Я опускаюсь на колени на землю рядом с ним, опираясь на лодыжки, чтобы смотреть ему в глаза.
— Ты хочешь, чтобы это был только момент?
— Старые боги, нет, — вздыхает он, как в отчаянной молитве.
Он хочет меня. До сих пор. Даже сейчас. Я чувствую это так же сильно, как и вижу в его глазах. По тому, как дрожат его руки, когда он воздерживается от прикосновений. Оно проникает в меня, как прилив сахара. Оно захватывает мою голову, как слишком много медовухи. Я не успеваю опомниться, как мои руки оказываются на его щеках, мой рот — на его. Его руки — на моей спине. Я маневрирую на его коленях, сидя на нем.
— Возьми меня снова, — шепчу я ему в губы, проводя пальцами по его шелковистым локонам. — Не из-за очарования Конри. И не из-за неудовлетворенных желаний. Возьми меня, потому что ты хочешь меня, а я хочу тебя. Потому что ты чувствуешь это притяжение так же сильно, как и я.
Пока я говорю, его руки скользят по моей спине. Они скользят по моим лопаткам. Одна из них скользит вверх и захватывает мои волосы на затылке, оттягивая голову назад и сжимая кулак.
Эвандер трепетно дышит на мягкую кожу моей шеи.
— Я мог бы иметь тебя тысячу раз и хотеть еще тысячу раз.
— Я с радостью принимаю этот вызов, — вздыхаю я.
С рычанием он впивается зубами в мою кожу. Его бедра прижимаются к моим. Я впиваюсь ногтями в его плечи, когда он хватает меня за рубашку.
В тот момент, когда наша плоть снова встречается, мир становится правильным. Секунды боли, когда он заполняет меня, а затем блаженства, когда мое тело принимает его, достаточно, чтобы мой разум помутился. Мои руки на его плечах. Его тело на моем.
Сегодня ночью мы не молчим. Звуки наших движущихся тел, наши стоны и неровное дыхание наполняют лес бесстыдной несдержанностью. Сегодня вечером мы можем быть честны и открыты, не притворяясь, что не принадлежим друг другу.
Глава 27
Когда мы проснулись, Эвандер крепко обнимал меня за талию. Моя спина прижата к его груди. Его горячее дыхание на моей шее.
Но в отличие от прошлого раза, когда мы резко проснулись благодаря Конри, этим утром нас встретил нежный рассвет, разливающийся по земле, окутанный туманной дымкой. Прохладная роса осела на землю, словно рассыпанные бриллианты. Она покрывает мое плечо, обнажившееся там, где ночью с меня соскользнула подстилка, которую мы развернули и использовали в качестве одеяла.
Я медленно моргаю, не зная, проснуться мне или продолжать спать. Пошевелив пальцами ног, напрягая и расслабляя бедра, я наслаждаюсь глубокой болью в себе. От этого движения он начинает возбуждаться.
Эвандер целует мое плечо и сонно ворчит:
— Доброе утро.
— Еще рано, — отвечаю я, зевая.
— Мы не должны тратить день впустую.
— Не должны.
И все же никто из нас не двигается. Мы продолжаем наслаждаться этими сладкими, непрерывными моментами легкости. Притворяться, что наши обязательства не так уж и обременительны, как они есть на самом деле.
Наконец он отстраняется. Наша кожа липкая от того, что мы были прижаты друг к другу половину ночи, он отстраняется, и прохладный воздух ударяет мне в спину. Я тихонько стону и дергаю за одеяло.
Эвандер усмехается и наклоняется, легонько целуя мой висок.
— У нас нет выбора.
— Здесь холодно.
— Ничего подобного, ты всего лишь маленькая печка. — Он встает, собирая свою одежду. Я переворачиваюсь на спину и наблюдаю за ним, сдерживая стон, когда его брюки поднимаются над изящным изгибом его задней части. Эвандер ловит мой взгляд и ухмыляется. Я не отворачиваюсь и ухмыляюсь в ответ.
— Знаешь, ранние лыкины часто ходили без одежды, предпочитая быть как можно более «естественными». Я мог бы вернуть эту традицию.
Я смеюсь и сажусь. Если он готовится, то и мне пора.
— Делай то, что тебе удобнее всего.
Он обхватывает меня за талию, когда я встаю, и притягивает к себе. Из его горла поднимается низкий рык.
— Возможно, мне понравится, если ты тоже примешь эту традицию.
Я фыркаю и отталкиваю его. Эвандер отпускает меня без борьбы.
— Мне было бы неудобно ходить голой.
— А я-то думал, что ведьмы танцуют в лесу нагишом. — Он начинает собирать постельные принадлежности.
— Иногда мы так и делаем. — Я заканчиваю одеваться. — Но только в особо важные дни в году. В остальное время я предпочитаю не давать ядовитым лианам или кустарникам касаться нежных частей тела.
— Ты танцевала во время Кровавой Луны?
Я делаю паузу, мои руки замирают на полпути, хватаясь за багряную накидку.
— Нет, — тихо говорю я, — моя бабушка только что умерла. Я все еще была в трауре.
— Мне жаль, — пробормотал он. — Я должен был помнить.
Я качаю головой.
— Тебе не нужно помнить обо мне все. Я не виню тебя за то, что ты забыл.
— Я хочу помнить о тебе все. — Он целенаправленно пристегивает спальники к сумкам, словно пытаясь также прикрепить факты к своим воспоминаниям.
— Даже если бы это было не так, я бы не пошла в ночь Кровавой Луны. Бабушка предупреждала меня перед смертью, что это ночь большой силы для лыкинов, вампиров, духов и прочего. — Я заставляю свой голос оставаться легким, чтобы он знал, что я не сержусь на него за то, что он забыл о бабушке.
— Разве это не значит, что сегодня лучшая ночь для проведения колдовских ритуалов?
Я качаю головой.
— Если я буду открываться духам и магии в такую ночь, то в итоге могу пригласить тех, с кем не очень хочу встречаться. Кровавая Луна — ночь не для людей.
— Ну, раз уж мы заговорили о духах, куда сегодня отправимся? — Он взваливает на плечи сумку, но пока не переходит в волчью форму.
— Я могу взять одну сумку.
— У тебя уже есть твоя, а и я с трудом осознаю, что они здесь. — Он пожимает плечами. Я хмурюсь. Что только заставляет Эвандера хихикать. — Правда, если будет неудобно, я приму волчью форму. Эти мускулы не просто так.
— Как хочешь. — Я смеюсь и погружаю пальцы ног в землю и мох, переключая свое внимание с него на магию вокруг нас. Лес жив, но меня не тянет в какую-то определенную сторону. Нет никакого зова. А это значит, что решение о нашем пути должен принимать я. — В какой стороне находится край территории лыкинов, ближе всего к эльфам?
— Параллельно горам. — Он указывает в восточном направлении, и я следую за его пальцем, ориентируясь по деревьям.
— Тогда мы продолжим движение в том же направлении. Я хочу пройти как можно дальше и как можно быстрее, тогда на обратном пути мы сможем двигаться более неторопливо. — Если по дороге мне что-то бросится в глаза, мы остановимся. Однако я хочу посмотреть, как далеко мы с Эвандером сможем зайти в быстром темпе. Это будет гораздо дальше, чем мы с Авророй сможем пройти в одиночку за то же время. В одиночку… — Эвандер?
— Я все еще здесь.
Я поворачиваюсь к нему лицом и на мгновение задерживаюсь на нем. Темные волосы, падающие ему на глаза. Медленно растущая щетина на щеках, такого же цвета, как и волосы на груди. Он просто воплощение женских фантазий, и я наслаждаюсь тем, что — по крайней мере, сейчас — он мой.
— Что? — Эвандер хихикает и переходит ко мне, цепляя мой подбородок. Он приподнимает мое лицо, почти целуя меня. — Ты видишь что-то, что тебе нравится?
— Да. — Я ухмыляюсь и приподнимаюсь на носочки, чтобы слегка поцеловать его, а затем отстраняюсь. Легкое выражение испаряется с моих щек, причем достаточно быстро, чтобы он обратил на это внимание.
Брови Эвандера слегка нахмурились.
— В чем дело?
— Пошли с нами? — осмеливаюсь спросить я, не зная, что он может ответить. Эвандер тут же отводит взгляд, глядя в сторону Равнин Лыкина и Конри. Я поднимаю руку, чтобы вернуть его внимание к себе.
— Почему ты хочешь, чтобы я сбежал с вами? — спрашивает он — нет, требует. Меня почти поразил его тон.
— Тебе ведь нечего там не держит, правда? — Я почти заикаюсь, удивленная его внезапным напором.
— Ты уклоняешься от ответа. Почему ты хочешь, чтобы я был с тобой и Авророй?
— Ты так помог нам обеим, что…
— А, ты все еще хочешь телохранителя. — Он начинает углубляться в лес целенаправленно, словно бежит.
— Эвандер, дело не в этом. — Я бегу за ним.
— Что тогда? — Он крутится на месте, глядя на меня сверху вниз. — Ты хочешь, чтобы я был с тобой, потому что я тебе нравлюсь? Потому что ты меня любишь?
Ты хочешь, чтобы я тебя любила? Вопрос почти вырвался наружу. Удерживая его за губами, я едва не сгораю. Он почти… выглядит так, будто любит. Я не думала, что он безнадежный романтик.
— Я не знаю, — тихо признаюсь я. — Любовь может длиться долго, а может быть вихрем. Я пока не знаю, что это — и то, и другое, и ничего.
— Как ты можешь понять это? — Он насмехается. — Ты даже не знаешь меня.
— Я знаю достаточно, — настаиваю я в ответ.
— Почти ничего. И я так многого о тебе не знаю. — Он говорит это так, будто это должно быть пренебрежительно. Но…
— Вот именно, — отвечаю я, делая шаг вперед, упираясь руками в бедра, чтобы оказаться прямо в его пространстве. — Впереди у нас еще много открытий, и вместо того, чтобы опускать руки, я вижу перспективы. Есть неизведанный путь, по которому мы оба могли бы пойти. Будущее, которое мы сами создадим.
— Ты всегда должна быть такой оптимисткой? — Его глаза сияют весельем, но в его тоне чувствуется уныние. Даже сердечное сокрушение.
— Эвандер…
— Давай не будем тратить время на такие вещи сейчас. Нам нужно использовать его с пользой. Мы просто теряем день впустую. — Не дав мне и слова вымолвить, он превращается в своего волка.
Я вздыхаю и забираюсь к нему на спину.
— Знаешь…
Он оглядывается через плечо и снова смотрит на меня.
— Некоторые люди считают оптимизм добродетелью.
Эвандер хмыкает и устремляется вперед, уводя нас все глубже в лес.
Одно дерево может быть очень похожим на другое, особенно когда мчишься по лесу на волчьей спине. Но я так привыкла ориентироваться в лесу, на тропах и вне их, что у меня есть небольшие механизмы, помогающие мне понять, где я нахожусь. Ориентирами являются поваленные деревья, превращенные в дупла для семей животных, массивные валуны, покрытые мхом, склоны местности. Кроме того, когда я двигаюсь по лесу, возникает уникальное ощущение, что я опираюсь на великие силы, которые вьются между деревьями и протягивают ко мне невидимые руки. Я оставляю на них свой след так же, как они оставляют свой след на мн