Я не разбираюсь в тонкостях темной магии, но ясно одно – можно рассчитывать на честный бой. По крайней мере, Казу.
Одива бросается на Аилессу с костяным ножом. Ее вновь охватила ярость. А значит, игры закончились.
Аилесса взмахивает посохом, чтобы блокировать ее удар. Но Одива перепрыгивает через него и разрезает Аилессе предплечье. Она ахает и бросает оружие. Я несусь к ним, смотря, как из раны хлещет кровь. Merde, видимо, порез глубокий.
Одива откидывает с лица прядь черных волос, с которых капает вода.
– Не такой судьбы я тебе хотела.
– Нет. – Аилесса зажимает окровавленную руку. – Ты хотела, чтобы я провела вечность в Подземном мире.
Одива пожимает плечом:
– Зеркалье почти ничем не отличается от реального мира.
– Хватит оправдываться! Ты не раздумывая принесла меня в жертву, прекрасно зная, что я стану Скованной.
– Но ты же здесь.
Сморщив нос, Одива обводит взглядом Аилессу с головы до ног. Если она и питала любовь к дочери, то от нее ничего не осталось. Теперь ее наполняет лишь ненависть.
– А значит, моя перворожденная дочь, мне придется убить тебя собственными руками.
Аилесса нащупывает свой посох. Из-за раны она стала медлительнее. Я пытаюсь добраться до нее, но благодаря силе ночной вечерницы Одива быстрее. Она ударяет посохом по боку Аилессы… и воздух пронзает тошнотворный хруст сломанных ребер. Аилесса, корчась, падает на песок.
– Аилесса! – Кровь вскипает в венах.
Я перевожу яростный взгляд на Одиву.
Она умрет. Уж я-то позабочусь об этом.
Я бросаюсь на нее, яростно нанося удары отцовским ножом. Но она успевает подставлять посох, блокируя каждую атаку.
– Я убью тебя, мальчишка. – Ее черные глаза пусты, в них нет ни жизни, ни Света. Только тьма. – Так же, как моя famille убила твоего жалкого отца.
Грохот сердца отдается в ушах.
– Не смей говорить о его смерти.
На ее лице появляется ухмылка.
– Хорошо.
Одива отбрасывает меня назад, и я приземляюсь на песок. А затем в мгновение ока втыкает посох рядом с моей головой, вытаскивает костяной нож и прижимает меня коленом.
– Тогда давай лучше обсудим твою смерть, Бастьен. Или приступим к действиям. – Она выставляет клинок напротив моего сердца. Капли дождя стекают по его острому лезвию.
– И в этот раз я удостоверюсь, что ты действительно умер.
42. Сабина
С благодатью серебряной совы Свет разгорается внутри все сильнее. Ночное небо светлеет… нет, это я лучше вижу в темноте, а еще у меня обостряется слух. Но явнее всего становятся заметны изменения моего настроения и поведения. Я бесшумно шагаю по песку, не чувствуя на плечах веса лжи и сомнений. Новые способности не изменяют меня, а ласково уговаривают меня принять себя и сильнее поверить в свои убеждения. И сейчас я готова передать эту уверенность другим.
Песня сирены льется из меня. Каждая нота звучит отчетливо и непоколебимо. Я вкладываю в них всю силу легких и своих убеждений. Хотя мне хочется верить, что это ярость Элары из-за тысячелетнего брака с богом-тираном.
Я отворачиваюсь от моря. Внутренний голос настойчиво говорит, что Вратам не нужен сухопутный мост, чтобы появиться. Я стану этим мостом. А Перевозчицы famille – его нерушимые опоры. Мы словно факелы Света Элары сияем во тьме. Мы – дочери богини.
В центре нашего круга из песка вырываются два сверкающих столпа пламени. Они изгибаются в небесах и образуют пятиметровую арку.
В груди вспыхивает благоговейный трепет. Это Врата огня – недостающий элемент, про который говорил Марсель. Или, точнее, последний элемент, который мог бы создать дверь в Загробные миры.
Ливень обрушивается на пылающую арку, но огонь не шипит и не гаснет. Он стабилен как ветер, который вырывался из темноты под подземным мостом и удерживал светящуюся пыль, или как темная волна, которая поднялась над водой и застыла на одном месте. Я поворачиваю голову и вижу, что врата Элары тоже открылись. И сквозь них видно мерцающую серебром лестницу, тянущуюся к Ночным Небесам.
– Спойте со мной, – говорю я Пернель и Роксане.
– Но мы не знаем песни сирен, – возражает Пернель.
– Да и Врата уже открыты, – добавляет Роксана.
Серебряная сова опускается рядом с Вратами огня. Ее перья моментально высыхают от его пульсирующего жара. Она поворачивается мордой к Подземному миру Тируса, распахивает крылья и опускает кончики передних перьев к песку. Это боевая стойка. Сова готова сражаться за то, чтобы Освобожденные вернулись домой.
– Эларе все еще требуется наша песня, – говорю я Пернель и Роксане. А затем поворачиваюсь к остальным Перевозчицам. – Ей нужны наши Свет и сила.
Леуррессы подходят ближе и становятся у меня за спиной.
На их коже проступают синяки и порезы, а одежда промокла от крови и дождя, но они все равно выглядят стойкими и благородными. Моя объединившаяся famille.
Я вновь начинаю петь, но в этот раз из груди рвется новая песня собственного сочинения. И хоть в ней нет ни единого слова, она выходит задорной. Я вкладываю в нее все, во что верю больше всего: человеческое достоинство, уважение к жизни, сестринство, преданность.
Перевозчицы одна за другой начинают подпевать мне, повторяя ритм и запоминающиеся ноты. Но затем их голоса становятся увереннее. Они добавляют в песню свои ноты и звуки, которые вместе создают гармонию. Наш напев нарастает, и он прекраснее, чем любая из песен сирен, исполняемая на костяной флейте. И намного мощнее, чем гневная песня, что звучит из Подземного мира, пытаясь заглушить нас.
Я беру Пернель за руку. А она сжимает руку Роксаны. И вскоре все тридцать две Перевозчицы объединяются в одну линию. Мы с Шанталь оказываемся по краям. Я – почти у самых Врат огня, а она у входа в Рай. Видимо, она и сама понимает, что нужно делать дальше, потому что хватается за украшенную завитками перекладину лестницы Элары. А я неуверенно поворачиваюсь к ревущей огненной арке, жар которой обжигает мне лицо.
Серебряная сова взмывает в воздух и хлопает крыльями, убеждая меня, что я не пострадаю.
Я стискиваю зубы. Наш Свет сильнее твоего пламени, Тирус.
А затем прижимаю ладонь к огненному столбу.
Огонь обжигает и кусает кожу, но вполне терпимо. Я продолжаю петь вместе с сестрами, и мы начинаем светиться chazoure. Серебряная сова проносится у нас над головами с торжествующим криком. Проход между Подземным миром и Раем открыт. Освобожденные души рвутся из Врат огня, словно ядро из пушки. Они накатывают волна за волной, крича от счастья.
К ним присоединяется множество душ, стекающихся со скал и из пещеры на берегу. Скованные и Освобожденные, застрявшие в мире живых. И сейчас открытые Врата зовут их в Загробные миры.
– Кому-то нужно выйти из цепи и переправить их, – кричу я Леуррессам. – А остальные будут поддерживать связь.
Роксана, Надин, Дольсса и еще одиннадцать Перевозчиц по очереди выступают вперед, дожидаясь, пока стоящие по бокам от них Леуррессы соединят руки. А затем подхватывают свои посохи и направляют к Вратам приближающиеся души.
Я вижу красивую женщину, сияющую chazoure, с браслетом из зубов дельфина. Она медленно шагает по пляжу вместе с другой Освобожденной. Из горла вырывается всхлип, когда я понимаю, что это Мориль, погибшая в подземной пещере.
Дамиана обхватывает ее за плечи и аккуратно подводит к вратам в Рай. Слезы наворачиваются на глаза. Мне бы хотелось переправить ее, но я рада, что теперь она обрела покой. Прежде чем пройти через серебристые Врата, она поворачивается ко мне, и на ее лице появляется улыбка.
– Будь сильной, дитя, – говорит она и скрывается в серебристом мерцании.
Я делаю глубокий вдох и продолжаю петь вместе с сестрами. Песня нарастает, ритм ускоряется, и появляются яростные ноты. Это наше требование, чтобы Тирус выпустил все до единой души, принадлежащие Эларе, всех Освобожденных, из своего царства. И они нескончаемым потоком выбираются из огненных Врат со слезами облегчения.
В груди зарождается надежда. А то, что Мориль переправилась в Рай, кажется хорошим знаком. Мы победим. Осталось совсем немного.
Небо сотрясает раскат молнии. И мой взгляд устремляется к берегу, где сражаются мои друзья. Но из них стоит лишь Аилесса. Бастьен скорчился у ее ног. А Каз…
Сердце пропускает удар.
Каз лежит на пропитанном кровью песке.
43. Аилесса
В тринадцати метрах от меня Каз пытается подняться из лужи собственной крови. Чтобы тут же встретиться лицом к лицу с Годартом. Не знаю, как он нашел в себе силы так долго противостоять ему. Да, король больше не пользуется благодатями моей матери, но он все еще силен. Каз оказался тяжело ранен еще до того, как разбил череп саламандры, так что и после этого бой проходил не на равных.
Мне бы хотелось как-то ему помочь, но я не могу оставить Бастьена сражаться с моей матерью в одиночку. Он провалялся без сознания у моих ног больше минуты.
Очнись, очнись. На его левом виске синяк от удара посохом матери. Она едва не проткнула сердце Бастьена ножом – я едва успела ее оттолкнуть – и все еще намеревается его убить. Но сейчас ей мешают в этом восемь Освобожденных. Они бросились к Одиве, когда я позвала на помощь, но не смогут долго удерживать ее. Мать быстро отбивается от них, а зов Врат утягивает их прочь одного за другим.
У кромки воды Освобожденные переправляются из Зеркалья в Рай. Когда огненная арка появилась из песка, мать громко ахнула. А я едва не расплакалась. Я никогда так не гордилась своей сестрой, как в тот момент.
Бастьен наконец открывает глаза. Я облегченно вздыхаю. «Спасибо, Элара».
Я протягиваю руку, чтобы помочь ему подняться. Сломанные ребра болят, а мать играючи отбивается от последних трех Освобожденных. Она хочет убить Бастьена, а затем и меня, можно не сомневаться в этом. Ведь его смерть добавит мне страданий. Одива стала настоящим чудовищем и совсем не похожа на ту женщину, которой я когда-то восхищалась в детстве. Но с меня хватит.