Единственным выходом было продолжать смотреть на светлую сторону. Даже если это была тусклая, расплывчатая сторона, которую приходилось подкупать и уговаривать, чтобы она появилась. Нора утверждала, что именно поэтому она держит меня рядом. У тебя есть способности к этому, ты оптимистка до мозга костей, а твои сиськи заманивают местных парней сдавать кровь.
Спасибо, Нора. Ты просто прелесть.
Я посмотрела на нее, убирая корзину, наполненную бинтами и мазями.
Она не была самым добрым помощником, но Нора была одной из самых близких подруг моей матери, и, несмотря на ее вспыльчивый характер, она была достаточно заботлива. Она дала мне эту работу, чтобы я могла позаботиться о нашей семье после ухода Райдера. Она даже помогала с моей сестрой, Ли, когда мама была слишком больна, чтобы водить ее на занятия.
Моя улыбка от доброты Норы померкла, когда я подумала о матери — она была слишком слаба, чтобы открыть глаза этим утром. Ирония в том, что я работала целителем, а моя мама медленно умирала от болезни, которую никто из нас не мог определить, не покидала меня.
Что еще хуже — и, возможно, еще более иронично, — мои способности никогда не действовали на нее. Даже если у нее был всего лишь порез от бумаги. Еще один признак того, что мои способности принадлежали не обычной ведьме, а чему-то гораздо более странному.
Моя мама болела с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы говорить, но в последние несколько лет ее состояние ухудшилось. Единственное, что помогало, — это маленькие снадобья, которые мы с Норой собирали вместе.
Отвары из белых лилий канна и цветов роданты5, произрастающих в Янтарном, смешанные с маслом равенсары6 и сандаловым деревом7. Но облегчение было временным, и с каждым днем ее боль становилась все сильнее.
Я физически трясла головой, чтобы прогнать неприятные ощущения.
Сейчас я не могла сосредоточиться на этом. Единственное, что имело значение, — это забота о ней и моей сестре, насколько это было возможно, теперь, когда Райдер ушел.
И, возможно, никогда не вернется.
***
— Нет, ты не расслышала! Я не сказала, что он симпатичный, я сказала, что он проницательный. Как бы, умный или житейский, — сказала Ли, подбрасывая полено в угасающий огонь очага. Я сдержала смех и достала из шкафа три маленькие миски.
— Мм, точно. Я просто думаю, что ты немного влюблена, вот и все.
Ли закатила свои бледно-голубые глаза, обводя взглядом нашу крошечную кухню, собирая столовые приборы и кружки. Наш дом был маленьким и шатким, но я любила его всем сердцем. Здесь пахло табаком Райдера, ванилью, которую мы использовали для выпечки, и благоухающими белыми лилиями. Почти на каждой стене висели эскизы Ли. Каждый раз, когда я входила в парадную дверь, на моих губах появлялась улыбка. Расположенный на небольшом холме, с которого открывался вид на большую часть Аббингтона, с тремя хорошо изолированными уютными комнатами, он был одним из самых красивых домов в нашей деревне. Мой отчим, Пауэлл, построил его для нас с матерью еще до рождения моих брата и сестры. Кухня была моим любимым местом, где я сидела за деревянным столом, собранным Пауэллом и Райдером однажды летом, когда мы все были маленькими, а мама — здоровее.
Это было удивительно: теплые воспоминания, связанные с костями нашего дома, так контрастировали с теми, что проплывали в моей голове, в моем желудке, когда я вспоминала суровое лицо Пауэлла и стиснутую челюсть. Шрамы на моей спине от его ремня.
Я вздрогнула.
Ли втиснулась рядом со мной, вырвав меня из паутины воспоминаний, и протянула горсть кореньев и трав для маминых лекарств.
— Вот. У нас не осталось розмарина.
Я взглянула на ее белокурую голову, и во мне расцвело тепло — она всегда была сияющей, даже несмотря на окружавшие нас страдания военного времени. Радостная, веселая, смелая.
— Что? — спросила она, сузив глаза.
— Ничего, — ответил я, сдерживая улыбку. Она только начинала видеть себя взрослой и больше не терпела, когда с ней обращались как с ребенком. Влюбленные взгляды обожания старшей сестры были явно недопустимы. Еще меньше ей нравилось, когда я пыталась ее защитить.
Я тяжело сглотнула и бросила травы в кипящий котел над очагом.
В последнее время в тавернах, школах и на рынках ходили разные слухи. Мужчин уже не было — Райдер и Халден, скорее всего, отдали свои жизни, — а мы все еще проигрывали злобному королевству на севере.
Следующими должны были стать женщины.
Дело не в том, что мы не могли сделать то, на что способны мужчины. Я слышала, что в армии Ониксового Королевства служили сильные и безжалостные женщины, сражавшиеся наравне с мужчинами. Просто я не могла этого сделать. Не могла отнять чью-то жизнь за свое королевство, не могла сражаться за свою собственную. От одной мысли о том, что мне вообще придется покинуть Аббингтон, волосы вставали дыбом.
Но я беспокоилась именно за Ли. Она была слишком бесстрашной.
Молодость заставляла ее думать, что она непобедима, а жажда внимания делала ее громкой, рискованной и смелой до безрассудства. От одной мысли о том, что ее золотистые кудряшки могут оказаться на передовой, у меня скручивало живот.
Если это было не так уж плохо, то, что нас обоих отправили сражаться с Ониксом, означало, что мать останется одна. Слишком старая и хрупкая, чтобы воевать, она могла бы избежать призыва, но не смогла бы позаботиться о себе. Если все трое ее детей уйдут, она не протянет и недели.
Как же тогда я смогу их защитить?
— Ты ошибаешься насчет Джейса, — сказала Ли, с напускной уверенностью указывая на меня вилкой. — Я никогда в жизни не была влюблена. Особенно в него.
— Отлично, — сказала я, роясь в шкафу в поисках моркови. Я подумала, не отвлекла ли меня Ли специально — могла ли она понять, что я волнуюсь. Обычно я так и делала, так что это было бы справедливым предположением.
— Честно говоря, — продолжила она, усаживаясь за наш кухонный стол и складывая ноги под себя. — Мне все равно, что вы думаете. Посмотри на свой вкус! Ты влюблена в Халдена Брумфилда. — Ли сделала гримасу отвращения.
Мой пульс участился при упоминании его имени, я вспомнила дату и свое утреннее волнение. Я покачала головой в ответ на обвинения Ли.
— Я не влюблена в него. Он мне нравится. Как человек. Вообще-то мы просто друзья.
— Ну да, — сказала она, насмехаясь над моими прежними чувствами к ней и Джейсу.
Я положила морковь в отдельную кастрюлю для ужина, рядом с маминым лекарством. Многозадачность стала одной из моих сильных сторон с тех пор, как Райдер уехал. Я открыла окно над очагом, выпустив наружу немного тепла из обеих кастрюль. Прохладный вечерний ветерок омыл мое липкое лицо.
— Что же все-таки случилось с Халденом? — спросила я, чувствуя, что любопытство берет верх.
— Ничего, правда. Просто он был скучным. И суетливым. И он вовсе не был глупым.
— Перестань говорить ‘был’, — сказала я с большим укором, чем намеревалась. — С ним все в порядке. Они оба в порядке.
Не ложь. Просто то самое светлое мышление, которое иногда граничит с отрицанием. Ли встала, чтобы накрыть на стол, и собрала несовпадающие кружки для нашего сидра.
— А Халден глупый и интересный… и суетливый, — согласилась я. — Соглашусь с тобой. Он немного зажатый. — Ли улыбнулась, понимая, что уловила мою мысль.
Я рассматривала свою сестру. Она так сильно выросла за столь короткое время, что я уже не была уверена, от какой информации ее защищаю.
— Отлично, — сказала я, одновременно помешивая в двух кастрюлях. — Мы встречались.
Ли многозначительно подняла брови.
— Но, по правде говоря, ни о какой ‘влюбленности’ не могло быть и речи. Клянусь Камнями.
— Почему? Потому что ты знала, что ему придется уехать?
Мой взгляд остановился на очаге, наблюдая, как мерцает скудное пламя, пока я всерьез обдумывала ее вопрос.
Это было незначительное замечание, но первое, что пришло мне в голову, когда я услышал его имя, — это волосы Халдена. Собственно, это и привлекло меня в нем — он был единственным мальчиком в нашем городе со светлыми волосами. В Янтарном рождались в основном шоколадные брюнеты, как я, или грязные блондины, как Ли и Райдер.
Я влюбилась в эти льдисто-светлые волосы в решительном возрасте семи лет. Примерно тогда же они с Райдером стали неразлучны. Будучи уверенной, что выйду за него замуж, я не возражала против того, чтобы следить за каждым их приключением и цепляться за их игры, вызывающие ссадины на коленях. У Халдена была улыбка, которая заставляла меня чувствовать себя в безопасности. Я бы последовала за ним куда угодно. В тот день, когда в Аббингтон пришло известие о призыве, я единственный раз увидела, как его улыбка дрогнула.
И еще в тот день, когда он впервые увидел мои шрамы.
Но если я была влюблена в Халдена с самого детства, почему это не было похоже на любовь, когда он наконец увидел во мне то, что я так долго искала в нем?
У меня не было хорошего ответа, и уж точно он не подходил для десятилетнего ребенка. Неужели я не любила его потому, что никогда не видела, чтобы у кого-то, а именно у нашей матери, все было хорошо? Или потому, что иногда я спрашивала его, что он думает об экспансии8 Оникса на их и без того обширные земли, и его пренебрежительные ответы заставляли меня чувствовать себя уязвленной по какой-то причине, которую я не могла определить? Возможно, ответ был гораздо хуже. Я надеялась, что это не так, но больше всего боялась, что я не способна на такие чувства.
Не было никого более достойного его, чем Халден. Никто другой, с кем мама, Райдер или Пауэлл пожелали бы мне быть вместе.
— Я не знаю, Ли. — Это была правда.
Я вернулась к приготовлению ужина и молча нарезала овощи, Ли почувствовала, что я закончила с этим вопросом. Когда мамино лекарство закипело, я переместила его на стойку, чтобы оно остыло. Когда оно остыло, я наполнила новый флакон и, как всегда, положила его в мешочек у шкафа.