famille, которые бы помогли мне. Нас с Аилессой учили, что amouré за нас выберут боги. И никогда не думала, что придется прикладывать какие-то усилия, чтобы понравиться парню… или что мне вообще может понравиться тот, кого не нужно убивать.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я Каза. – После случившегося, – добавляю я, заметив, как он наморщил лоб.
– А-а-а. – Он усмехается и начинает теребить воротник. Он снял свой красивый камзол и остался в черной рубашке и бриджах. – Я, эм, стараюсь сосредоточиться на нашем плане. Потому что если начну думать о Годарте, занявшем замок моего отца, или Одиве, прикасающейся к семейным реликвиям матери… – Он вздыхает и качает головой. – Ну, это убивает во мне последние крупицы милосердия.
Я одариваю его легкой улыбкой:
– Тебе повезло, что у тебя были родители, которыми ты восхищаешься… и я сожалею, что ты потерял их.
Он опускает глаза и принимается тихонько постукивать носком ботинка по полу.
– Меня мучает вопрос, а не лишилась ли мама души, как и отец. Она умерла во время великой чумы. Вдруг ее убила не болезнь, а Скованный?
У меня сжимается сердце от его слов.
– Мне бы хотелось, чтобы ты узнал правду, если это хоть немного утешит тебя.
– Все в порядке. – На его щеке появляются ямочки, когда он пытается улыбнуться. – Я представлял, как она присматривает за мной. – Он вздыхает. – И полагаю, что старался быть добрее, храбрее, да и в общем лучше, потому что считаю, что она попала в Рай.
– Ты все еще чтишь ее память. Уверена, она гордится тем, каким ты стал.
Каз несколько секунд смотрит мне в глаза.
– Спасибо, Сабина, – сглотнув, выдавливает он.
Я киваю, чувствуя, как теплеет в груди от того, как нежно, но страстно он произнес мое имя.
– Но меня больше удивляет, как ты разительно отличаешься от своих родителей, – говорит он.
– Меня вырастила другая женщина, – прислонившись плечом к стене, признаюсь я. – И я верила, что она моя мать, большую часть своей жизни, хотя, вероятно, за многие хорошие качества мне следует благодарить Аилессу. Мы стали лучшими подругами задолго до того, как узнали, что на самом деле сестры.
Он склоняет голову набок и еще пару секунд молча смотрит на меня. Пока я ругаю себя за то, что упомянула об Аилессе. И удивляюсь, что могло так задержать Бастьена.
– Знаешь, что я думаю? – наконец спрашивает Каз.
Я выгибаю бровь.
– Ты слишком мало в себя веришь. Мир довольно горькое и жестокое место. Поэтому каждому из нас приходится сделать выбор, какими мы будем и как поступить с тем, что нам дано. И насколько я тебя знаю, ты обладаешь пылкостью и преданностью, которые нельзя унаследовать или перенять от кого-то. Они появляются из безграничного доверия и бескорыстного самопожертвования. Поэтому тебе стоит благодарить за эти качества только саму себя.
Я просто не знаю, что сказать, поэтому смотрю на него, пытаясь увидеть то, что он разглядел во мне… и вдруг понимаю, что он видит меня с совершенно другой стороны, несмотря на мои неудачи и слабости. А ведь Каз видел меня в самых худших проявлениях.
– Если ты будешь говорить так со своими подданными, они последуют за тобой хоть на край света, – с улыбкой, слегка сбиваясь, говорю я.
Он усмехается и застенчиво потирает затылок.
– Обычно я не испытываю подобного вдохновения.
Бастьен появляется из спальни гвардейцев бесшумно, как дикая кошка. Но даже если бы он топал, я бы ничего не услышала, находясь под впечатлением от слов Каза. В руках Бастьен держит кучу одежды и ботинок.
– У меня получилось, – объявляет он на случай, если мы не заметили.
А затем кивком указывает на шкаф, где мы можем переодеться.
Я лезу первая. В темноте приходится повозиться с пряжками на плохо севших кожаных латах. Поверх них я натягиваю тунику, а затем шлем. Бриджи обтягивают бедра, зато мешковато смотрятся ниже. Я решаю не надевать их и ботинки совсем не подходящего размера, а остаюсь в легинсах и кожаных туфлях, которые одолжила мне Жюли. Наконец, я застегиваю свой пояс поверх туники и опускаю его чуть ниже талии.
Я выбираюсь из шкафа и пожимаю плечами:
– Вроде неплохо.
Бастьен фыркает от смеха, а Каз усмехается.
– Тебе идет, – говорит он, а затем проскальзывает мимо меня, чтобы следующим сменить одежду.
Как только парни переодеваются, мы выскальзываем из казарм и шагаем по двору уверенной походкой гвардейцев. У каждого из нас в ножнах свое оружие. Я спрятала костяной нож, Бастьен – нож своего отца, а Каз – украшенный драгоценными камнями кинжал Тренкавелей.
Каз ведет нас к двери, напоминающей вход для слуг и спрятанной за большой башней. Мы заходим в склад, который заполнен множеством закупоренных бочек и мешками с зерном. Оттуда мы проходим по нескольким разветвляющимся коридорам, пока не добираемся до узкой башни, в которой расположена винтовая лестница. На полпути вверх мы натыкаемся на Скованного. Я быстро обгоняю Каза и вытаскиваю из-под туники ожерелье с костями благодати. Мужчина шипит и, развернувшись, убегает от нас.
По пути на третий этаж, где расположены королевские покои и частная библиотека, мы встречаем еще несколько душ, но все они из Освобожденных. Возможно, Скованные боятся Одиву не меньше, чем меня.
Мы с Бастьеном ждем у дверей библиотеки, пока Каз собирает книги о Белине и Гаэль. Несколько Освобожденных останавливаются неподалеку от нас, перешептываясь между собой. Большая часть из них – погибшие гвардейцы. Только я открываю рот, чтобы разогнать их, как Бастьен решает начать разговор:
– Вы с Казом… – Он переступает с ноги на ногу, а затем чешет подбородок, внимательно смотря на меня. – Он тебе, ну, знаешь, нравится?
Я едва сдерживаю фырканье:
– Нравится ли он мне?
Бастьен ухмыляется и толкает меня в плечо, как не раз это делал на моих глазах с Марселем.
– Забудь.
Каз возвращается с мешком, в котором угадываются как минимум три книги. А еще с двумя украшенными драгоценными камнями кубками и бутылкой вина.
Бастьен тихо присвистывает:
– А я думал, у вас там библиотека.
Каз передает ему кубки и вино.
– Если мне удастся вновь занять трон, я с радостью проведу тебе экскурсию по замку.
Бастьен ухмыляется:
– Договорились.
Мы оставляем Освобожденных позади и шагаем к комнате, в которой, скорее всего, находились покои короля Дюранда. Каз рассказывал нам планировку замка перед тем, как мы отправились сюда. Приближаясь к двери, мы замедляем шаг. Я пытаюсь уловить, что происходит за ней, но ничего не слышу. Дверь приоткрыта, поэтому я подкрадываюсь и заглядываю внутрь. Да и с помощью инфракрасного зрения гадюки не улавливаю ни единого живого существа. В комнате никого нет.
Я киваю Бастьену и Казу, после чего мы заходим внутрь. Если бы Одива и Годарт находились здесь, мы бы отправились в комнату совещаний – Каз предположил, что они часто бывают там, – но пока все складывается в нашу пользу. «Прошу, Элара, продли нашу удачу».
Каз ведет нас в гостиную, примыкающую к спальне. Перед камином стоят два кресла, а между ними расположился лакированный столик. Каз быстро подзывает Бастьена. Нам нужно поторопиться. Вряд ли у нас в запасе много времени, пока мама не почувствует мое присутствие и не придет сюда… Конечно, мы рассчитываем на это, но сначала нужно подготовиться к встрече.
Бастьен ставит кубки на покрытый лаком стол и наполняет их красным вином. По словам Каза, любой вышколенный слуга, принес бы два кубка, прекрасно зная, что королева будет сопровождать нового короля.
Каз передает Бастьену мешок с книгами и достает из кармана носовой платок. Он откидывает два края в сторону и достает стеклянный флакон, в котором содержится яд. У него такой темный и противный цвет, что даже сводит живот.
Каз безуспешно пытается откупорить пробку.
– Дай мне, – говорит Бастьен.
Каз качает головой:
– Почти получилось.
Но тут мой шакалий слух улавливает шаги в коридоре.
– Кто-то идет сюда, – шепчу я. – Это могут быть они.
Каз продолжает сражаться с флаконом. Бастьен нервно расхаживает по комнате. А я кусаю губы. Наш план с каждой минутой кажется все более безрассудным. С чего мы вообще решили, что сможем это сделать?
Шаги уже у самых покоев. А до дверей в гостиную всего пара шагов. И они обе открыты.
Я даже не осмеливаюсь предупредить парней. У матери прекрасный слух, а еще усиленные инстинкты, когда дело касается дочерей. Я тянусь за флаконом, чтобы открыть его самой. Но Каз неправильно понимает меня и поспешно толкает в ладонь носовой платок, чтобы освободить руки. Вот только я никак этого не ожидала. И едва успеваю подхватить уголок ткани. Но противоядие выскальзывает. Падает на каменный пол. И разбивается вдребезги.
Сердце пропускает удар. Я бросаю панический взгляд на Каза. А ему как раз удалось откупорить пузырек с ядом. Выхватив его из рук Казимира, я одними губами говорю ему: «Прячься!»
Он бросается к портьерам у окна напротив камина. Бастьен ныряет за большой сундук в углу за дверью. Я же дрожащими руками наливаю яд в оба бокала. У нас ничего не получится. Мать тут же почувствует присутствие Каза и Бастьена. Мы планировали, что они ускользнут отсюда до того, как Одива и Годарт вернутся сюда. Меня тоже не должно было быть здесь, но я хотя бы могу постоять за себя.
Я прячу пустой пузырек в карман, а затем наступаю на осколки, чтобы спрятать их. И в следующее мгновение большая фигура заслоняет проем между комнатами, замирает там на мгновение, а затем медленно заходит внутрь.
– Ну здравствуй, дочь, – говорит Годарт.
31. Аилесса
Я стою, вытянув руки в разные стороны, между Сабиной и ее отцом в тщетной попытке оградить их друг от друга. Я видела, на что способен Годарт с благодатями моей матери. И не сомневаюсь, что он все еще может ими воспользоваться, хоть и пришел один.
Сабина стоит, вытянувшись по струнке, на разбитом флаконе с противоядием, боясь даже пошевелиться. Я удивлена, что Годарт так быстро узнал ее в гвардейской форме и с убранными под шлем волосами, ведь они виделись всего один раз на мосту душ.