Может быть, я смогу сделать это — позаботиться о них самостоятельно.
По дому разносился пикантный аромат тушеных овощей, смешанный с целебными нотками маминых лекарств. Это был знакомый запах. Комфортный. Янтарный окружали горы, поэтому в долине, где мы жили, всегда были прохладные утра, хрустящие дни и холодные ночи. На каждом дереве круглый год увядали коричневые листья. На ужин всегда были кукуруза, кабачки, тыква, морковь. Даже самые суровые зимы приносили лишь дождь и голые ветви, а в самое жаркое лето, которое я помню, зеленели всего два дерева. По большей части каждый день в году здесь было коричнево и сурово.
И после двадцати из них наступали дни, когда мне казалось, что кукурузы и кабачков хватит на всю жизнь. Я пыталась представить себе свою жизнь, наполненную другими вкусами, пейзажами, людьми… Но я так мало видела, что фантазии были размытыми и неясными — беспорядочное созвездие книг, которые я читала, и историй, которые я слышала на протяжении многих лет.
— Здесь божественно пахнет.
Я нашла глазами маму, когда она, ковыляя, вошла в дом. Сегодня она немного похудела, ее волосы были завязаны в мокрую косу на затылке. Ей было всего сорок, но худое тело и впалые щеки старили ее.
— Давай я помогу, — сказала я, подходя к ней.
Ли спрыгнула со стола, оставив одну свечу незажженной, и подошла к ней с другой стороны.
— Я в порядке, обещаю, — промурлыкала она нам. Но мы ее проигнорировали. К этому моменту все это превратилось в хорошо поставленный танец.
— Розы и шипы? — спросила она, когда мы усадили ее за стол.
Моя милая мама, которая, несмотря на свою хроническую усталость, боль и страдания, всегда искренне переживала за то, что происходит в наши дни. Чья любовь к цветам прочно вошла в наш вечерний распорядок дня.
Моя мама приехала в Аббингтон вместе со мной, когда мне было почти год. Я никогда не знала своего отца, но Пауэлл был готов жениться на ней и взять меня к себе. Меньше чем через год у них родился Райдер, а через семь — Ли. В нашем традиционном городке было редкостью, когда у женщины было трое детей, причем не у всех был один и тот же отец. Но она никогда не позволяла недобрым словам омрачить солнечный свет, который излучала каждый день. Она всю жизнь неустанно трудилась, чтобы дать нам дом с крышей, еду в животе и больше смеха и любви каждый день, чем большинство детей получают за всю жизнь.
— Моя роза спасла палец Мистера Дойла от ампутации, — сказала я. Ли издала рвотный звук. Я оставила свой шип. Если они еще не поняли, я не собиралась рассказывать о том, что наш брат не писал нам целый год.
— А я — когда Джейс сказал мне…
— Джейс — это мальчик, которого Ли считает симпатичным, — перебила я и заговорщицки кивнула маме. Она драматично подмигнула в ответ, и глаза Ли превратились в щелочки, направленные на нас обеих.
— Его кузен — гонец в армии, он доставляет планы непосредственно от короля Гарета его генералам, куда даже вороны не могут добраться, — сказала Ли. — Кузина рассказала ему, что видела в столице Оникса человека с крыльями. — Ее глаза стали большими и синими, как море.
Я посмотрел на маму, чтобы понять всю нелепость происходящего, но она лишь вежливо кивнула Ли. Я постаралась сделать то же самое. Не стоит так смеяться над ней.
— Как любопытно. Ты ему веришь? — спросила мама, в задумчивости положив голову на руку.
Ли размышляла об этом, потягивая свое рагу.
— Нет, не верю, — сказала она после раздумий. — Наверное, можно предположить, что это живые Фейри, но я думаю, скорее всего это было какое-то колдовство. Верно?
— Верно, — согласилась я, хотя и знала, что так будет лучше. Фейри полностью вымерли уже много лет назад — если они вообще когда-либо существовали. Но я не хотела ломать ее воображение.
Я улыбнулась Ли.
— Теперь я понимаю, почему ты так влюблена в Джейса. У него есть все хорошие сведения.
Моя мать подавила улыбку. Вот так и перестаешь смеяться, когда это становится привычкой.
Ли нахмурилась и разразилась тирадой о том, что она явно не испытывает никаких романтических чувств к этому мальчику. Я усмехнулась, слишком хорошо зная эту песню и танец.
Истории, подобные истории кузена Джейса, всегда были на слуху. Особенно в связи с Уиллоуриджем, таинственной столицей Оникса. В ночь перед отъездом Халден рассказал мне, что, по слухам, он полон всевозможных чудовищных существ. Драконы, гоблины, людоеды… Я поняла, что он пытается напугать меня, надеясь, что я смогу укрыться в его объятиях и позволить ему защитить меня от всего, что находится за ограждениями нашего королевства.
Но меня это ничуть не испугало. Я знала, как рассказывают такие истории. Мужчины, истории за историей, превращались в ужасных чудовищ, обладающих неведомой силой и способных на невыразимые мучения. На самом же деле они были просто… мужчинами. Злые, жаждущие власти, продажные, развратные мужчины. Ни больше, ни меньше, и ничуть не хуже того, кто жил в моем собственном доме. Мой отчим был более злобным и жестоким, чем любой монстр из сказки.
Я не знала, принесла бы эта правда Халдену больше или меньше страха в тот день, когда их с Райдером отправили на войну. И уж точно не помогла бы мне, если бы нас с Ли заставили сражаться в следующий раз.
По правде говоря, наш Король Гарет делал все, что мог, но у Оникса была гораздо более многочисленная армия, лучшее оружие, более сильные союзники и, я уверена, бесчисленные другие преимущества, о которых я ничего не знала. Я могла пообещать, что Оникс выиграет эту войну не из-за какого-то большого злодея, который ходит по ночам.
Вздох матери вернул мои мысли от злобных крылатых тварей к нашей теплой деревянной кухне. Последние капли дневного света скользили по комнате, оставляя пляшущее пламя очага в тени ее бледного лица.
— Моя роза — это рагу и две мои прекрасные девушки, сидящие передо мной. Моя добрая, ответственная Арвен. — Она повернулась к Ли. — Моя смелая, отважная Ли.
Я сглотнула. Лед побежал по моим венам. Я знала, что последует дальше.
— А мой шип — это мой сын, по которому я очень, очень скучаю. Но мы уже год не получали от него вестей. Я думаю, — вздохнула она. — Думаю, нам пора смириться с тем, что он…
— Все в порядке, — перебила я ее. — Райдер в порядке. Я не могу представить, как трудно доставить письмо в таких условиях, в которых он мог оказаться.
— Арвен, — начала мама, ее голос был теплым и успокаивающим, и от его мягкости у меня зудела кожа.
Но я перебила ее.
— Представь, как ты пытаешься отправить письмо в такой маленький городок, как наш, из джунглей? Или… из леса? Из середины океана? Кто знает, где он? — У меня начиналась истерика.
— Я тоже расстроена, Арвен, — еще тяжелее прозвучал тоненький голосок Ли. — Но я думаю, что мама, возможно, права.
— Говорить об этом полезно, — сказала мама, взяв мою руку в свою. — Как сильно мы по нему скучаем, как тяжело будет жить без него.
Я прикусила губу; их серьезные лица разрывали меня на две части. Я знала, что они правы. Но произнести это вслух…
Как ни успокаивало ее прикосновение, я отдернула руку и повернулась лицом к окну, позволяя вечернему бризу обдувать мое лицо и закрывая глаза от прохлады.
Мои легкие наполнились сумеречным воздухом.
Я не могла позволить себе усложнять им жизнь.
Обхватив руками чашу, чтобы унять ее дрожь, я повернулась лицом к своей единственной оставшейся семье.
— Вы правы. Вряд ли он…
От оглушительного звука хлопнувшей входной двери миска, которую я держала в руках, выскочила из моих рук и разбилась об пол. Ярко-оранжевые брызги разлетелись повсюду, словно свежая кровь. Я повернулась и увидела, что лицо мамы оцепенело от шока. Перед нами, тяжело дыша, с окровавленным лицом и опираясь на дверной проем, чтобы поддержать вывихнутую руку, стоял мой брат Райдер.
Глава 2
На мгновение никто не шелохнулся. Затем мы все разом ожили.
Я вскочила на ноги, сердце заколотилось в горле, пульс бился в ушах. На лице Райдера ясно читалась боль, и моя мама бросилась к нему, в ее глазах стояли слезы. Ли поспешила закрыть за нами дверь, а я помогла им обоим сесть за стол.
Облегчение, глубокое и непреодолимое, пронеслось сквозь меня. Я едва могла стоять под натиском эмоций.
Он был жив.
Я глубоко вдохнула и посмотрела на брата. Его стриженые волосы песочного цвета, ярко-голубые глаза, похожие на звезды, жилистая фигура. Он выглядел таким чужим в нашем маленьком доме — слишком грязным и худым.
Ли отодвинула наши миски со стола в сторону и забралась прямо на него, усевшись прямо перед братом. В глазах Райдера светилась радость, но в то же время в них мерцало что-то еще. Что-то более темное.
Я ждала, пока пройдет шок, но мое сердце продолжало биться так быстро, что казалось, будто грудная клетка сотрясается.
— Смотри, какая ты большая! — сказал Райдер Ли, сжимая руки.
Бинты. Ему нужны были бинты.
Я порылась в ящиках, пока не нашла несколько штук, потом взяла одеяло и воду для него.
— Вот, — сказала я, грубо обернув одеяло вокруг Райдера и поцеловав его в макушку, стараясь избегать плеча.
— Что с тобой? Почему ты вернулся раньше времени? — в бешенстве спросила Ли. — Арвен, что с ним? Что происходит? Мама?
Наша мать ничего не ответила, по ее лицу текли беззвучные слезы. Райдер взял ее за руку.
Но Ли была права. Как бы замечательно ни было его возвращение, что-то было не так. Он вернулся домой так скоро, и без батальона, без процессии…
Не говоря уже о кровоточащей ране.
Должно быть, он дезертировал.
— Успокойся, — прохрипел Райдер. — И говори потише.
— Ли прав, — выдавил я из себя. — Как ты вернулся? Что с тобой случилось?
Я оторвала окровавленную ткань от его туники и использовала ее в качестве жгута на ране в его руке. Это была глубокая, неровная рана, из которой струйками стекал багровый цвет. Как только мои руки коснулись его кожи, по моим ладоням пробежало знакомое покалывание и начало заклеивать разорванную плоть.