При упоминании глитча Нэрис уткнулась лбом в грудь капитана и разрыдалась. Скорбное выражение его мужественного лица все еще ярко стояло перед глазами. Нет, ее он действительно не винил. Родители мальчика давно ни на что не надеялись, и смирились. Но…
В их маленьком доме, похожем скорей на нору Нэрис вдруг четко увидела то что самое страшное, что может с ней в жизни случиться.
Пережить смерть собственного ребенка, – это ужасно, несправедливо, чудовищно. А она… та, кого они все называли богиней, ничего не смогла изменить. Вот только что разговаривала с мальчишкой, а теперь его больше нет. И постель опустела.
– Солнце, послушай… – сквозь слезы услышала она тихий голос Макара. – Тебе очень сейчас тяжело… но скажи мне, в посёлке еще есть больные дети? Им ведь нужна наша помощь?
Возможно, Макар был не прав. Ему очень сильно хотелось сейчас подхватить ее на руки, прижать к себе еще крепче и отсюда скорей унести. Бегом, не оглядываясь назад, прочь из поселка, из синего леса, подальше от лживого мира Зигейны.
Но… Убежать от себя Нэрис не сможет. Будет себя бесконечно корить и страдать. Потом влезет в какую-нибудь героическую и безумную спасательную операцию, пытаясь искупить свою вымышленную вину, и рискуя собственной жизнью будет спасать очередных червяков, хомяков, стариков, бедных, голодных детей и угнетаемых женщин пиратского мира.
Такое Макар уже видел. И не мог допустить повторения прошлой истории. Он поступит иначе.
Девушка понемногу затихла. Потом, оторвав от мужского комбинезона заплаканное лицо, подняла взгляд на мужа и прошептала:
– Да. Но я не знаю… – громко всхлипнула, вытирая ладонью глаза, получила бумажный платок из руки капитана и тихо добавила: – Ничего я не знаю. Я сбежала из резиденции, глитчи мне помогли. А потом… потом я спала. Пришел Чисхисусу и отвел меня к сыну.
Мысленно этому негодяю Мак уже голову папру раз откусил. Великолепно придумано: еле живую, уставшую, юную девочку вытащить из постели и сделать ее виноватой.
– Глитчи? – пытаясь отвлечь ее, переспросил капитан. – Кто это такие?
– Результаты неудачных экспериментов с людьми, – она оживилась, действительно отвлекаясь. – Горыныч наш, – тоже глитч.
Макар поднял голову и взглядом столкнулся я биологом. Они оба поняли друг друга без слов. Вот и ключ ко всем тайнам Зигейны. Запрещенные эксперименты с разумными гуманоидами, незаконные технологии, геноцид полноценных носителей разума. И вещественные тому доказательства.
– Потрясающе, – Макар радостно улыбнулся, как всегда, в самых патовых ситуациях. – Крепко мы влипли.
– Боюсь даже представить, насколько… – Вздохнул громко Гесс. – Моя пятая точка тебя уверяет: самые главные неприятности у нас еще впереди.
– Детей смотреть будете? – вмешался в их диалог негодующе-громкий Горыныч.
– Если нам их покажут, конечно, – Аверин ответил за всех. – Но если больше нет умирающих, то сначала Нэрис нужно переодеть, умыть, и, как минимум – напоить.
Заметив на ее лице явное возмущение, Макар тихо заметил: – Ты мокрая, дико уставшая и заплаканная. Думаешь, такому виду дети могут быть рады?
Все возражения разом иссякли. Никто не обрадуется грязной заплаканной девке, к тому же, им всем незнакомой. Если они еще в принципе в состоянии радоваться.
– Боги ходить большой дом, – рядом внезапно возникла весьма колоритнся женская фигура.
Мягкий голос, лицо изумительной красоты, тонкие руки украшенные витыми кожаными браслетами с россыпью перламутровых бусин, изящные пальцы. Из-под подола широкой юбки, расшитой синими перьями, выступали когтистые толстые пальцы кожистых синих лап, очень похожих на птичьи.
– Астата, – Нерис кивнула этому странному существу, его представляя мужчинам. – Это мой муж, и наш друг, он с Глизейны, биолог.
Женщина молча посторонилась, жестом приглашая гостей войти в дом.
– Еда, вода, спать, – пояснила она, глядя прямо в глаза капитану. – богиня отдыхать. Ты с ней ходить.
А потом оглянулась вокруг и добавила очень серьезно и тихо:
– Мы все скоро умрем. И богиня не виновата.
25. Время собирать камни
Планета Зигейна (b Малиста) двойная звездная система Малиста, (HD 188015), Созвездие Лисички (Vulpecula) Поселок глитчей в Синем лесу.
Непривычно как это. Ощущать под щекой твердую и горячую плоть живого человека. Слушать дыхание, под ладонью чувствовать сердцебиение. Прижиматься всем телом в надежде согреться и оттаивать, получив и покой и тепло. Вдыхать его запах, терпкий запах мужчины. Чувствовать тяжесть руки на моем зябком плече, и ладонь, укрывающую куда лучше всех одеял.
Рик не спал, я это знала. Чтобы в этом убедиться, не было даже нужды окончательно просыпаться самой. Хотя… На него так приятно смотреть.
Я потихоньку подглядывала за мужем, пользуясь щеткой отросших ресниц, как стратегической маскировкой. Красивый. Даже такой: похудевший, небритый, с залегшими под глазами тенями, он мне очень нравился.
Любимый мой человек. Как я могла позабыть тебя, как такое вообще получилось? И как он меня за такое простил?
Едва мы вошли в большой дом, Астата сразу же окружила меня целым вихрем уютной заботы, уведя в дальнюю сторону дома, где несколько девушек, с виду похожих на вполне обыкновенных людей быстро и ловко обтерли мою озябшую кожу мохнатыми влажными шапками белого мха.
Потом расчесали, вплетая в тугие ажурные косы красивые перламутровые бусины, переодели в короткую тонкую светлую майку, пошитую из тонкой кожи, мягкую и эластичную, и темные кожаные штаны, с ременными застежками, кучей удобных карманов и мелкими, отливающими перламутром пуговками на них.
Практично, удобно. Рик не отходил ни на шаг, словно опять опасаясь меня потерять. Я отлично его понимала, в отличие от местных женщин, на нас удивленно смотревших и неодобрительно цокающих языками. Моему бдительному мужу новая одежда, севшая на меня, как влитая, не очень понравилась. Особенно оголенный живот.
Поймав взгляд увлеченно рассматривающего меня хвостатого воина, Рик разозлился, полыхнув ослепляюще-голубым, электрическим, а я рассмеялась. Только его злость была такой синей. Вдруг стало легко и приятно, ведь синий – цвет разума. Как зеленый – цвет жизни. Мой муж никогда не теряет рассудка. Хорошо что-то знать.
И теперь, наслаждаясь минутами отдыха, я валялась на знакомом мне ложе, нахально устроившись у него на плече, подглядывая за мужем и его ощущая.
Мой любимый ультрамариновый, – цвет Аверина. Он похож на драгоценный камень удивительной красоты и прозрачности.
Вот посмотрел на меня и засверкал алыми переливами. Погладил плечо, сместив руку на голый живот и полыхнул фиолетовой страстью. Прислушался к тихому разговору биолога с местными жителями и разлился сапфирово-синим.
– То есть, я правильно понимаю: пока матери кормят младенцев своим молоком, никто из них не болеет?
Гесс все это время сосредоточенно и дотошно допрашивал глитчей.
Он расположился совсем близко к нам, словно боясь упустить нас обоих из виду. Скрестив ноги идел прямо на полу этого странного дома, устланного циновками,то-то записывал, рисуя какие-то сложные схемы на видере капитана, о чем-то расспрашивал неоднократно, точно пытаясь поймать их на лжи. Сквозь ресницы я видела, что Рик внимательно слушает их беседу, деликатно не вмешиваясь, и вообще тоже делая вид, что он спит.
– А дети давно так болеют? – вдруг Аверин спросил тихим шепотом. – Раньше тоже так было?
Тут все замерли, удивленно воззрившись на якобы спавшего капитана. Какой чуткий слух у зигейнцев.
– Нет. – после минутного размышления ему ответил тот самый «мой» синехвостый, оказавшийся первым мужем Астаты, что выступил у алтаря. – Это все началось после того, как мы перебрались сюда, в холм.
– А почему это случилось? – Гесс всегда был дотошен. – Я имею в виду вашу… миграцию.
Вокруг него собрался целый кружок синехвостых мужчин, очень похожих на мужа Астаты.
Семейные традиции Зигейны пугали своей необычностью. Взрослых женщин в поселке сохранилось немного, и у каждой в наличии был целый гарем только самых любимых мужей. Еще рядом жили «просто возлюбленные», «бывшие», «будущие». При этом они умудрялись придерживаться строгих нравов, и равноправия. Вождей в лесу не было, невидимой жизнью поселка управляли «старейшие и мудрейшие».
Хорошо, что мы с Риком оба выросли в традициях моногамности. Иначе бы я его женам… В этом месте мое богатое воображение рисовало картины весьма живописные и жестокие.
Да, я ревнива и нисколечко не раскаиваюсь.
Мой мудрый муж явно что-то почувствовал и осторожно коснулся виска горячими и сухими губами.
– После очередной карательной операции галцога, – прервав затянувшееся молчание неохотно ответил ему муж Астаты. Он легко изъяснялся на имперском. – Тогда много наших погибло, и мы ушли в глубину леса, ближе холмам.
– А раньше вы жили… – Гесс отличался терпением, – поближе к самой резиденции, там ведь леса посветлее?
Хвостатые переглянулись, все четверо, и удивленно воззрились на Гесса. Имперский они понимали отлично.
– Раньше мы жили на побережье, – пояснил Гессу муж птицедевы. – Охотились, рыбу ловили, собирали побеги катупхи, выращивалии плоды и корни.
Гесс тяжко вздохнул, что-то опять помечая на светящемся в полусумраке дома экране.
– И не в норах селились? – обменявшись весьма выразительным взглядом с Макаром, Гесс скорей констатировал, чем спросил.
– Да, там мы строили дома из песчаного камня. С красивыми окнами, светлые. – Синехвостый мечтательно произнес, даже глаза прикрывая.
Гесс еще раз взглянул на экран и удовлетворенно кивнул ему, как собеседнику и коллеге. Потом перевел взгляд на Рика и ему тоже кивнул. Кажется, эти трое уже что-то выяснили. Даже обидно: стоило мне притвориться уснувшей, как без меня все решилось.
– Ты проснулась? – снова нежный поцелуй мне в висок, снова алые искры вокруг. – Времени у нас очень немного, моя золотая. Пора собирать наши камни.