытаться открыть Врата?
Но она не слышит меня.
Подумай, Аилесса. Ни одна из Леурресс не открывала Врата в неположенное время. Сабине придется дождаться следующей Ночи Переправы. Успокойся и наберись терпения.
Я подавляю всхлип. Это невозможно. Я сойду с ума до новолуния, ведь до него ждать еще четырнадцать дней.
– Вам запрещено входить в эту сферу, – выкрикивает гортанный мужской голос.
Вздрогнув, я резко оборачиваюсь. И в нескольких метрах от меня замечаю светящуюся chazoure душу. Это мужчина. Он бежит к широкому стволу и прячется за ним, когда с той стороны, откуда раздался голос, доносятся тяжелые шаги. Если Сабина и слышала что-то, то никак это не показывает, а продолжает бежать на восток. Я же останавливаюсь и крадусь к дереву, освященному chazoure.
– Скованные принадлежат Тирусу, – продолжает гортанный голос. – Не пытайся избежать уготованной тебе участи. Бог Подземного мира не слишком благосклонен к трусам.
В метрах пятнадцати от нас появляется говоривший мужчина, и я прячусь за низко свисающей веткой. Он светится так же странно, как я. И, судя по всему, кузнец. Его голую грудь прикрывает кожаный фартук, на запястьях широкие браслеты, а на ногах высокие сапоги. Вот только вместо копоти на его лице, шее и брюках пятна chazoure.
– Хочешь сказать что-нибудь перед встречей с хозяином? – спрашивает кузнец.
Его коротко стриженные волосы слегка колышутся на ветру, который овевает только меня и его. Кончики моих волос и юбка тоже слегка трепещут, словно я нахожусь под водой.
– Проявленная тобой храбрость ни на что не повлияет. А мольбы о том, чтобы я снял цепи, не помогут. Я сам выковал их, и ничто в этом мире не сможет разрушить их.
С мгновение спрятавшаяся душа обдумывает его слова, а затем выходит из-за дерева и складывает руки перед собой, словно в молитве. Цепи пересекают его тунику по диагонали, словно знамя позора.