— Что это? — спросила я в знак приветствия, указывая на книгу в кожаном переплете в ее руках.
— Ведьмин гримуар. Думаю, ему больше ста лет. Я перевела все, что смогла, но Даган, я думала, ты сможешь помочь с остальным?
Даган хмыкнул, но было видно, что он рад этой просьбе. Возможно, ему было так же скучно, как и мне. Эта мысль заставила меня рассмеяться. Он взял у Мари книгу и пошел в шкаф, предположительно за чем-то, что поможет ему перевести.
Я шепнула Мари, пока он был достаточно далеко, чтобы не услышать нас.
— Думаю, за сегодня он сказал мне около шести слов. Не очень-то разговорчивый. Кто он такой?
Мари хихикнула.
— До Кейна Рэйвенвуда он был советником или кем-то в этом роде при короле, а до этого, кажется, служил в армии Оникса, но сейчас он просто работает в зельнице. Некоторые из младших детей думают, что он колдун и поэтому Король Рэйвенвуд держит его здесь, но я никогда не видела, чтобы он использовал какую-либо магию. — Она в задумчивости постучала пальцами по деревянной стойке. — Он притворяется, что я его раздражаю, но я вижу его насквозь. Я знаю, что он любит помогать мне со старыми текстами и моими исследованиями о Фейри и ведьмах. Он просто одинокий старик. Не уверена, что у него когда-нибудь была семья.
В моем сердце защемило от жалости к Дагану.
— Мне нужно вернуться в библиотеку, но, может быть, мы могли бы поужинать вместе сегодня вечером? Это грудинка, о которой я тебе говорила.
Я не знала, почему я чувствую себя виноватой, что снова отказала Мари. Я даже не знала ее так хорошо. Но я уже давно не получала от кого-либо приглашения к дружбе. К тому же я избегала Большого Зала в течение недели, пока находился здесь. Я избегала всего, кроме этой комнаты, лазарета при ней и своей камеры.
Даже если бы я осмелилась и решила бы отважиться на посещение остальной части замка, наполненного тенями, Барни вряд ли одобрил бы свидание с новым другом.
— Завтра? — Тогда бы меня здесь не было, подумал Стоунз.
Если бы сегодня мне удалось добиться успеха, я бы, скорее всего, никогда ее больше не увидела. Эта мрачная мысль удивила меня. Я надеялась, что она не подумает, будто это имеет к ней какое-то отношение.
По выражению ее лица я понял, что я что-то скрываю.
— Что случилось?
— Просто немного тоскую по дому. Вот и все.
Еще одна полуправда.
— Хорошо. Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя завтра. — Мари сжала мою руку, прежде чем повернуться и уйти.
Мы с Даганом продолжали работать, за весь день поступило всего несколько пациентов — все солдаты. Он позволил мне заниматься лечением, время от времени проверяя, не допустила ли я явных ошибок. Я старалась не принимать это на свой счет.
Я как раз приводила себя в порядок в лазарете после необычайно тяжелой раны от копья, когда услышала грубый голос, от которого у меня забурлило в животе.
— Даган, с возвращением. — Берт сказал: — Командир сказал мне, что Джейд была неудачной. Жаль. — Звук ботинок, скребущих в мою сторону, был медленным и настойчивым, как и ужас, разгорающийся в моей груди. — Где девушка?
Черт. Я не могла быть так близка к свободе и попасть в руки Берта.
Тихо, осторожно, с такой нежностью, что у меня дрожали руки, я закрыла дверь лазарета, а затем придвинула кушетку к замку.
Мне нужно было выбраться отсюда, пока Даган не привел сюда Берта, чтобы забрать меня. Но сердце так громко стучало в ушах, что я не могла думать.
Окно.
Если незнакомец смог сделать это с такой раной, как у него, то и я смогу.
Пальцы потянулись к стеклу, прежде чем я полностью осознал это, и я надавил, надавил и надавил.
Защелка не поддавалась. Защелка не поддавалась, и я застряла здесь, как мышь в ловушке.
Неужели она была запечатана с того самого дня, как сбежал заключенный? Я снова и снова ударялась о раму, боль пронизывала мышцы и кости плеча и предплечья.
На лбу и у линии роста волос выступили бисеринки пота.
Я облизнула губы и напряглась, стиснув зубы, в ушах звенело.
Давай, давай, давай.
Наконец, она поддалась с треском.
Слава Камням.
Я приподняла его, и прохладный ветерок овеял мое лицо. Взгляд сузился на открывающийся передо мной вид. Солдаты, снующие туда-сюда. Кузнец, стучащий молотом, как палач. У меня ладони чесались от этого зрелища — я никогда не доберусь до конюшни. Возможно, я вообще никогда не доберусь. Падение оказалось круче, чем я ожидала, даже со второго этажа. Я так и не поняла, как пленник это сделал.
Дверная ручка лазарета покачнулась, и я поднялась на ноги.
— Арвен? Почему она заперта? — Я резко вдохнула.
Это был Даган.
Я прислушалась к голосу Берта, высунув одну ногу из окна, ветер трепал лодыжки, но ничего не услышала.
— Арвен?
Я больше не слышала голоса Берта. Стук продолжался, и я тихо помолилась Камням, чтобы это было правильным решением, прежде чем вернуться в дом.
Когда я отодвинула кровать и открыла дверь, Даган был уже красен.
— Что ты там делала?
Я сжала ушибленную руку.
— Я.… застряла.
Даган покачал головой и скрылся в зельнице.
Я последовала за ним, спросив:
— Я слышала лейтенанта? — Я старалась говорить непринужденно, но получилось на две октавы выше.
Даган издал недовольный звук.
— К сожалению.
— Не его поклонник?
— Разве такие есть?
Улыбка дрогнула на моих губах.
— Как ты заставил его уйти?
Даган бросил на меня пристальный взгляд.
— У меня не было того, что он искал.
Огромный выдох вырвался из моих легких. Я даже не заметила, как задержала дыхание.
Я с облегчением посмотрела на часы — ведь уже должна была наступить полночь, верно? Мне нужно было покинуть Шэдоухолд больше, чем сердцу биться или легким дышать.
Но сейчас были только сумерки.
— Даган… Я не очень хорошо себя чувствую. Кажется, каша с утра была не очень. Ты не возражаешь, если я уйду немного раньше? — Я схватилась за живот, запоздав с рассказом.
Он посмотрел на меня с подозрением в глазах.
— Если нужно.
— Спасибо. — Я чуть было не сказала, что увижу его завтра, но почувствовала, что уже достаточно наврала на всю жизнь.
Барни проводил меня обратно в камеру в неловком молчании. Очевидно, у него что-то было на уме, но мне было неинтересно знать, что именно. Этим вечером у меня было единственное задание. Весь день я строила планы, пока зашивала и лечила, а теперь пришло время проверить, чему я научилась за всю жизнь, проведенную с Райдером. Все, что я могла сделать, — это не рассыпаться на части от огромной опасности, которая грозила мне в случае успеха.
Мы добрались до моей камеры, и Барни закрыл за мной дверь, вставив железный ключ в замок.
— Барни, — спросила я, просунув руку сквозь прутья решетки. Он слегка вздрогнул, но встретил мой взгляд, ожидая, что я продолжу. — Я просто хотела сказать. Я так благодарна тебе. За твою доброту и храбрость.
Пока я говорила, мое сердце билось в груди. Ногой я медленно, дюйм за дюймом, потянула дверь камеры внутрь, к себе. Так осторожно, чтобы он не заметил, что проржавевший замок закрывается только при сильном натяжении. Так осторожно, чтобы он не заметил, что ржавый замок закрывается только при сильном натяжении. Настолько незначительно, что он никогда бы не заметил несносности засова с ударной частью.
— Ты так заботлив и помог мне почувствовать себя здесь как дома. Честно говоря, — я скромно опустила глаза, и мне показалось, что Барни покраснел. — Ты… единственное, что помогло мне пережить это трудное время. Я просто хотела сказать тебе спасибо.
Барни молча смотрел на меня с болезненной неловкостью и розовыми щеками.
— …Хорошо.
Он смущенно покачал головой и, закончив поворачивать ключ, направился обратно к спиральным каменным ступеням, причем быстрее, чем я видела его раньше.
Как только он ушел, я выдохнула так, будто сдерживала себя сто лет. Я надеялась очаровать его, но заставить его испытывать дискомфорт тоже получилось. Мои руки осторожно обхватили железные прутья, и так медленно, со скрипом я приоткрыла дверь камеры.
Открыта.
Она была открыта. Не заперта.
Барни повернул ключ в проржавевшем замке, и засов проскользнул мимо засова.
Я была свободна.
Но праздновать пока было нельзя.
Я вытащила из кармана юбки еду и припасы, которые украла за несколько дней работы в зельнице, и нашла в одном из пустых ведер бумагу с нарисованной мной приблизительной картой внешнего двора. У меня было все необходимое, включая небольшой пакет, который я стащила у жены сноба-дворянина, пришедшей в лазарет с першением в горле. Кто бы мог подумать, что я такой хороший маленький воришка? Должно быть, это в крови.
Теперь наступило самое трудное. Сидеть в своей открытой камере, зная, что могу уйти в любой момент, но ожидая полуночи, Джаема, звона колокола.
***
Из полудремы меня вывел стон.
Передо мной по мокрым булыжникам тащили заключенного, лицо которого было похоже на сливу, и вели в камеру из закрытой пристройки в конце прохода в подземелье. Ночь за ночью, когда я прятала голову под лисьим мехом, чтобы укрыться от рыданий, воплей и стенаний, я знала, что именно там происходит.
На его руке не хватало трех пальцев, а на месте уха зияла гнойная рана. Я задыхалась от ужаса.
Он был окровавлен и рвался, почти скелет, и едва мог сделать три шага. Наконец солдаты добрались до камеры и бросили его туда с тошнотворным шлепком кожи о камень. Это была камера через две от моей, прямо рядом с той, где держали красивого незнакомца. Теперь я была уверена, что именно с ним незнакомец спорил в мою первую ночь.
Сумерки сменялись ночью, а мысли не переставали метаться. После одного крайне неприятного воображаемого сценария, в котором я успела сделать лишь несколько шагов из камеры, прежде чем меня нашел солдат и разрубил пополам за измену, я повернулась на бок и выпустила сдерживаемый стон в плащ.