— Он грубиян, — быстро говорю я, пока мое лицо не стало горячим. — Но он не сделал ничего плохого. — Совсем ничего? Я все еще борюсь с дрожью при воспоминании о том, как он был у меня за спиной. Прошло слишком много времени с тех пор, как меня в последний раз трогали. Не стыдно признаться, что мне было приятно, все было именно так?
— Хорошо. — Аврора вздохнула с облегчением.
— Он рассказал мне кое-что из истории лыкинов, — признаю я. — И твою тоже.
Она жует дольше, чем нужно для рыбы.
— Но ведь их историю можно рассказать и без упоминания меня, верно?
— Я признаю, что задавала вопросы. Мое любопытство взяло верх… Прости, что лезла в твое прошлое без разрешения. Но… — Я сжимаю ее плечо и встречаюсь с темными глазами Авроры. — Я бы хотела услышать от тебя твою историю, когда бы ты ни решилась поделиться ею со мной, если вообще появится желание. Я уверена, что в твоих словах гораздо больше правды, чем в том, что рассказал бы мне Эвандер.
— Я расскажу тебе все, что тебя интересует. — Несмотря на то что она так говорит, ее взвешенный тон и прищуренные глаза говорят об обратном.
— Когда будешь готова, — повторяю я. Аврора пожимает плечами, как будто это пустяк. Это не так, и я хочу, чтобы она это знала. — Ты слишком много вытерпела и слишком многое тебе навязали. Я не стану еще одним человеком, требующим того, чем ты не готова поделиться или не хочешь отдавать.
Она просто смотрит на пролив. В ее взгляде чувствуется оцепенение, взгляд не фокусируются на чем-то одном. Аврора отходит и откусывает еще кусочек рыбы, ничего не говоря. Я боюсь, что расстроила ее. Но даже если и так… я не сказала ничего такого, во что бы сама не верила.
— Аврора.
Она наконец-то возвращает свое внимание ко мне.
— Я серьезно, — говорю я как можно мягче. — Все. Даже то, что я сказала тебе в хижине. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы освободить тебя. Я не осмеливаюсь произнести эти слова вслух, а держу их в своем сердце. В надежде, что она сможет прочесть их по моему выражению лица. В надежде, что она каким-то образом почувствует их, если не больше.
Между нами витает напряжение. Ночная прохлада уходит благодаря духу огня, которого они призвали для костра, а восходящее солнце сгоняет прохладную росу. Она открывает рот, чтобы заговорить, но ее прерывает Бардульф, выходящий из своей палатки.
— И что же вы двое делаете? Что-то замышляете? — Его голос густо напитан сном, в нем нет привычной язвительности. Но это не значит, что в нем нет предупреждения.
— Завтракаем. — Аврора доедает рыбу одним большим укусом и бросает деревянный шампур в костер. Я следую ее примеру.
— А что насчет нас? — Бардульф целеустремленно переступает порог. — Где наша рыба?
— В море?
Он хватает ее за локоть.
— Ну так иди и принеси ее нам.
— Отпусти ее. — Я встаю между ними и хватаю его за предплечье, устремляя взгляд на мужчину.
— Ты. Отпусти меня. Не лезь. Пока мое терпение и доброта не иссякли. — Он оскаливает зубы.
— Я понятия не имею, где была эта «доброта», о которой ты говоришь. — Я сужаю глаза и не двигаюсь.
— Ты ведь дышишь, не так ли?
— Осторожно, планка настолько низкая, что ты можешь споткнуться.
Бардульф огрызается, стискивая зубы с такой силой, что мне самой становится больно.
— Все вы, отпустите друг друга. — Эвандер встает. Он бросает сумку на песок перед собой и начинает сворачивать палатку. — Еще слишком рано для этого.
Я продолжаю следить за Бардульфом.
— Ты первый.
— Нет, ты, — отвечает он.
Аврора вырывает свою руку из хватки Бардульфа, которая, видимо, ослабла, пока он отвлекся. Я отпускаю лыкина, как только он перестает держать девушку. Я держусь рядом с Авророй, пока Бардульф разбирает и сворачивает свою палатку. Эвандер уже работает над палаткой Авроры. Его палатка уместилась в холщовый мешок, такой же, как тот, в который он запихивает палатку Авроры.
— Ты в порядке? — шепчу я Авроре, надеясь, что хлопанье полотна и ненужное ворчание Бардульфа при каждом движении отвлечет их с Эвандером от нашего разговора.
— Бывало и хуже. — Она одаривает меня усталой улыбкой. Она не приносит мне никакого утешения.
— Ну что ж, хорошо. — Эвандер взваливает на плечи два холщовых мешка для палаток. — Фаэлин, ты будешь со мной.
— Для чего на этот раз?
Вместо ответа Эвандер легким прыжком переходит в волчью форму. Палаточные мешки и его личный рюкзак исчезают вместе со штанами. Бардульф следует его примеру.
— Мы едем на них верхом, — объясняет Аврора.
— Я.… прости, что? — Я смотрю между ней и волками.
— Это быстрее, чем идти пешком. — Она подходит к Бардульфу.
— Может, ты хочешь эм… покататься на Эвандере? — Я борюсь со смехом над абсурдностью вопроса. Неужели мой разум должен забредать в самые неподходящие места?
Аврора прикусывает нижнюю губу, сдерживая смех. Должно быть, она знала, где бродят мои мысли.
— Он хочет, чтобы ты была на нем. — Я фыркнула. Ее ухмылка говорит о том, что фраза была сказана специально. — Бардульф меня устраивает. По крайней мере, в этой форме они не могут говорить.
Губы Бардульфа превращаются в оскал, показывая зубы. Но он не огрызается и не меняет форму.
— Да, это действительно намного лучше. — Я перехожу к Эвандеру, который смотрит на меня из уголка одного большого серебристого глаза. Уверена, что я себе это придумала… но, кажется, я вижу, как в нем загорается веселье. Я не могу сдержать легкую улыбку. Но это выражение исчезает с моего лица, как только я смотрю на широкую полосу меха перед собой.
Чернильная чернота шерсти Эвандера напоминает полуночное небо в безлунную ночь — того же цвета, что и дикие спутанные человеческие волосы. В отличие от шкуры Бардульфа, на ее темном просторе нет ни единой серой полоски. Я провожу руками по блестящему меху, смутно осознавая, что Эвандер все еще пристально наблюдает за мной.
Когда я наконец-то дотрагиваюсь до него, чувствую, как его мягкая шёрстка приятно щекочет мне ладони. Под ней проступают твердые, неподатливые мышцы. Его ребра расширяются при глубоком вдохе. По какой-то причине улыбка растягивается в уголках моих губ.
— Все хорошо? — Аврора уже сидит на спине Бардульфа, сидя верхом.
— Да, прости. — Когда Эвандер опускается на землю, я хватаюсь за мех и неуклюже подтягиваюсь, в итоге оказываясь на животе. Одна нога не дотягивается Я извиваюсь, пока она не принимает нужное положение, и тоже оказываюсь верхом. Если я причиняю Эвандеру боль, дергая его за шерсть, чтобы занять нужную позицию, он никак этого не показывает.
— Ты привыкнешь, — хихикнув, говорит Аврора.
— У меня не так много опыта езды на чем-либо. — Я покачиваю бедрами, пытаясь устроиться поудобнее. Странно чувствовать под собой живое, дышащее существо. А под ним — нет… Теперь у меня горят щеки.
К счастью, Эвандер спасает меня от меня самой, когда он подается вперед, и все, что я могу сделать, — это держаться изо всех сил.
Мои бедра движутся в одном направлении, а туловище — в противоположном. Мне кажется, что я обладаю грацией рыбы, которую съела на завтрак после того, как ее вытащили на берег. Когда я слишком сильно стараюсь наклониться вперед, то обнаруживаю, что меня больше клонит в сторону. Если отклониться слишком далеко назад, я постоянно теряю равновесие.
Мир как в тумане, пока я пытаюсь найти правильное сочетание: держаться достаточно крепко, чтобы не потерять хватку, и в то же время достаточно свободно, чтобы двигаться вместе с Эвандером. Когда первоначальная паника от того, что меня отшвырнули, проходит, я начинаю обращать внимание на пульсацию его мышц. На силу, проходящую через его крепкое тело. Как каждое движение выдает его следующее движение.
Мои пальцы погружаются в мех на его шее. Он грубый и густой, и мне есть за что ухватиться. Я начинаю двигать бедрами в такт его движениям. Одна передняя нога перед другой, задние ноги вытягиваются почти галопом, задние поднимаются и опускаются, одно бедро вперед, затем другое.
Это что-то среднее между бегом и прыжком. Каждый шаг — это полупрыжок, толчок и рывок. Каждый мускул толкает, чтобы придать импульс движению вперед.
Высокая трава на просторных равнинах превращается в волнистое изумрудное море. Когда я постепенно привыкаю к езде на волчьей спине, мои чувства уже не заняты тем, чтобы удержаться, и я могу наслаждаться захватывающей дух красотой этой новой земли. Горизонт простирается бескрайне, бледно-голубой рассвет безмятежно гармонирует с зелеными и желтыми полосами, проносящимися мимо. Обширная панорама делает меня маленьким. С каждым ударом сердца я поглощаюсь нетронутым и туманным пейзажем.
Улыбка появляется на моих губах. Ветер хлещет мои ржавые волосы по лицу, вырывая их из толстой косы, в которую я заплела их вчера утром. Рассвет уже наступил, солнце пробивает далекий, неподвижный горизонт позади нас и заливает все коротким, но сладковато-медовым сиянием. Даже когда солнце поднимается, оно не прогоняет утренний туман.
Я разжимаю один кулак и сжимаю другой. Подтянув ноги, чтобы устоять на ногах, я наклоняюсь вбок и тянусь к травам, которые достаточно высоки, чтобы достать Эвандеру до живота. Если бы я стояла, они были бы мне почти до пояса. Травинки путаются в моих пальцах, целуя ладонь. Магия поднимается по рукам.
— Духи полей? — спрашиваю я. Трава сжимается, и я хватаю только воздух. — Трава?
Весь луг вдруг расходится от нас кольцами, как камень, брошенный в тихий пруд. Внезапно травинки снова проникают сквозь мои пальцы.
— Значит, травы!
— Ты заводишь друзей? — спрашивает Аврора.
— Может быть? Если они захотят стать моими друзьями?
Еще одна рябь — мой ответ.
— Приятно познакомиться…
— Фара! — Аврора отвечает за травы. — Их зовут Фара.
— Рада познакомиться с вами, Фара!
Как по команде, тропинка впереди выравнивается. Больше растительность не бьет по мордам волков. Напротив, травы и полевые цветы сплетаются в ковер, расстилающийся перед нами.