– Доброе утро, Мария! Как вам спалось?
Узкая ладонь с длинными пальцами помахала перед ее лицом, устанавливая контакт. Маша встрепенулась, делая вид, будто только что заметила вошедших. Приоткрыла рот. Улыбнулась глуповато-радостно. «Не переигрывай, только не переигрывай», – одернула она себя. Лаберин присел на край кровати, и Маша автоматически подтянула колени к животу. Что-то внутри нее, возможно, будущий ребенок, противилось физическому контакту. Лаберин казался ей опасной ядовитой гадиной в теле человека. Его речи отравлены, его взгляд обращает в камень, а прикосновения заразны.
– До-окто-ор… – Маша «поплыла», делая вид, что ей тяжело фокусировать взгляд. – Утро доброе…
– Как вам спалось? – терпеливо повторил Лаберин. – Кошмары не беспокоили? Ну или вообще что-нибудь, о чем вам бы хотелось мне рассказать?
«Рассказать тебе? Гребаному фашисту, который ставит эксперименты на беременных женщинах? Пичкает их лекарствами и обкалывает какой-то дрянью? О, у меня есть что тебе сказать! О тягучих кошмарах, в которых нет места солнечному свету. Где нет направления и силы тяжести и не действуют привычные законы физики, и уже только от этого можно сойти с ума, и я схожу с ума каждую чертову ночь! По чуть-чуть, капля за каплей, нейрон за нейроном теряю рассудок. В снах Тварь-Без-Лица заползает мне в рот, в глотку, в самое нутро, чтобы добраться до моей девочки! Тварь, которой ты молишься, которую зовешь в наш мир погасить солнце, стереть день, посадить ночь на вечное царствование. Я бы ржавой ложкой выколупала твои наглые глаза, подонок, чтобы презрение в них сменилось ужасом! Я бы разбила эти тонкие губы стальной трубой, чтобы стереть гадкую ухмылку! Голову бы оторвала, мразь ты поганая! Проклятое «бы»… Все, что я могу, это подыгрывать тебе, быть послушной куклой, надеясь, что однажды мои маленькие хитрости сработают, и я покину это место, и всему миру расскажу…»
Изображая наркотическую вялость, Маша завалилась набок. Один из санитаров бросился к ней, придержал за плечи. Маша повисла на нем, уткнулась в халат слюнявым ртом. Санитар брезгливо отстранился, так и не заметив, что одна из отверток перекочевала в просторный рукав Машиного халата.
– Он снова приходил, – Маша скуксилась, наполнила расфокусированный взгляд мольбой. – Сел мне на грудь, так, чтобы я пошевелиться не могла. Знаете, какой он тяжелы-ы-ы-ый? Как гора-а-а… Он хочет добраться до моей девочки, до моего цветочка… Я сопротивляюсь, как могу, но он очень, о-о-очень сильный!
Механически кивая, Лаберин записал что-то в книжку.
– Что ж, сонный паралич, похоже, прогрессирует. Но вы не волнуйтесь, Мария, мы разработали новую методику для лечения вашего недуга. Никаких лекарств! – поспешно уверил он. – Никаких уколов! Только здоровый сон.
– До-о-октор… Антон… когда я увижу моего мальчика?..
Света перегнулась через профессорское плечо, вчитываясь в красивый убористый почерк. Записывал Лаберин совершенно не то, что говорил. «Безликий, третью ночь подряд. Чувствует девочку = ощущает опасность. Погружение – сегодня. Хлынова – настройка аппаратуры. Семенов – подготовка персонала к сеансу. Пойдет…» Лаберин стучал ручкой по блокноту, увеличивая количество точек в последнем предложении. В задумчивости, не слушая, о чем говорит пациентка, он вывел скрюченный вопросительный знак. «Вот бы шею тебе свернуть!» – подумала Света. Но нельзя. Здесь она всего лишь сторонний наблюдатель. «Мотай вперед, здесь ничего интересного», – голос Антона раздался откуда-то сверху. Света потянула бегунок таймера, ускоряя время.
Когда за окном зажглись фонари, а по коридорам прекратили шарахаться санитары и доктора, Маша решила – пора! Шлепая босыми ногами по холодному полу, подошла к двери. Замок – по сути простая защелка – легко поддался отвертке. Клацнул, втягивая язычок. Боясь скрипнуть петлями, Маша осторожно высунула голову в коридор.
Легкая как призрак, она скользила вдоль палат, заглядывая в узкие окошки-бойницы, пока не нашла нужную комнату. Так и знала, что рядом! Сыночек Антошка свернулся клубком, как котенок, намотав на себя простыни. Вставай, вставай! Нет времени! Я тоже рада тебя видеть! И вот уже вдвоем, крадучись, они продвигаются к выходу. Машу немного смущало, что в коридорах всюду стоят каталки с накрытыми телами. Но только немного. Чего еще ожидать от логова садистов и маньяков, поклоняющихся демону-истребителю?!
Света никак не могла взять в толк, откуда ведется съемка. Разум выкидывал странные штуки. То мимикрировал под систему видеонаблюдения, записывающую происходящее из-под потолка. То вдруг превращался в невидимого оператора, идущего следом за беглецами. Иногда события вообще подавались как бы глазами мамы или Антона, в духе современных «go-pro». При желании Света могла видеть всю картинку целиком, как сейчас, например. За поворотом мама и брат столкнутся с бугаем-санитаром. Света знала, что за этим последует. Знала и не хотела этого видеть.
За поворотом Маша нос к носу столкнулась с одним из санитаров. Он пристраивал пустую каталку и стоял к ним спиной, но, услыхав шаги, резко обернулся. Насупленный, с чуть разведенными руками, он напоминал медведя, готового к схватке. При виде остолбеневшей Маши санитар осклабился, сверкнув золотым зубом.
– Ты куда это намылилась, голуба?!
Маша сообразила быстро. Провела ладонью по груди, чуть прикусила пересохшую губу. Она не умела выглядеть роковой соблазнительницей, муж – бывший муж – не уставал напоминать ей об этом. Но здоровяк, скользнув липким взглядом по ее бедрам, одобрительно ухмыльнулся.
– А пацана зачем привела? – хитро спросил он.
Маша не нашлась с ответом. Только спрятала сына за спину да крепче стиснула спрятанную в рукаве отвертку.
– Давай так: я делаю вид, что ничего не было. А ты тоже… – санитар ухватился за свою промежность, подергал вверх-вниз, – делаешь вид, что ничего не было.
Маша молчала, загнанная в угол. Волосатая клешня стиснула ее запястье, грубо толкнула к каталке.
– Подожди, подожди! – запротестовала Маша. – Можно я сперва сына уведу?
– Не-е-е… Пусть щенок смотрит. Задирай подол, сучка. Я тебя быстренько отучу побеги устраивать. Живо давай!
Маша отпрянула, вжалась в каталку. Поймала испуганный взгляд Антона. Сын стоял, беспомощно опустив руки, – растерянный и одинокий, посреди холодного больничного коридора, уставленного тележками с мертвецами.
– Хорошо-хорошо! – поспешно выпалила Маша. – Я все сделаю!
Как ни было противно, она прильнула к санитару, положила ладонь на мошонку. Чуть стиснула, так, чтобы громила замычал от удовольствия. «Не смотри, – одними губами прошептала она Антону. – Отвернись!» Слава богу, сын ее понял и сделал, что велено. Поэтому не видел, как из рукава в мамину ладонь скользнула отвертка. Прочертив короткую дугу, стальное приплюснутое жало пробило санитару висок, войдя по самую рукоятку.
Он тут же оплыл. Словно кто-то дернул рубильник, лишив питания огромное тело. «Я. Я дернула этот рубильник», – подумала Маша, отрешенно разглядывая крохотные брызги крови на запястье и тыльной стороне ладони.
– Не оборачивайся! – уже в голос велела она сыну.
В кармане убитого нашлись удостоверение, свинцовый кастет, горстка мелочи и, самое главное, ключи от машины. Грузный санитар оказался неподъемным. Маша попросту накрыла его простыней с пустой каталки. Отвертка прятаться не желала. Бесстыже выпирала сквозь серую, пахнущую хлоркой ткань. Вопреки ожиданиям, Антон спокойно перешагнул через труп, и они поспешили к свободе.
Света нажала перемотку. Следовало сделать это раньше, но ей не хватило сил оторваться от пугающей сцены. Вопреки логике, понимая, что все это уже часть прошлого и изменить ничего нельзя, она все равно переживала за маму. Бегунок пополз вперед, спешно перелистывая кадры, ускоряя события страшной дождливой ночи, что произошли два десятилетия назад. «Остановись, ты пропустишь самое важное!» – предостерег Антон. Света нажала воспроизведение, угодив как раз на…
Антона. Маша сразу узнала его, хотя мужчина, стоящий возле сарайчика с хозинвентарем, был старше ее сына лет на двадцать. Она покосилась на пассажирское сиденье, почти уверенная, что Антона там нет, но он сидел на месте, бледный, напряженный, так и не проронивший ни слова с тех пор, как она убила санитара. Как такое могло быть? Как это вообще возможно?!
Она протерла глаза, отгоняя наваждение, и вдруг увидела то, что мешала разглядеть дождливая темень. Над головой взрослого Антона, за его плечами, колыхались сгустки первобытного мрака – не знающего огня, полного людских кошмаров и страданий. Это случилось! Безликий вырвался в мир!
Взвизгнув шинами, разметав комья грязи, автомобиль сорвался с места. Безликая тварь колыхалась, а молодой мужчина, так похожий на ее повзрослевшего сына, даже не подозревал об опасности. «В сторону! – кричала Маша. – В сторону!», но вместо этого изо рта вырывалось бессмысленно-испуганное верещание.
Взрослый Антон все же понял, отпрыгнул. А вместе с ним с места сорвались колышущиеся обрывки мрака. За секунду до столкновения, когда рулевое колесо ударило ее в лицо, а на крышу автомобиля посыпались доски, Маша поняла свою ошибку. Безликий не угрожал взрослому Антону. Он и был им.
С внезапной ясностью она поняла, как это будет. Даже если они сбегут от «Рассвета», скроются, начнут новую жизнь – ее сын вырастет. И однажды случится так, что он станет сосудом для демона-истребителя. Потому что таково пророчество, и миру суждено погрузиться в вечный кошмарный сон. Стоило ей это осознать, как пришло понимание, что нужно делать.
Не давая себе опомниться, она сдала назад. От госпиталя бежали врачи и санитары, и Маша не отказала себе в мстительном удовольствии распугать их. Автомобиль, как животное, стряхнул с себя обломки досок, заворчал недовольно. Маша с хрустом переключила передачу, беря разгон. Выжала сцепление, переключилась, утопила педаль газа в пол. Краем глаза она следила за бледным маленьким Антоном, который вцепился в торпеду. Не пристегнут. Это хорошо. Прости меня, сынок…