– Ваши пальцы отомкнут одновременно с всегдашниками, позже в этом учебном году, – ответил декан Хамбург. – Так будет честно. Всегдашники и никогдашники должны соревноваться в равных условиях. На вашей стороне врожденный магический талант, а на стороне Добра – оружие и сила…
Двери в главный зал Школы Зла распахнулись, и медленно вошел Фала. Он сложил руки на груди, его глаза горели, а голос был хриплым от недосыпа.
– Я буду вас тренировать лично, – сказал он. – Какими бы ни были ваши таланты… забудьте о них. Мы начнем заново.
Хамбург фыркнул.
– Не смеши меня. Ты здесь не глав…
Фала выстрелил из руки лучом энергии и вышвырнул Хамбурга в окно.
Он повернулся к ученикам.
– Добро пойдет на все, чтобы победить. Думаете, наша сторона – Зло? Они намного злее нас. Им наплевать на равновесие. Что они называют Добром? Честность? Справедливость? Это все наше. Если вы будете меня слушать, мы победим. Если нет, то всегда будем проигрывать.
Он ждал, что ему возразят. Но все молчали.
– Начнем.
Следующие два дня Фала проводил тренировки, оценивая потенциал каждого ученика и пытаясь найти его самый полезный талант. Хамбург в итоге вернулся в полуразорванной мантии (он приземлился прямо в гнездо спящих стимфов, и приняли его там соответственно). Но на этот раз декан кротко смотрел из угла на нового никогдашника, который искал самые сильные стороны своих одноклассников.
– Крутить топоры, махать мечами… это ведь довольно просто? – спросил Фала у Тимона после того, как мускулистый одноглазый полуогр закончил демонстрировать свою силу. – Что ты на самом деле хочешь показать?
Тимона, похоже, вопрос оскорбил.
– Что я сильный.
– А зачем? – спросил Фала.
Мальчик-огр почесал в затылке. У него такого никогда не спрашивали.
– Чтобы ко мне не лезли.
– Почему? – настаивал Фала. – Почему тебе важно, чтобы к тебе не лезли?
Тимон залился краской, но ничего не ответил.
– Внутренняя сила лучше, чем внешняя. Нам нужно искать нашу силу внутри. Вот как мы найдем настоящий талант, – сказал Фала. – Скажи мне, почему к тебе не должны лезть?
Юный огр отвел глаза.
– Потому что ко мне раньше уже лезли и били, а я не мог себя защитить.
– Твой отец, – сказал Фала.
Тимон покачал головой.
– Мать.
Он, словно оправдываясь, оглядел комнату, готовый врезать кому угодно, кто будет над ним смеяться, но никогдашники тихо молчали, опустив головы.
Фала коснулся его плеча. Тимон вздрогнул.
– Ты злишься. Стыдишься. Забудь об этом! Это все в прошлом, Тимон. Что ты хочешь делать? Сражаться с призраками или найти настоящую силу?
Тимон медленно поднял взгляд.
– Закрой глаза, – сказал Фала. – Посмотри, что получится.
Тимон послушался.
Сделал глубокий вдох.
И его палец засветился серебристо-синим светом.
– Как он это делает? – шепотом спросила Бринша у Нагилы за спиной у Фалы. – Нашу магию ведь еще не отомкнули!
Фала, конечно же, знал ответ: магия следует за эмоциями, а некоторые эмоции настолько сильны, являются настолько неотъемлемой частью души, что активируют магию, которую невозможно контролировать. Но об этом он не распространялся. Чем меньше о такой магии разговаривать, тем чаще она появляется.
Грудь Тимона вздымалась, вздохи стали спокойнее и реже, а палец засветился ярче.
– Наполни свою грудь, – сказал Фала. – Но не гневом, а силой.
Тимон вдохнул, медленно и спокойно, словно готовясь выпить целое море.
– А потом выпусти эту силу.
Тимон выдохнул, и из его рта вырвался клуб серебристо-синего дыма и превратился в яйцо на полу главного зала Школы Зла – яйцо размером с младенца. Скорлупа начала медленно трескаться, и из яйца высунулась крохотная головка с огромными глазами, два маленьких рога, и две лапы. Существо разломало остальную скорлупу – это оказался синий дракончик, нетвердо стоящий на ногах и моргающий от страха. Он кашлянул, выпустив струйку дыма, и глянул на собравшихся никогдашников.
– Твоей матери больше нет, – шепнул Фала мальчику, который так и не открыл глаз. – Кто ты теперь?
Глаза дракончика изменились. Сузились, стали свирепее. Дракон выпрямился, внутри него что-то росло…
А потом он взревел и выпустил поток серебристо-синего пламени, такой мощный, что дракону пришлось закрутиться, чтобы управлять им. Огонь сжигал весь зал призрачным пламенем, все вокруг горело и горело, мальчик выпускал набранный в грудь воздух, пока мог, а потом упал на колени, тяжело дыша.
Огонь испарился, и большой зал принял прежний вид.
Тимон открыл глаза.
– Что случилось? – прохрипел он. – Я нормально справился?
Фала улыбнулся.
– Неплохое начало.
Он снова услышал шепот Бринши за спиной.
– Представь, если бы Рафал так же с нами занимался, – шепнула она Нагиле. – Какая бы у нас была школа!
Сердце Фалы болезненно кольнуло, но он справился с болью.
– Кто следующий?
Все, что он делал, час за часом, ученик за учеником, это спрашивал «Кто следующий?», и дарил каждому внимание и поддержку, которые ученики никогда не получали от отсутствующего Директора школы. Вскоре никогдашники уже смотрели на юного Фалу точно так же, как раньше на Вулкана. С доверием и уважением. С чувством, которое всегдашники, может быть, назвали бы любовью.
Когда он отобрал десять лучших учеников для Вечера Талантов, никто ему не возражал.
Даже Хамбург.
Мальчик стал их Директором школы.
Глава 18
Незадолго до заката Фала собрал никогдашников возле замка Зла.
Десять участников Вечера Талантов возглавляли шествие, первый из них – Тимон, следовавший за юным лидером вокруг огромного озера в сторону Школы Добра.
Небо потемнело. Вместо солнца взошла луна.
За эти два дня он не раз проделал этот путь, мрачно думал Фала, в очередной раз обходя озеро кругом. Шпионил за Добром. Вскрывал их ложь и интриги, вполне достойные Зла.
«Может быть, нам все-таки нужен мост через озеро, – подумал он. – Он поможет Злу внимательнее наблюдать за Добром».
Он закусил губу.
«Но тогда что помешает Добру тайно внедриться в Школу Зла?»
Нет.
Никаких мостов.
Рафал увидел свое отражение в воде; на него смотрело лицо Фалы. Он сдержал смешок. Где-то там живет настоящий Фала, который беспокоится из-за любви и поцелуев. А этот Фала должен выиграть Вечер Талантов, чтобы сохранить равновесие в Бескрайних лесах. Если сегодня победит Добро, то Райен сочтет это доказательством того, что он стоит на правильной стороне – какими бы презренными ни были его действия, как он признался Крюку.
Все эти льстивые, самолюбивые разглагольствования о равновесии. Райену плевать на равновесие! Он сам это признал! Он просто хочет, чтобы Добро и дальше побеждало, даже если для этого придется жульничать. Если он победит сегодня, то ни перед чем не остановится, чтобы сохранить гегемонию Добра. Он ведь уже показал, на что способен! Отомкнул магию раньше срока. Учит своих незаконным заклинаниям. Увел у брата его единственного в жизни друга. Все это – уловки Зла, которыми теперь пользуется Добро.
Но почему Крюк здесь? Вот он, главный вопрос. Мальчишка плохо умеет врать, и все его слова по поводу Вечера Талантов, необходимого, чтобы защитить Добро, – чистейшая ложь. Зачем же он тогда приплыл сюда из Блэкпула, чтобы стать деканом в школе Райена? Чтобы отомстить Рафалу за то, что не поплыл с ним в Нетландию? Нет, конечно. Джеймсу не нужен злой волшебник, чтобы убить Пэна. Ему всего лишь нужна хорошая команда. Зачем он отказался от цели своей жизни и даже принадлежности к пиратам, чтобы стать прислужником Добра? Безусловно, Райен тоже задал ему те же самые вопросы. Но его брат, очевидно, поверил тому, что ответил Крюк… или захотел поверить…
– Фала? – окликнул его кто-то.
Он повернулся к своим ученикам.
– Мы пришли, – сказала одна из девочек.
Над ними блистал замок Добра. Десятки тысяч чайных свечей разных цветов мерцали вдоль лестниц, словно в летнем ночном сне.
Для Вечера Талантов в Школе Добра построили новый театр на месте старого спортивного зала. Проход из серебряного мрамора разделял его на две части: одна для учеников Школы Добра, с розовыми и голубыми скамейками, хрустальными фризами и блестящими букетами стеклянных цветов, другая – для учеников Школы Зла: кривые деревянные лавки, резные изображения пыток и убийств, длинные острые сталактиты, свисающие с потолка. Перед ними располагалась высокая каменная сцена с трещиной посередине, а наверху оркестр сверчков играл драматичный марш.
Всегдашники уже сидели и громко болели за своих, когда пришли никогдашники. Ученики Школы Добра размахивали плакатами («ШКОЛА ЗЛА – НЕУДАЧНИКИ», «НИКОГДАШНИКИ – БЕЗДАРНОСТИ!») и скандировали обидные кричалки. Никогдашники, следуя за Фалой, молча заняли свои места. Все было совсем не так, как на Испытании, когда никогдашники хамили, совершенно уверенные в победе, а всегдашники были молчаливыми и пугливыми. Райен смотрел на никогдашников с балкона, одетый в белую мантию из лебединых перьев. Он заметил странную молчаливость никогдашников и их суровые взгляды, словно они вместе хранили какой-то секрет. По спине Директора школы побежали мурашки. Ему не о чем было беспокоиться. Он хорошо подобрал команду, тщательно ее подготовил. Что бы ни показало Зло, ему не удастся победить.
А потом он увидел, как Фала повернулся и посмотрел прямо на него, словно читая мысли. Мальчик-никогдашник едва заметно улыбнулся ему, потом снова отвернулся.
Райен похолодел.
На сцену вышел декан Джеймс Крюк, одетый в сине-золотой костюм, с которого он оторвал рукава и украсил несколькими золотыми цепями.
Фала заерзал на месте. Он узнал этот костюм – один из костюмов Райена.
Крюк и его брат делятся одеждой.
Кровь Рафала вскипела под кожей Фалы.
Такая мелочь… такая дурацкая мелочь…
Крюк так легко, с такой готовностью променял одного брата на другого.