Бастьен целует меня вновь, но в этот раз так нежно и страстно, что начинает кружиться голова. Я прижимаюсь к нему, и наконец – наконец-то – остатки напряжения, давившего на меня последние месяцы, спадают.
Я отстраняюсь и невозмутимо смотрю ему в глаза.
– Я больше никогда не хочу быть твоим другом.
Бастьен морщит лоб.
– Нет, ты не так понял. – Я злюсь на себя. И на мысли, которые все еще путаются в голове. – Я хотела сказать, что мне не нравится быть твоим другом… но нравишься ты. На самом деле я люблю тебя. – Как там говорила Эстель Форжерону? – Ты – душа моей песни. – Я моргаю. – Песня моей души.
Бастьен смеется и вновь сжимает меня в объятиях.
– Прошу, не останавливайся. Я давно так не смеялся.
Я бью его по руке, и он смеется еще громче, а затем целует меня в щеку.
– Я тоже тебя люблю, – говорит он.
Я ухмыляюсь и обвожу взглядом берег в поисках Сабины. Но не нахожу ее там, где видела в последний раз. Мой взгляд скользит по Перевозчицам, и вдруг звон в ушах сменяется прекрасным переливом песни сирен Рая. В нескольких шагах от нас все еще мерцают Врата Элары. Серебряная сова, словно часовой, сидит перед ними, а ее мордочка в форме сердца обращена ко мне.
Она специально держит их открытыми? Но почему?
Я вновь обвожу взглядом берег и наконец нахожу свою сестру. Они с Казом стоят в нескольких метрах от нас у кромки плещущейся воды. Но они не одни, хотя Каз без костей благодати не видит две души из chazoure, стоящие рядом с ними. Одну из них я узнаю. Да и вторую тоже, хотя мы никогда не встречались, потому что у мужчины такой же уверенный подбородок и взъерошенная копна волос, как у Бастьена.
Я смотрю Бастьену в глаза цвета морской волны и с улыбкой нежно целую его.
– Не хочешь вновь разделить со мной благодати?
Он приподнимает бровь:
– Зачем?
Я делаю глубокий вдох и сжимаю его руки.
– Твой отец и Жюли все еще здесь. И, думаю, тебе захочется увидеть их в последний раз.
44. Бастьен
Я уже с десяток раз забывал, как дышать. Или думать. Или ходить. Но ноги сами несут меня к береговой линии.
Он здесь. Она вернулась.
Отец и Жюли.
Аилесса поделилась со мной благодатью сокола, и я вновь вижу мир в фиолетовых тонах, а еще сияющие души.
Сабина с Казом отходят в сторону, чтобы не мешать нам. Я перевожу взгляд между двумя людьми, которых любил больше всего в своей жизни. Сердце колотится как сумасшедшее. А в горле пересохло, несмотря на моросящий дождь. Я не знаю, что сказать. И кого обнять первым. А я вообще могу их обнять?
Наконец Жюли не выдерживает и закатывает глаза.
– Это все еще я, Бастьен.
Я смеюсь и смахиваю слезы со щек.
– Верно.
Она стискивает меня в объятиях. Как же хорошо, что к ней вновь вернулись силы. Ведь в последнее время Жюли сильно ослабла.
– Видишь? – говорит она. – Я знала, что могу доверять тебе. Ты вытащил меня так быстро, что я даже не успела прогуляться по Подземному миру и вляпаться в какие-нибудь истории.
Я фыркаю:
– Можешь не благодарить.
Она показывает на себя:
– Как я выгляжу в сиянии chazoure?
Я скольжу взглядом по ее заплетенным в косу волосам, блузке с глубоким вырезом, облегающим легинсам и высоким сапогам, которые переливаются разными оттенками.
– Словно готова навести шороху в Раю и надрать задницы всем парням, которые осмелятся назвать тебя Жюльен.
Она ухмыляется:
– Так и есть.
Но затем она вновь становится серьезной и теребит свой рукав.
– Можешь передать Марселю сообщение от меня?
Я медленно вздыхаю, потому что с трудом представляю, как сообщу ему эту новость.
– Конечно.
– Скажи ему… – Голос Жюли стихает.
Она не в силах говорить. И несколько минут переминается с ноги на ногу с опущенной головой. Но когда ее подбородок перестает дрожать, она вновь встречается со мной взглядом.
– Скажи ему, что из него выйдет отличный писец. И что я хочу, чтобы у них с Бердин родилось двенадцать детей, они растолстели и состарились вместе.
Я с улыбкой киваю ей. Это не сложно представить… как Марсель и Бердин живут в Довре в доме, переполненном книгами, в котором пахнет духами из роз и носится толпа детей.
– А ты? – Мой голос срывается. – Ты будешь счастлива?
Ее глаза блестят.
– Не сомневайся в этом ни на секунду. Я буду есть торты и спать в мягкой постели, и мне больше никогда не придется воровать. А еще рядом будет мой отец, Бастьен. – Она прикусывает губу и бросает взгляд через плечо на моего отца. – Так что позволю тебе насладиться общением с твоим отцом.
Она с важным видом отходит в сторону, а я поворачиваюсь к отцу и провожу рукой по мокрым от дождя волосам. Я снова начинаю нервничать. Потому что не знаю, как начать разговор. Восемь лет я тренировался, чтобы отомстить за него, но никогда не думал, что бы сказал ему. И даже представить себе не мог, что смогу еще хоть раз его увидеть.
Мы одновременно делаем робкий шаг навстречу друг другу, затем переносим вес на левую ногу и прячем руки в карманы. Я нервно хихикаю. Мы как отец и сын.
Я все еще не знаю, что ему сказать, поэтому просто смотрю на него, отчаянно стараясь запомнить все мельчайшие детали, которые умудрился позабыть за эти годы. Что у него слегка искривлена переносица. А на тыльной стороне ладони есть длинный шрам, наверное, неудачно ударил по зубилу молотком. Его волосы не такие густые, как мне казалось, а кожа под глазами тонкая и слегка обвисла. Он умер, когда на его лице начали появляться первые морщины, а я даже не осознавал этого. В моей памяти остался образ молодого отца, который мог бежать по полю, неся меня на спине. Человека, который мог лепить весь день и у него еще оставались силы рассказывать мне истории у очага каждый вечер.
– Ты долго мучился? – внезапно выпаливаю я.
Он склоняет голову набок:
– Что, прости?
– Когда тебя убили. – Губы дрожат. Я потираю их, но мне никак не удается успокоиться. – Ты долго му… – Горло сжимается.
Merde, опять душат слезы. И я не могу их остановить. Потому что больше всего на свете меня мучила мысль, что отец мучился, когда его ударили ножом.
Глаза отца наполняются болью.
– Бастьен… – Он вздыхает и качает головой. – Это лишь короткое мгновение среди миллионов других. И когда я думаю о своей жизни, то не вспоминаю свою смерть. – Он хмурит брови. – Надеюсь, у тебя остались и другие воспоминания.
Я вытираю рукой нос:
– Конечно остались. Я даже представить себе не могу более счастливое детство.
Отец с трудом натягивает улыбку. Неужели он мне не верит? Он подходит ближе и обхватывает мое лицо своими большими руками скульптора.
– Я благодарен за то время, что мы провели вместе. И невероятно горжусь тобой. Ты провел трудные юношеские годы, воспитывая себя… и заботясь о своих друзьях. Но я хочу, чтобы ты начал думать не только о выживании. – Он слегка склоняет голову, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза. – Спасибо, что ты приложил столько сил, чтобы почтить мою жизнь, сынок. Но я хочу, чтобы ты наслаждался своей.
Сделав вдох, я киваю со всей серьезностью.
– Понимаю. И обещаю, что так и сделаю.
Я оглядываюсь на Аилессу. Она стоит в нескольких шагах от нас. От ее нежной улыбки в груди разливается тепло.
– Отец, я хочу тебя кое с кем познакомить.
Она поджимает губы и, разгладив юбку, подходит к нам.
– Здравствуйте.
Я беру ее за руку и переплетаю наши пальцы.
– Отец, это Аилесса.
Он хитро улыбается мне:
– Она мне знакома.
– Что?
– Я все еще слежу за твоей жизнью, Бастьен. – Он скрещивает руки на груди. – И, конечно, присматриваю за вами.
– Ох. – Несколько страстных моментов всплывают в моей памяти, отчего начинают гореть уши. – Надеюсь, не все время?
Он ухмыляется и прижимает меня к себе. Я уже позабыл, насколько крепкие у него объятия. Отец практически раздавил меня своими сильными руками. Но мне не хочется, чтобы он отпускал меня.
– Я все жду, когда ты отведешь ее посмотреть на дельфинов, – говорит отец.
Он отстраняется и похлопывает меня по лицу.
Я чешу затылок:
– Ну, в последнее время у нее не так много времени.
Аилесса приподнимает бровь.
Отец смеется и протягивает ей руку. Но она смело шагает вперед и обнимает его.
– Осторожней, у нее сломаны ребра, – предупреждаю я, пока он не сжал ее слишком сильно.
Но отец нежничает с ней. И даже целует руку, когда она отступает, как настоящий джентльмен.
– Заботьтесь друг о друге, – говорит он, когда Аилесса встает рядом со мной.
Я обнимаю ее за талию, а она опускает голову мне на плечо.
И в этот момент, когда все кажется умиротворяющим и правильным, мимо нас пролетает серебряная сова и пронзительно кричит.
– Пора прощаться, – повернувшись ко мне, шепчет Аилесса.
Я делаю глубокий вдох. А затем обнимаю отца и Жюли в последний раз.
Аилесса тоже обнимает Жюли и шепчет:
– Спасибо за мою жизнь.
Мы провожаем их до Врат Элары и смотрим, как они вместе проходят через них.
А затем еще долго с Аилессой стоим под проливным дождем. Перевозчицы расходятся, но мы смотрим в ночное небо, пока не видим, как серебристые всполохи душ отца и Жюли не исчезают с последними ступенями лестницы в Рай.
Их покой дарует мне успокоение и чувство удовлетворения сильнее, чем месть.
45. Сабина
– Может, уже слезешь оттуда? – спрашиваю я Аилессу, стараясь не нервничать, пока она идет по узким перилам Кастельпонта.
Камни успели высохнуть под утренними лучами солнца – летние грозы наконец стихли, – но у меня не выходит из головы картинка, как она оступается и падает с высоты двенадцати метров в пересохшее русло реки. Конечно, приятно видеть Аилессу такой живой и самой собой, но…
– Знаешь, я не смогу залечить разбитую голову.