orvande, но, уверена, они тоже замерли.
Перевозчицы быстро приходят в себя и обводят взглядом берег. А затем одна душа – изможденный Освобожденный старик – делает маленький шаг назад. И это короткое движение вызывает волнения среди мертвых. Они вновь устремляются к скалам. Даже те, кто уже находится в море. Кто-то начинает бежать. Воздух наполняют панические крики. И вскоре вновь воцаряется хаос. Души спешат покинуть залив.
Только не это. Сегодня ночью удалось переправить множество душ, но примерно сотня все еще в мире живых. Перевозчицы пытаются удержать их, собрать вместе. Мимо меня проносится Скованная. Я инстинктивно тянусь к ней, но меня отвлекает пронзительный визг.
Серебряная сова здесь. Она кружит над Казом. И бросается на Годарта. Его лицо уже исполосовано ее когтями. И в этот раз она целится ему в правый глаз. Взвыв, он закрывает его ладонью.
– Годарт! – восклицает мать и бросается к нему, оставляя Сабину.
– Пошли, Аилесса! – Бастьен хватает меня за руку. – Если Каз умрет, погибнешь и ты.
Ветер холодит грудь из-за проступившей испарины, пока мы мчимся по берегу. Колено никак не напоминает о себе с тех пор, как я выбралась из воды. Мне казалось, что травма вернется, когда я пройду через Врата Тируса, но перелом сросся. Боли нет.
Я втягиваю воздух, чтобы успокоиться. Я смогу одолеть свою мать. И одолею. Мы одолеем.
Я ускоряюсь, увидев, что она уже добралась до Годарта. Его глаз покраснел от крови, а серебряная сова вновь пикирует вниз. Мама хватает сову за лапу и отшвыривает в сторону. Сова кувыркается в воздухе и падает на мелководье.
Но это же священная птица Элары. Мать восстала против богини.
Приходится снова прибавить шагу. Потому что мать и Годарт вот-вот нападут на Каза.
Сабина бросается ко мне. В ее глазах паника. Она промокла от дождя и вся дрожит.
– Прости, Аилесса. Прошу, прости. Это я виновата в том, что Одива сломала флейты. Я промедлила и…
Я обнимаю ее.
– Тише, тише.
Я всегда так успокаивала ее в детстве, когда она просыпалась ночью от очередного кошмара. Когда ей снилось, что еще одна Леурресса умерла из-за того, что не смогла убить своего amouré. А затем она клялась, что никогда не станет проходить обряд посвящения, чтобы стать Перевозчицей.
– Я здесь. Все хорошо.
Но это не так. И никогда не было хорошо. Но лишь Сабине хватило чуткости понять это. Она оказалась единственной, кто по-настоящему принял Свет Элары. Задолго до того, как я научилась взывать к душе с его помощью.
Волоски на коже встают дыбом. Свет. Вот ответ на наши проблемы. Я отстраняюсь от Сабины и крепко сжимаю ее плечи ладонями.
– Тебе не нужна флейта. У тебя есть голос. Открой Врата снова. Ты же знаешь песню сирен.
Она недоуменно смотрит на меня.
– Ничего не получится. Я не могу просто спеть мелодию песни сирен.
– Можешь. Свет Элары способен проникать в царство Тируса. Именно благодаря ему я смогла разговаривать с Бастьеном. Никто в нашей famille даже не представляет, на что способен Свет. И Одива не хотела, чтобы мы это узнали. Ей выгодней, чтобы мы зависели от Тируса. – Я потираю плечи Сабины, чтобы приободрить ее. – Обратись к Свету внутри себя. И спой песню сирены.
Она прижимает руку к ожерелью с костями благодати, которые выпирают под тканью платья. И на ее лице появляется сомнение.
– Ты сможешь это сделать.
Я быстро целую ее в щеку. Нужно поторопиться, чтобы помочь Казу. Серебряная сова все еще барахтается в воде. А мать уже достала костяной нож и кружит вокруг моего amouré.
– Никто в нашей семье не чувствует Свет, как ты. Ты должна была стать matrone.
Сабина сглатывает.
– Ты действительно так думаешь?
– Да.
И я действительно так думаю. Надеюсь, моей мимолетной улыбки достаточно, чтобы убедить ее в этом. Я вкладываю в нее всю любовь и искренность, какие могу отыскать в сердце, а затем подхватываю ее посох и несусь вперед. Бастьен догоняет меня, и я хватаю его за руку.
– Подожди! – кричит Сабина. – Даже если мне удастся спеть песнь сирены, как вытащить Освобожденных из Подземного мира? Мы же должны вместе соединить Врата.
Я не останавливаюсь ни на мгновение. А просто кричу через плечо:
– Спой новую песню. И позови Перевозчиц. Они ведь дочери Элары, как и мы. Их Свет очень силен. – Остается надеяться, что, объединившись, они станут сильнее Тируса. – Я присоединюсь к вам как только смогу.
И как только сделаю это, нападу на бога Подземного мира, как он напал на свою невесту, выкрав Освобожденных из ее царства. А затем потребую, чтобы он забыл о своих планах и перестал требовать кровавых жертв.
Бастьен смотрит на меня, пока мы мчимся вперед.
– Ты говорила, что у нас получится дать отпор твоей матери… я готов.
Я киваю и делаю глубокий вдох, чтобы сосредоточиться. А затем тянусь к Свету Бастьена, к песне его души, которая звучит в сердцах тех, кто готов не только дарить любовь, но и принимает ее.
Нахмурив брови, я пытаюсь дотянуться до него. Желудок стягивает от напряжения, а ноги слегка подрагивают от осознания, что я собираюсь сразиться с собственной матерью. Но стоит мне прошептать имя Бастьена, как все мое внимание сосредотачивается на тлеющих у него внутри угольках. Я раздуваю их собственным Светом и делюсь всем, что имею. И для этого не обязательно использовать кровь, кости или приносить жертву.
Выдохнув, я встречаюсь с ним взглядом.
– Ты их чувствуешь?
Он ухмыляется и сжимает мою руку с силой, которую явно получил от тигровой акулы. Теперь мы грозная команда, потому что разделяем мои благодати.
40. Сабина
Я спешу к кромке воды, откуда видно затопленный сухопутный мост, и прижимаю руки к стянутому беспокойством животу. Приливные волны плещутся у моих ног, пока тело цепенеет от ужаса. Спеть, чтобы открыть Врата? Я бы посмеялась, если бы ситуация не оказалась настолько ужасной.
Пернель замечает мое смятение и устремляется ко мне.
– Я видела, как Одива разбила флейту. Ты не виновата, Сабина. Не переживай об этом. Лучше помоги нам со Скованными. Они снова разбегаются.
Я стараюсь изобразить уверенность, которой не чувствую, и вздергиваю подбородок.
– Я знаю, как поднять Врата снова.
Пернель морщит лоб:
– Но это невозможно.
– Аилесса научилась этому, когда находилась в Подземном мире. – Что не совсем правда. – И рассказала мне.
Пернель бросает взгляд на Аилессу и Бастьена, которые пробираются к Одиве. Она на мгновение поджимает губы, а затем кивает своим мыслям.
– Все хорошо! – громко объявляет она другим Перевозчицам. – Сабина может призвать души обратно.
– Нет, не надо! – Я хватаю Пернель за руку. – Я хотела…
Хотела попробовать исполнить песню сирен без пристального внимания со стороны.
Но уже поздно. Ближайшие Перевозчицы уже выжидающе смотрят на нас. Некоторые из них, как Роксана, стоят в воде.
– Как ты собираешься призвать их? – подойдя ближе, спрашивает она с недоуменным видом.
Мне хочется спрятаться в раковине, в темной пещере или самом глубоком туннеле в катакомбах.
– Я собираюсь открыть Врата… спев песню сирен.
Роксана выгибает тонкую бровь дугой.
– Спеть?
Я молча киваю, чувствуя, как жар расползается по щекам.
Леуррессы быстро передают мои слова друг друг, и вскоре все тридцать Перевозчиц собираются вокруг меня. У некоторых, как и у Пернель, в глазах горит надежда. Но у большинства на лице написаны сомнения, как и у меня, но они все же подходят к нам. Никто не спешит на помощь Аилессе, Бастьену или Казу. Они слишком боятся нашей старой matrone и короля Годарта, который разделяет с ней благодати.
Сердце в груди бьется быстрее, когда я обвожу взглядом их. Полагаю, мне следует начать прямо сейчас. Я прочищаю горло… и начинаю напевать мелодию. А что мне еще делать? В песне сирены нет слов. Предполагалось, что ее нужно играть на костяной флейте, а не осквернять голосом самой молодой Перевозчицы в семье основателей Леурресс.
Пернель гладит меня по спине, отчего я чувствую себя ребенком.
– Думаю, тебе стоит петь ее громче, дорогая.
Я киваю, стараясь сдержать дрожь под проливным дождем. Мне не укрыться от пристального внимания – куда ни повернись, всюду натыкаешься на скептические взгляды, устремленные на меня, – поэтому я опускаю глаза и смотрю на ноги.
Как же трудно петь громче. Приходится широко открывать рот. Но мне удается озвучить мелодию долгим и протяжным «аааа».
Песня никогда не казалась такой длинной и неуверенной, хриплой и сбивчивой. Я слишком нервничаю, чтобы все получилось. И мне не удается передать навязчивой мелодии песни сирен. Если Скованные или Освобожденные слышали меня, они, скорее всего, лишь поморщились.
Когда песня заканчивается, я бросаю взгляд на темное море. Волны стихли. По поверхности воды расходятся лишь круги от капель дождя. И ничего не появляется там, где должны подняться Врата.
«Неужели ты и правда верила, что сможешь призвать божественные силы своим голосом?» – начинаю корить я себя.
Что бы ни узнала Аилесса в Подземном мире, это выше моего понимания. Я поворачиваюсь и бросаю на нее взгляд. Они с Бастьеном кружат вокруг Одивы, отводя ее от Каза и Годарта. Но судя по надменному выражению на лице матери, она не особо волнуется.
У меня вновь все сжимается внутри. Мне следует отправиться на помощь к друзьям. По правой руке Каза стекает кровь, и он прихрамывает. Нет смысла тратить силы на попытки открыть Врата. Но если этого не сделать, то Скованные останутся на свободе еще на две недели. А на моей совести останется еще больше смертей. Сколько душ винят меня в том, что я лишила их жизни? А сколько тех, кто даже не может ткнуть в меня пальцем, потому что лишились души?
– Попробуй еще раз, – просит Пернель.
Она пытается улыбнуться, но ее бровь нервно дергается. Пернель действительно верит в меня или я просто стала олицетворением остатков ее надежд? Ведь она своими глазами видела, как моя мать наплевала на богов и воскресила Годарта из мертвых. Как она убила Мориль и как сломала обе флейты. Пернель видела, как Скованные вновь и вновь сбегают от Перевозчиц. И уже почти не осталось надежды спасти то, ради чего моя