– Неужели ты не хочешь поприветствовать своего отца?
Он делает два уверенных и широких шага в гостиную.
Сабина медленно разжимает кулаки:
– Прости. Добрый вечер, о-отец.
В его взгляде, направленном на нее, читается легкий интерес.
– Что привело тебя в мой замок, да еще и в таком виде?
Когда Годарт произносит «мой замок», от окна, где за портьерами прячется Казимир, доносится шорох. Я мысленно молю Каза не двигаться. Если Годарт воспользуется шестым чувством, то ощутит его присутствие в комнате. К счастью, Бастьен, кажется, даже дышит через раз за сундуком. Сабине необходимо заставить отца выпить яд, и неважно, есть противоядие или нет. Я уже несколько часов слежу за друзьями, поэтому прекрасно знаю их планы.
– Мне пришлось переодеться, – отвечает Сабина. – Я уже как-то пробиралась в Бо Пале, и стражники знают меня в лицо. Поэтому я побоялась, что стражники схватят меня или убьют до того, как мы сможем увидеться. Я в отчаянии. Аилессы больше нет. И мне не к кому обратиться.
Я слегка расслабляюсь. Сабина говорит вполне убедительно. Я недооценила ее умение лгать. Возможно, ей помогает в этом благодать золотого шакала.
Годарт подходит ближе. И я отступаю в сторону, хотя он бы ничего не почувствовал, даже если бы прошел сквозь меня.
– Почему ты не можешь пойти к своей famille? – прищурив глаза, спрашивает он.
Сабина опускает голову:
– Меня изгнали.
– Мою дочь изгнали? – Он хмурится, словно его гордость задели. – Одива сказала, что объявила тебя своей наследницей.
Сабина натягивает жалкую улыбку.
– Так и есть, но она не сказала им, что еще и моя мать. А я тоже скрыла это от них. – Она вздыхает. – Я слишком много секретов скрывала от них. Поэтому лишилась их доверия. И уже ничего не вернет его.
– Женщины, – усмехается Годарт. – Все они настоящая свора. Стоит предать одного, как они считают, что ты предал их всех.
Ох, как же я его ненавижу.
Глаза Сабины сверкают от ярости, но она быстро отводит взгляд, чтобы он ничего не заметил.
– Есть лишь одна необыкновенная женщина, – продолжает Годарт, – и она посрамит любую. Тебе повезло, что в твоих венах течет ее кровь.
Сабина вздергивает подбородок.
– Надеюсь, однажды я скажу, что мне повезло, что в моих венах течет твоя кровь.
Он приподнимает бровь:
– Однажды?
– Сначала мне нужно простить тебя. – В этот раз Сабина даже не пытается скрыть свой гнев, но тут же быстро скрывает его за печалью, которая слышна в ее прерывающемся голосе. – Ты здесь, потому что Аилессы больше нет и никогда не будет рядом.
– О, Сабина, – шепчу я и кладу руку ей на плечо.
Ее губы приоткрываются, а взгляд начинает метаться по комнате. Я напрягаюсь. Неужели она меня слышала?
В дверном проеме появляется фигура. «Скорее всего, пришла наша мать», – решаю я. Но в комнату заходит мужчина с кузнечным молотом в руках. И вижу его только я.
Отступив от Сабины, я поднимаю руки.
– Я не спасала ее, Форжерон. А лишь произнесла ее имя.
Черты его лица такие же жесткие, как звено цепи, что он мне дал, когда я помогла Казу.
– Ты уже позабыла, о чем тебе рассказывала Эстель?
В первую секунду я не понимаю, о чем он говорит, но затем у меня перехватывает дыхание. «Имена – это песни души, – сказала Эстель. – Они удерживают Свет Элары».
Так вот почему Сабина услышала меня, когда я произнесла ее имя? Благодаря Свету?
Но почему сейчас? Ведь я не раз произносила ее имя в Зеркалье.
А также Каза и Бастьена. И никто из них до этого меня не слышал.
Годарт молчит, размышляя о Сабине. Дочери, которую не смог вырастить. Как и любой из отцов Леурресс.
– Ты не только наследница своей матери, но и моя, – наконец говорит он. – А в таком союзе мог родиться только ребенок с невероятным потенциалом. Если ты захочешь, Сабина… если покажешь силу своей крови и забудешь прошлое, то я помогу тебе стать неукротимой. Ты больше не будешь оплакивать свою жизнь или тех, с кем жила в Шато Кре. Конечно, если ты пришла именно за этим. – Взгляд его таких похожих на ее глаз останавливается на ожерелье с костями благодати, и Годарт приближается еще на шаг. – Чтобы тебя приняли в новую семью.
Сабина прикусывает губу, обдумывая его предложение. Я украдкой бросаю взгляд на Форжерона. Он еще не ушел. А медленно расхаживает вдоль стены.
– Откуда мне знать, что я могу тебе доверять? – спрашивает Сабина.
– Неужели слово великого короля не вызывает доверия?
– Пожалуй. – Она пожимает плечом. – Но когда Леурресса заключает договор, она скрепляет его кровью.
Годарт одаривает ее ироничной усмешкой:
– В тебе уже течет моя кровь, дочь.
– Верно.
Она поджимает губы, и тут ее взгляд падает на бокалы. На ее лбу проступает испарина, когда Сабина поднимает один из них и протягивает отцу.
– Тогда предлагаю скрепить договор вином.
Ее сообразительность вызывает у меня улыбку. А на лице Годарта появляется усмешка, ироничная и в то же время хитрая. Он не берет бокал из рук Сабины. А поднимает тот, что остался стоять на столе. При этом движении его свободный ворот слегка опускается, открывая маленький череп, свисающий с кожаного шнурка вокруг шеи.
У меня невольно расширяются глаза. Это же череп огненной саламандры Сабины.
В следующее мгновение он выпрямляется, а шнурок скрывается под тканью, но я успеваю заметить темно-бурые пятна на белой кости. Кровь Сабины.
Я вновь смотрю на Форжерона, и меня охватывает тревога. Он бы давно ушел, если бы не считал, что я вновь вмешаюсь в жизнь живых. Если бы не считал, что Сабину нужно спасать.
Я быстро осматриваю комнату. Но здесь нет ни одной Освобожденной души. Некому предупредить Сабину об опасности. Но какой именно? Что Годарт задумал?
Он салютует кубком Сабине. А она приподнимает свой. Я стою рядом с сестрой, наблюдая за каждым ее движением своим соколиным зрением. «Она не выпьет яд», – успокаиваю себя. Только поднесет край кубка к губам. А затем дождется, когда он сделает глоток.
По спине расползаются мурашки от шестого чувства. Форжерон подходит ко мне почти вплотную.
– Отойди, – говорю я. – Я ничего не сделала.
Годарт подносит кубок ко рту и замирает на мгновение. Сабина поступает так же.
Все мышцы напрягаются. Выпей яд, Годарт!
Форжерон смотрит в район поясницы короля и хмурится. Я обхожу Годарта и вижу, как он вытаскивает заткнутый за пояс нож.
– Сабина, беги! – ахнув, кричу я.
Она прижимает кубок к губам. И, конечно, меня не слышит.
– Мы предупреждали тебя, девчонка, – рычит Форжерон.
Но я не обращаю на него внимания. Он не может заковать меня в цепи. Пока не может.
– Сабина, послушай меня, – отчаянно прошу я. – Это Аилесса. Твой отец собирается убить тебя.
Годарт прижимает бокал к губам, но пока не делает глоток. А второй рукой отводит нож назад для удара.
– Сабина! – мой крик эхом разносится по Зеркалью.
Она поднимает кубок чуть выше. Вино смачивает ее сжатые губы.
– Осторожней! – Я хватаю ее за руку, но сестра этого не чувствует.
Но должна помнить предупреждения Каза о том, насколько это сильный яд.
Годарт откидывает кубок. А затем бросается к ней с ножом со скоростью филина.
– САБИНА!
Ее глаза распахиваются. Она видит нож. Чувствует, как клинок режет ей горло. И резко втягивает воздух. А вместе с ним в рот заливает вино.
– Нет! – кричу я, когда она отбивает нож отца своим кубком.
Ее движения практически так же быстры, как у отца.
Он вновь тянется к ее шее, но в этот раз голыми руками. Сабина давится вином и пытается его оттолкнуть. Годарт прижимает ее спиной к одному из кресел. Сестра кашляет от нехватки воздуха. И глотает вино.
Merde, merde, merde. Противоядия не осталось. Годарт добирается до ее ожерелья с костями благодати. И тянет кулон из кости золотого шакала.
Шестое чувство буквально прошибает меня. Бастьен выскакивает из-за сундука с ножом в руке. А из-за занавески появляется Каз со своим кинжалом. И они вместе бросаются к Годарту.
Ему приходится выпустить кость благодати, чтобы уклониться от удара Бастьена, но уже в следующее мгновение он пинает его в живот. Как только Бастьен отлетает назад, Годарт поворачивается к Казу… но тот успевает пырнуть его кинжалом в бок. Он резко втягивает воздух, а затем на его лице расплывается медленная улыбка. Ему не страшна эта рана. Ведь она быстро затянется благодаря черепу саламандры Сабины.
Я застываю, когда до меня вдруг доходит. Сабине не нужно противоядие. Ей просто нужно вернуть череп.
Сестра соскальзывает на пол. И вся сжимается. Глаза Каза наполняются беспокойством. Но он не может броситься к ней. Годарт кружит вокруг него, провоцируя на новую атаку.
Я подбегаю к Бастьену. Он согнулся пополам и пытается прийти в себя.
– Мне нужна твоя помощь, Бастьен!
Я опускаюсь на колени рядом с ним. Форжерон хмурится, когда я произношу имя Бастьена, но мне плевать на это, даже если он даст мне второе звено цепи. Я не могу позволить Сабине умереть.
Бастьен никак не реагирует на мои слова. Сабина стонет и корчится на полу. Каз замахивается кинжалом, чтобы ударить Годарта, но тот легко уворачивается от него.
– Ты пришел, чтобы умереть, мальчишка? – насмехается Годарт.
– Бастьен! – я хватаю его за руку, но не сдвигаю даже на сантиметр.
Думай, Аилесса. Почему Сабина услышала меня, когда я произнесла ее имя? Меня не захлестывали паника и отчаяние. Я была совершенно спокойна и сосредоточена. А еще думала о ней с любовью, как о настоящей сестре.
Я закрываю глаза, чтобы отгородиться от насмешек Годарта и всхлипов Сабины. А затем вспоминаю, как Бастьен пригласил меня танцевать под стеклянным куполом, через который лился лунный свет. Как он впервые посмотрел на меня без осуждения, когда говорил о своем отце. Как согласился остаться друзьями, хотя это создавало пропасть между нами. И теперь мне придется преодолеть эту пропасть, чтобы он услышал меня.