– Я впервые увидел Васина два дня назад, и, конечно, он вполне мог обратиться ко мне за помощью для того, чтобы отвести от себя подозрения. Но это нелогично, Ксения Александровна.
– Пожалуйста, называйте меня просто Ксения, – перебила она его.
– Хорошо, тогда и вы называйте меня просто Андрей, – согласился он. – Так вот, это нелогично, потому что если папка вернулась к владельцу, то убийство – слишком странный и жестокий способ наказать воровку. Ее было бы достаточно просто уволить. Ну, или заставить уехать из города. Но не убивать. Да и вряд ли работающая горничной в отеле девушка стала бы так запанибратски махать рукой его владельцу.
– А если именно Васин и был ее возрастным поклонником, с которым у нее был страстный роман? – тихо спросила Ксения. – Тогда он мог наказывать ее не за кражу, а за предательство.
– Все может быть, – неопределенно согласился ее спутник. Андрей. Она покатала это имя на языке, словно проверяя свою готовность произнести его вслух. Словно камушки перекатила, звонкие, весело ударяющие друг о друга. – Мы можем предполагать, что ее ждал заказчик, с которым Виктория была хорошо знакома. Либо Васин, которого она знала лучше, чем он признается. Либо кто-то еще. Некто третий. Так, мы пришли.
За разговорами они действительно прошли через парк, очутились на набережной и теперь медленно двигались от одной камеры к другой. Ксения показывала Погодину те устройства, которые смогла обнаружить утром. Сейчас, в темноте, сделать это, не зная, где именно они располагаются, было бы затруднительно. Правда, площадка у трех богатырей хорошо освещалась, там фонари стояли другие, яркие. А вот набережная была залита тем же тусклым светом, что и улицы, отчего берег и река внизу становились совсем не видны.
– Я вообще удивляюсь, что здесь каждый день кого-нибудь не убивают, – пробормотал Андрей. – Идеальное же место для преступления – ничего не видно.
Пройдя по набережной туда-сюда, они вернулись к спуску, ведущему к месту убийства, и направились по дорожке к скульптуре Говоруна, то самой, где располагалась выведенная из рабочего состояния камера видеонаблюдения. Ксении вдруг подумалось, что если ее починили, то их с Погодиным ночная прогулка вполне может вызвать подозрения. В тишине ночного города два пришлых чудака бродили взад-вперед, словно нарочно попадая в объективы видеофиксации. Странно они выглядели со стороны, очень странно.
Впрочем, когда она поделилась своими мыслями с Андреем, тот только махнул рукой.
– Мы не совершаем ничего противозаконного. Если нас спросят, скажем, что просто гуляли. Однако при нынешнем бардаке и всеобщем пофигизме я убежден, что наши с вами перемещения вообще никого не заинтересуют.
Перед Говоруном он остановился. Тут тоже было заметно светлее, поскольку фонари вокруг арт-объекта были установлены яркие, видимо для того, чтобы потенциальных вандалов можно было хорошенько рассмотреть. Оценив расположение камеры (да, сейчас она равнодушно смотрела прямо на них), он завертел головой, словно пытаясь что-то вычислить. Ксения руку бы отдала на отсечение, чтобы узнать, что именно.
Она тоже послушно осмотрелась вокруг. Дорожка, по которой они пришли с набережной. Вторая такая же, мощенная каменными плитками, уходящая в глубь парка. Чуть заметная тропинка, по которой, видимо, срезают путь те, кто не хочет делать крюк по дорожке. Стройные ряды кленов и берез, довольно старых, высаженных, видимо, в советские годы, когда разбивался парк. И среди них один огромный раскидистый дуб, шагах в пятнадцати от площадки, где они стояли. Так странно, как он сюда попал? Или рос здесь давным-давно, еще до того, как кто-то решил разбить рядом с рекой рукотворный парк из берез и кленов?
У окончившей Литературный институт Ксении дуб вызывал ассоциации с Пушкиным и Толстым. В нем должно было располагаться дупло, в котором прятали свою переписку Маша с Дубровским, а еще с таким дубом, наверное, разговаривал князь Андрей. Имя Болконского тут же заставило ее мысли метнуться совсем к другому Андрею, который сейчас отчего-то был похож на застывшего посредине серьезной охоты волка. Только что шерсть на загривке не щетинилась.
– Да, тот, кто нас интересует, ушел именно этой дорогой, – сказал он, поймав на себе ее взгляд. – Другого пути у него просто не было. Выведя из строя эту камеру, он ничем не рисковал, скорее всего, просто прошел под деревьями, выбрался из парка где-то в стороне, где припарковал машину, и уехал. Со всей очевидностью это говорит только о том, что убить девушку он спланировал заранее, потому что подготовился. Так что версия убийства с целью ограбления тут не прокатит. А вы о чем думаете?
– О князе Болконском и о Дубровском, – честно призналась Ксения, не вовремя вспомнив, что отца последнего тоже звали Андреем. Да что ж за напасть такая?
– Неожиданно. И почему при данных обстоятельствах вам в голову пришли два моих тезки?
Ксения невольно покраснела. Ну да. Скрыть свои мысли от этого человека решительно невозможно. Впрочем, ей тут же захотелось сбить с него спесь. Нечего думать, что мир, а вместе с ним и мысли Ксении Королевой крутятся вокруг его драгоценного имени.
– Из-за дуба, – небрежно сказала она, кивнув за свое плечо. – Он прямо какой-то книжный.
Он оглянулся и улыбнулся. От его улыбки действительно становилось светлее. Удивительный человек, удивительный.
– Да, понимаю, – согласился он. – Это очень старое дерево. По крайней мере, когда я был школьником, оно уже было таким же мощным и крепким. Мы в мае после школы любили бегать на реку купаться, хотя, разумеется, нам это было строжайше запрещено, и в имеющееся в нем дупло закидывали свои школьные ранцы. Так что понимаю, почему вам в голову пришла ассоциация с Дубровским.
Значит, дупло все-таки есть. Ксения немного приободрилась.
– Вы закончили? – спросила она. – Мы можем возвращаться?
– Да, больше мы, к сожалению, все равно ничего тут не узнаем. Пойдемте.
– И что дальше?
– Дальше? Думаю, что я сосредоточусь на просьбе Васина. Он наверняка знает, кто из его конкурентов мог заказать кражу документов из офиса. Попробуем зайти с этой стороны. Во-первых, так мы сможем побольше узнать о последних днях жизни Виктории Угловской, а во-вторых, найти людей, которые влезли в вашу квартиру.
Выражение его лица явно не сулило этим людям ничего хорошего.
– Зачем? – спросила Ксения.
– Мне кажется, они немного задолжали как Васину, так и вам. Ладно, это планы на завтра, а сегодня пора вернуться домой. Если я правильно понимаю, то утром вы вскочите ни свет ни заря, чтобы накормить вашу дочь перед работой завтраком.
– В заботе о близких нет ничего плохого, – мягко сказала она.
– Конечно, нет, – согласился он. – Тем более что забота о детях – базовая опция, встроенная в любую женщину.
В его словах ей отчего-то почудилась скрытая боль. Впрочем, подумать об этом Ксения не успела, потому что он протянул руку и снова крепко взял ее под локоть.
– Пойдемте.
Обратно они возвращались в полном молчании. Андрей о чем-то напряженно думал, а Ксении не хотелось ему мешать, точнее, показаться навязчивой. Она и так постоянно путается у него под ногами, а если добавить сюда еще и Милку… Доведя Ксению до ее крыльца, он отпустил ее руку.
– Спасибо за компанию, Ксения, – сказал он.
– И вам спасибо, – откликнулась она. – Обещаете держать меня в курсе дел, если что-то?
– Конечно, – просто ответил он, взял Ксению за плечи двумя руками, развернул к себе и поцеловал.
От изумления она слабо пискнула, словно попавшая в силки птица, замерла, прислушиваясь к поднимавшимся в ней ощущениям, но тут же ответила на этот внезапный поцелуй, поскольку поднимавшаяся в ней жаркая волна намертво блокировала все мысли и чувства, кроме одного, давно и основательно забытого – физического желания.
Поцелуй все длился, волна разрасталась, грозя затопить внутренности, заставить захлебнуться и утонуть. У Ксении подкосились ноги, словно она была готова прямо здесь, у крыльца, опуститься на землю, скопировав грехопадение Евы, извечную женскую судьбу, повторяющуюся на протяжении тысячелетий. Однако целующий ее мужчина удержал ее на ногах, более того, отстранился и сделал шаг назад. Потеря его губ оказалась сродни катастрофе.
– Спокойной ночи, Ксения Александровна. До завтра.
Ей показалось, что она ослышалась, но Андрей стоял от нее теперь на расстоянии метра, не меньше. Лицо у него было бесстрастное. Как у статуи, вырезанной из кости. Трудно было поверить, что именно этот мужчина так жарко целовал ее всего лишь мгновение назад. Черт бы его подрал.
Закусив губу и терзаясь от ужасной неловкости, Ксения надменно вскинула голову.
– Спокойной ночи, Андрей Михайлович.
Повернувшись спиной, с высоко поднятой головой она шагнула на крыльцо и отперла дверь. В том, что он не видит ее слез, Ксения была уверена.
Андрей уже и не помнил, когда в последний раз был так зол на себя. Он вообще считал злость неконструктивным чувством и старался ее не допускать ни в отношении кого-то другого, ни уж тем более себя. Все его поступки обычно были четко выверены, логично обоснованны и необходимы, поэтому и злиться нужды не возникало.
Даже провал, в итоге приведший к краху карьеры, семьи и, похоже, жизни, и то был причиной чужого предательства, а не собственного недосмотра. С двадцати лет Андрей Погодин умел в любых обстоятельствах держать себя в руках и контролировать ситуацию, и вот на тебе, пожалуйста.
Внезапный поцелуй горел на его губах, дразня ноздри чуть слышным ароматом малины. Андрей поднес руку ко рту, и на пальцах остался слегка мерцающий след. Ах да, помада. Он уже и позабыл, что женщины красят губы. Линн никогда не выходила из дома без помады, просто в последние годы он не целовал жену, уже готовую к выходу, – она сердилась, если смазывалась косметика.
Конечно, в его жизни бывали другие женщины. Образ жизни успешного финансиста, разъезжающего по стране и оказывающего консалтинговые услуги крупным воротилам делового мира, требовал имиджа сердцееда и повесы. Кроме того, женщины зачастую становились гораздо более ценным источником информации, особенно если хотели произвести впечатление или просто теряли бдительность после хорошего секса.