Преодолевая боль, Антон встал. Придерживаясь за стены, подволакивая ногу, со всей доступной скоростью поплелся вперед. Сломанные ребра пробили легкие, с каждым словом он отхаркивал кровавые сгустки, но все равно упрямо кричал старый детский стишок.
– Кто! Не спит! У нас! В квартире! Всем! На свете! Нужен! Сон! Кто! Не спит! Тот выйди! Вон!
Странно, но его слабый голос Света слышала вопреки реву погони. «Это потому, что я у тебя в голове! – нетерпеливо подсказал Антон. – Это все у тебя в голове!»
Двери не открывались. Коридор заканчивался тупиком с окошком. Света охнула, узнав эти шторы и легкий тюль, совершенно неуместный в здании института. Безликий настигал. От его близости шевелились волосы, а по коже маршировали мурашки.
– Всем на свете нужен сон! Кто не спит…
– Я не сплю! – срывая связки, закричала Света Безликому. – Я не сплю, сукин ты сын!
Два шага. Всего два шага отделяло ее от окна, из которого навстречу асфальту шагнул ее брат. Темная фигура полыхнула в безмолвном вопле, выстрелила жгутами масляной черноты, пытаясь удержать беглянку. С широко раскрытыми глазами Света птицей ударилась о тонкое стекло, выбила его своим телом. Осколки ранили грудь, глубоко порезали руки. Впились в лицо, в сердце, в самую душу, словно кристаллы льда, брошенные Снежной королевой. Морозный воздух вечности жадно слизнул ярко-алые капли – и Света полетела вниз. Ниже. Еще ниже. Туда, где нет места демонам и монстрам. В реальность нулевого уровня.
На одно неисчислимо короткое мгновение ей открылась страшная правда. Тончайшая пленка между миром, который она покинула, и миром, в который стремилась. Тоньше, чем радужные разводы бензина в дождевой луже. И мерное дыхание непостижимого, необъятного, сущего, что колыхало ее, грозя прорвать в любую секунду. Она увидела живое подтверждение своим догадкам. Это было так ужасно, что Света заорала во всю мощь легких – и этим истошным криком с мясом выдрала себя из сна.
С высоты птичьего полета… хотя какие там птицы? На такой высоте не всякий самолет летает. Земля медленно вращалась, такая маленькая, такая огромная. Планета напоминала голубой глаз, беспокойно снующий под веком атмосферного кокона. Среди озер и городов Света безошибочно отыскала нужный лес и грунтовую дорогу, ведущую к циклопическому строению НИИ психиатрии и экспериментальной сомнологии.
Пронзающий железобетонные перекрытия взгляд нашел лабораторию, бегло осмотрелся, оценивая ситуацию. Света видела всех и каждого. Спящих и бодрствующих. Живых и мертвых. Гораздо, гораздо больше, чем положено простому смертному. Видела, как устроен наш мир.
Легким призраком, эфирным телом – душой? – Света нырнула в собственное тело. Руки натянули невесть откуда взявшиеся кожаные ремни на запястьях. Затылок уперся в спинку сиденья, позвоночник выгнулся дугой. Света затряслась и обмякла, бессильно растеклась по креслу. Стыковка завершена.
Сквозь щелочку в полуприкрытых веках она оглядела помещение. Генератор выключен. Освещение слабое, вполнакала. Спокойная расслабляющая атмосфера для здорового сна. Да только кому она нужна? Виталий уронил голову на грудь. Выглядел он мерзко. Острые зубы пронзили губную мякоть, торчали в разные стороны, как плохо разведенные пилы. Прокушенный язык свесился из порванной щеки. Руки с наростами-крючьями вместо пальцев свесились до самого пола. Бестолковые ремни болтались на уровне локтевого сгиба. Вспоротый живот бугрился серыми внутренностями. Повезло докторишкам, что из сна Виталий выпал уже мертвым. А то натворил бы дел – никакие ремни не удержат!
Лиля выглядела немногим лучше. Сухое тело, руки-веточки и такие же тонкие ноги. Вместо лица – продавленная красная дыра. Над ней – всклокоченная корона редких седых волос. Шея морщинистая, черепашья. Одежда висит как на кукле. Но мертвая Лиля хотя бы походила на человека.
С сожалением и внутренней болью Света перевела взгляд на Кирилла. Кирилл… То, что осталось от улыбчивого вихрастого парня, напоминало фарш. Раздавленное, перетертое в кашицу мясо вперемешку с костями и внутренними органами. Наверное, именно так и должно выглядеть человеческое тело, зажатое многотонным кирпичным прессом. Под креслом багровели мокрые разводы. Неподалеку стояла пара ведер, из которых выглядывали швабры. Света представила, как равнодушный персонал деловито протирает пол грязной шваброй, отжимая розовую воду в пластиковое ведро. Внутри нее медленно закипала ярость.
– Не притворяйтесь, Светлана. Наши приборы показывают, что вы уже минуты три как в сознании.
Вспыхнули лампы – и Света заморгала слезящимися глазами.
– Я не притворяюсь, – хриплым после сна голосом сказала она. – Мне просто противно на вас смотреть.
Клацая каблуками лакированных туфель, Лаберин вышел в центр комнаты. Встал возле сомнологического аппарата, приобняв его рукой.
– Экая вы ершистая, право! – усмехнулся он.
Света не дала себя обмануть. В отличие от растянутых в улыбке губ, глаза профессора оставались холодными глазами энтомолога, изучающего наколотую на булавку бабочку.
– Я бы пожелал вам доброго утра, но на дворе глубокая ночь. Вы провели в совместном осознанном сновидении почти десять часов! Если бы о нас знала Книга рекордов Гиннесса, вы, Светлана, проходили бы там по чемпионскому разряду.
– А они? – Света мотнула головой, указывая на мертвецов. – По разряду пушечного мяса?
– Если вас коробит истинное положение вещей, можете придумать что-то более романтичное. В науке же принято называть все своими именами. Ваши коллеги, к несчастью, не справились. Но, если вас это утешит, это несчастье не только для них, но и для науки. Кабы не вы, Светлана, нынешний эксперимент был бы полностью провален. А так… есть много интересных данных, которые подлежат расшифровке, есть с чем работать. Значит, их смерти не напрасны.
– Интересные да-а-а-анные! – передразнила его Света. – А вы их спросили? Узнали, хотят ли эти люди стать строчками данных в ваших самописцах?
– Смерть двигает науку. Так устроен мир, нравится вам это или нет, – без улыбки ответил Лаберин. – Я не оправдываюсь и не жду ни вашего прощения, ни даже элементарного понимания. Мне это ни к чему.
– Интересно, нацистские исследователи в концлагерях так же себя оправдывали.
Тень недовольства скользнула по лицу профессора. Отвечать он посчитал ниже своего достоинства. Углубился в показания какого-то прибора, подчеркнуто вдумчиво глядя на экран.
– Ну, ладно я, тут все понятно, – горько сказала Света. – Вы мою семью давно пасете. Мы для вас вроде мелкой рыбешки для наживки. Козлята, чтобы приманивать крокодила. Но они-то чем перед вами провинились? Лиля, Виталий… Кирилл… они же все погибли! А вы даже не раскаиваетесь!
– Лес рубят – щепки летят, – с философским спокойствием пробормотал профессор, не отрываясь от монитора.
– Нет уж, ответьте! – взвилась Света. – Объясните, для чего было гробить три невинные жизни? Вы бы сказали, что в сновидения нужно одной, я бы и пошла. Я же верила вам… Верила!
– Ну, положим, не такие уж и невинные, – Степан Михайлович по дуге обошел покойников, касаясь каждого рукой. – Людоед. Убийца. Потенциально опасный психопат. Люди с таким даром редко остаются в здравом рассудке.
– Каким даром?!
– Ох, Света, вам правда нужно это знать? Кто умножает знания, умножает скорбь.
Света упрямо кивнула.
– Ну кто бы сомневался! – профессор всплеснул холеными руками. – Вашим, вашим даром, Светлана! Когда-то «Рассвету» повезло, и мы нашли вашу мать. Точнее сказать, она сама пришла к нам, и это было поистине счастливое стечение обстоятельств. В силу определенных причин мама ваша уже не могла стать нормальным вместилищем для Безликого. У нее были серьезные проблемы с психикой, очень серьезные. Зато она смогла подарить нам двух прекрасных детей, которые должны были вырасти в здоровые и крепкие сосуды для божества. По тем временам – неслыханная удача! И пусть с Антоном вышла промашка, но наука не стоит на месте, да и силы наши за десятилетия изрядно выросли. У «Рассвета» свои люди в самых разных кругах: от Министерства обороны до шоу-бизнеса. Появились новые методики распознавания и поиска сосудов. Редкий дар, как я сказал, но не уникальный, к счастью. Поймите, я рассказываю вам все это с одной только целью, чтобы вы осознали – на вас свет клином не сошелся.
– То есть эти несчастные тоже исполняли роль живца?
– Исторический момент, – с плохо скрываемой гордостью кивнул Лаберин. – Впервые сразу четыре сосуда для Безликого… Еще один рекорд, о котором Книга Гиннесса никогда не узнает. Эх, и ведь почти получилось! Не воспротивься вы – и Безликий был бы у нас в руках!
– Не воспротивься я?! Волшебная перспектива! Моя личность стерта или подавлена, а демон в моем теле уничтожает человечество! Так вы себе это представляете?!
Сверкая белыми зубами, Лаберин расхохотался. Абсолютно искренне и безмятежно. Как хулиганистый мальчишка, которому рассказали похабный анекдот.
– У-у-уф… Вы тоже читали всю эту чушь, да? – спросил он, вытирая слезы уголком халата. – Ну, конечно, мы же сохранили вам доступ к ноутбуку брата. А он в последние месяцы активно собирал эти вырезки из желтых газет. Я ведь еще помню, как у нашей общины крутились эти проныры из «Скандалов». Дрянь газетенка, но иногда они делали по-настоящему хорошие материалы. К сожалению, удержаться от передергивания – выше сил желтушного журналиста! Господи помилуй! Демон-истребитель, который придет в наш мир, чтобы населить его кошмарами, и все такое?
Света кивнула.
– Но, я надеюсь, как умная девушка, вы в это не поверили?
Настала очередь Светы удивляться.
– Да вы шутите, что ли?! Вот вроде взрослый человек, а туда же! Мы что, по-вашему, похожи на психов? – Лаберин запнулся, оглядывая покойников. – Хорошо, спрошу иначе: кто захочет менять нормально функционирующий мир на царство кошмаров и жить в страхе перед безумным демоном?! Ну что вы, в самом деле!
– Значит… Значит, вы не собирались открывать ему дорогу в наш мир?