Рассвет наступит незаметно — страница 44 из 47

– В день своей смерти, – продолжал тем временем Погодин, не обращая ни малейшего внимания на эти взгляды, Вика, не будем уточнять, каким способом, действительно раздобыла документы, касающиеся будущего строительства. После работы она отправилась к Валевскому в интернат, отнесла еду, а заодно рассказала, что совершила неблаговидный поступок – украла папку. Думаю, что это обстоятельство смущало девушку, потому что человеком она была честным и чистым.

Соболев засопел, а Васин кинул на него уничижительный взгляд.

– Думаю, что старик расстроился, что стал невольным виновником ее неблаговидного поступка. Скорее всего, он посмотрел документы, которые лежали у Вики в рюкзаке, убедился в своей правоте, отдал бумаги девушке, строго наказав вернуть их на место, пока папки не хватились.

– После убийства из рюкзака пропала папка? – живо спросил Поташов.

– Нет, папку, каюсь, забрал я, чтобы вернуть ее владельцу. Она не имела к убийству никакого отношения, и эту часть истории я, Михаил Сергеевич, вам в деталях рассказывать не намерен. Будем считать, что я вообще ничего про это не говорил. Я бы и не сказал, если бы не важность того обстоятельства, что к моменту ухода Вики из интерната Валевский видел план аэропорта, и именно это обстоятельство и определило судьбу несчастной девушки.

– Я ничего не понимаю, – жалобно сказал Соболев.

– Если честно, я тоже, – поддержал его Васин.


Ксения и следователь молчали, дожидаясь окончания рассказа. И Андрей продолжил свое повествование:

– Еще только задумавшись о том, что земельный участок может стоить гораздо дороже его первоначальной цены, да и покупатель у него точно найдется в лице государства, поскольку без этого куска земли аэропорт построить невозможно, Николай Валевский решил переписать завещание. Деньги, полученные за землю, позволяли не только покрыть его долг Сыркину, но и обеспечить будущее Вики.

О своем намерении изменить завещание старый учитель рассказал соседям по интернату, пообещав включить в документ еще и зимнюю куртку на меху, которая была объектом жуткой зависти соседа Степана Егоровича. Когда Вика показала ему украденные ею документы, старик понял, что не ошибся в своих расчетах. В последние дни он очень плохо себя чувствовал и боялся умереть, не успев изменить завещание, тем более что в выходные нотариус не работал.

Валевский был грамотным человеком, поэтому знал, что Гражданский кодекс Российской Федерации предусматривает случаи, когда, в силу определенных обстоятельств, заверение завещания возможно без нотариуса, непосредственно в больнице, тюрьме или, как в его случае, в доме престарелых. В этом случае закон наделяет правом заверения последней воли должностных лиц, возглавляющих эти заведения, – главного врача, начальника тюрьмы или директора дома-интерната. Единственное условие, чтобы составитель завещания мог сам подписать этот документ. Николай Петрович был совершенно дееспособным, поэтому он собственноручно написал новое завещание на основе хранившегося у него старого, после чего уполномоченное лицо, а именно директор интерната Сергей Павлович Сыркин, поставил под ним свою подпись, – сказал Андрей бесстрастно.

– Но этого не может быть! – воскликнул Олег Васин. – Вы что, хотите сказать, что это Сыркин убил Викторию?

– А у него не было другого выбора. – Голос Погодина оставался все так же сух и безэмоционален. Ксения же приложила ладони к раскрасневшимся щекам. – По закону уполномоченное лицо больницы или дома престарелых обязано предпринять все необходимое мероприятия для выполнения приглашения нотариуса. В случае игнорирования подобной возможности, даже при соблюдении всех условий данной процедуры, законность завещания может быть поставлена под сомнение – дальнейшая судьба воли гражданина будет решаться в порядке судебного разбирательства. Не думаю, что Валевский хотел для Вики подобных проблем, а потому после выходных наверняка настоял бы на том, чтобы оформить завещание уже через нотариуса. Кроме того, сам Сыркин тоже был обязан при первой же возможности отправить документ в нотариальную контору, после чего изменить судьбу земельного участка стало бы уже невозможно. Допустить этого мой одноклассник Серега никак не мог. У него были всего сутки, чтобы избавиться от девушки, которая нечаянно встала между ним и деньгами за землю. На что он рассчитывал: на то, что Валевский сразу умрет, узнав о гибели Вики, как это и произошло, или на то, что после случившегося старик будет вынужден оставить в силе старое завещание, я не знаю, но от копии нового, которое старик Валевский отдал Вике перед ее уходом, нужно было избавиться обязательно, ибо именно оно выдавало мотив убийства. – Так вот что забрали из рюкзака – завещание! – воскликнула Ксения.

– Именно его, – кивнул Погодин. – Я не знаю, что было дальше. Учитель ли попросил Викторию постирать его действительно упомянутую в завещании зимнюю куртку, а Сыркин просто предложил девушке донести довольно тяжелый предмет одежды до реки и встретиться там, когда он закончит работать, или он сам выступил с подобной инициативой, чтобы заманить девушку на реку, но план преступления он придумал с ходу. Прожив в Малодвинске всю жизнь, Сыркин знал, что просьба постирать что-то в реке не вызовет ни малейшего подозрения, а поздним вечером на набережной точно никого не будет, и как пройти к реке незамеченным и не попасть на камеры, он знал тоже. Для этого всего-то и нужно было незаметно повернуть одну из них, что он и сделал.

– Этот мерзавец убил Вику, спрятал ее тело под деревянные мостки и забрал рюкзак, чтобы вытащить из него завещание? – В голосе Соболева ярость мешалась с близкими слезами.

– Да. После этого он забросил рюкзак в дупло. Он знал про него еще со школьных лет, как мы все. И, чтобы отвести от себя подозрения, специально рассказал нам с Ксенией, да наверняка и вам, Михаил Сергеевич, про то, что у Виктории при себе была ценная маленькая иконка. Пропажу рюкзака можно было легко объяснить убийством с целью ограбления.

– Промок, наверное, скотина, пока топил девчонку и прятал тело, – мрачно сказал Васин.

– И что с того? Риск встретить прохожих был минимален, на камеры он попасть не боялся, вышел к месту, где оставил машину, и уехал домой. Может, переоделся в сухое, может, и нет. Чай, не зима.

– Но где он взял проволоку, которой привязал Вику к мосткам? – спросил Васин. – Если на то, чтобы спланировать убийство, у него было немного времени, то вряд ли он бегал по городу в поисках проволоки. Да и зачем он это сделал, ему же было выгодно, чтобы Валевский узнал о смерти своей любимицы как можно быстрее, до того, как он обратится к нотариусу.

– Исчезновение девушки могло убить старика, который, разумеется, стал волноваться. Из-за этого волнения он и не вспомнил про необходимость довести до конца историю с завещанием, а вот если бы тело нашли сразу, то вполне мог бы и связать между собой убийство и пропажу завещания из рюкзака. А что касается проволоки, то у них перед интернатом между деревьями натянута стальная проволока, на которой висят украшения, сделанные руками постояльцев.

– Точно, – воскликнула Ксения, – я же видела, как девочки-волонтеры развешивали яркие шарики, сплетенные из ивы. Они крепили их к проволоке, как же я сразу не обратила внимания!

– Вы наверняка изымете в интернате моток стальной проволоки, – сказал Погодин. – Это и будет тем доказательством, которое я вам обещал.

– Пожалуй, я откланяюсь, – сказал Поташов и пошел к выходу. – Поеду задерживать Сыркина и проверять ваши… умозаключения.

– Удачи, – сказал Погодин и тоже встал. Сказал, обращаясь к Ксении: – Пойдем?

– Конечно, – ответила она и вложила ладонь в его руку.

– Постойте, – остановил их Соболев, – а Одигитрия как же?

– Александр Николаевич, вы просили меня вычислить убийцу Вики, я это сделал. – Погодин пожал плечами. – Если честно, я не уверен, что икону вообще можно найти спустя столько лет. Но я обещаю, что обязательно дойду до городского архива, чтобы проверить еще одно мое умозаключение, – он усмехнулся. – Засим пока позволю себе откланяться.

Держась за руки, они вышли из кабинета Васина, потом из здания гостиницы и медленно побрели к дому.

* * *

Ксения не помнила, как они дошли до дома Андрея. Она так им гордилась, так жалела из-за всего, что ему пришлось пережить, – чисто по-бабьи, как умеют только любящие женщины. Ей хотелось его обнять, гладить по голове и вздыхать горестно, хотя она знала, что человек, идущий рядом с ней, никогда не допустит никаких по себе вздохов.

Несмотря на то что они не сказали друг другу ни слова, все их будущее, общее, разумеется, разворачивалось перед ней так ясно, словно она смотрела на него в каком-то волшебном кристалле. Впрочем, ни в какую магию не верила Ксения.

В полном молчании они поднялись на крыльцо его дома, оставшегося в наследство от бабушки Глафиры. Крыльцо было высоким – восемь ступенек. Правда, и цоколь этого старинного дома тоже поднимался выше человеческого роста, так просто с улицы в окно не заглянешь, потому и лестница для кота не развлечение, а необходимость.

Тяжелая дверь захлопнулась за спиной, и Ксении сразу стало не до котов и их лестниц, потому что губы Андрея Погодина были везде и сильные пальцы тоже, и они сжимали, мяли, гладили и щекотали везде, куда могли добраться, и казалось, что это происходит повсюду и одновременно.

Кажется, в ответ Ксения Королева, строгая благочинная дама, которой и до пятидесятилетия-то осталось всего ничего, тоже вытворяла что-то несусветное руками, ногами, губами, языком и всеми остальными частями своего тела, о существовании которых давным-давно забыла, поскольку не пользовалась ими по назначению.

Еще она, кажется, стонала, а еще рычала, и от этих издаваемых ею звуков почему-то было совсем не стыдно, потому что в том неведомом краю, в котором они сейчас оказались вдвоем, сбежав из провинциального города Малодвинска, его жителей, их проблем, совершаемых здесь преступлений и неминуемых наказаний, вообще не существовало понятия стыда. Точнее, там стыдно было не любить, не желать, не становиться одним целым, не дышать в унисон, не умирать с протяжным всхлипом, чтобы тут же воскреснуть обратно.