— Она что-нибудь сказала?
— Вы же про травму лица знаете, да? Ей тяжело говорить. Она сказала медсестре, что хочет пить. Спросила, кто я такой. И, пока мы не увеличили дозу анальгетиков, пару раз прошептала «больно». Это все.
Полицейский должен был находиться с ней рядом — на случай если она заговорит, — но я же велел ему охранять дверь, и, видит Бог, именно этим «мундир» и занимался. Я мысленно проклял себя за то, что поручил это дело не настоящему детективу с работающим мозгом, а трутню, едва достигшему половой зрелости.
— Она знает про семью? — спросил Ричи.
Врач покачал головой:
— Насколько я могу судить — нет. Похоже, имела место определенная ретроградная амнезия — обычная история после черепно-мозговой травмы. Как правило, она проходит, но опять же гарантировать ничего нельзя.
— И вы ей не сказали, да?
— Я подумал, что вы сами захотите это сделать. Кроме того, она не спрашивала. Она… ну, сами увидите. Она не в очень-то хорошем состоянии.
На последней фразе его взгляд скользнул мне за плечо. Только тут я и заметил женщину, спавшую на жестком пластмассовом стуле у стены: руки сжимают большую сумку в цветочек, голова откинута назад под невероятным углом. Дать ей двенадцать лет было невозможно. Она выглядела лет на сто, не меньше: растрепанный пучок седых волос, лицо опухло от рыданий и усталости, — впрочем, на самом деле ей вряд ли было больше семидесяти. Я узнал ее по фотографиям в альбомах Спейнов: мать Дженни.
«Летуны» опросили ее днем раньше. Рано или поздно нам придется снова навестить ее, но сейчас в палате Дженни нас и так ждало достаточно мучений, и увеличивать их число не хотелось.
— Спасибо, — сказал я тихо. — Если что-то изменится, сообщите нам.
Мы передали наши удостоверения трутню, который примерно с неделю разглядывал их под разными углами. Миссис Рафферти зашевелила ногами и застонала во сне, и я уже был готов оттолкнуть полицейского, но, к счастью, именно в эту минуту он решил, что мы те, за кого себя выдаем.
— Сэр, — сказал он молодцевато, возвращая удостоверения и отходя от двери.
Мы вошли в палату Дженни Спейн.
Никто и никогда не узнал бы в ней ту девушку, которая сияла на свадебных фотографиях. Ее глаза были закрыты, веки распухли и приобрели лиловый оттенок. Волосы, выбившиеся из-под широкой белой повязки, потемнели от грязи и свалялись; кто-то пытался смыть с них кровь, однако колтуны и «сосульки» никуда не делись. Правую щеку закрывала марлевая прокладка, наспех прилепленная с помощью полосок пластыря. Ее руки, маленькие и изящные, как и у Фионы, безвольно лежали на неровной поверхности голубого одеяла; к большому синяку тянулась тонкая трубка. Ногти выкрашены в мягкий розовато-бежевый цвет; идеальный маникюр — вот только два или три обломаны до мяса. Трубки тянулись от носа за уши, а на груди собирались в клубок словно змеи. Вокруг Дженни попискивали приборы, что-то текло из капельницы, на металле отражался свет лампочек.
Ричи закрыл за нами дверь, и Дженни подняла веки.
Она оцепенело, тупо смотрела на нас, пытаясь понять, не мерещимся ли мы ей. Сейчас она глубоко ушла в мир болеутоляющих.
— Миссис Спейн, — сказал я мягко, но она все равно дернулась и вскинула руки, чтобы защитить себя. — Я детектив Майкл Кеннеди, а это детектив Ричард Курран. Вы не могли бы побеседовать с нами несколько минут?
Дженни медленно встретилась со мной взглядом и что-то прошептала — слова, вырвавшиеся из поврежденного рта и прошедшие сквозь слой марли, слиплись в густой, неразборчивый комок.
— Что-то случилось.
— Боюсь, что так. — Я пододвинул к кровати стул и сел. Ричи сделал то же самое.
— Что произошло?
— Два дня назад, ночью, кто-то напал на вас в вашем собственном доме. Вы тяжело ранены, но врачи хорошо о вас заботятся и говорят, что с вами все будет в порядке. Помните что-нибудь о нападении?
— Нападение. — Она пыталась выплыть на поверхность, преодолеть тяжесть лекарств, тянущих ко дну ее разум. — Нет. Как… что… — Вдруг ее глаза вспыхнули голубым огнем, в них сверкнул ужас. — Дети. Пэт.
Мне показалось, что каждая мышца моего тела хочет выбросить меня за дверь.
— Мне так жаль, — сказал я.
— Нет. Они… где…
Она изо всех сил пыталась сесть, и хотя для этого была слишком слаба, ее усилий хватило бы на то, чтобы разошлись швы.
— Мне так жаль, — повторил я и слегка надавил ей на плечо ладонью. — Мы ничего не могли сделать.
У секунды, которая наступает за этими словами, миллион образов. Я видел людей, которые выли до тех пор, пока не пропадал голос, видел тех, кто замирал на месте, словно надеясь, что новость пройдет стороной и вырвет сердце кому-нибудь другому. Я держал их, когда они пытались разбить себе голову об стену, чтобы заглушить боль. Для Дженни все это осталось позади: она отзащищалась две ночи назад, и сил у нее больше не было. Она откинулась на потрепанную наволочку и заплакала, беззвучно и неудержимо.
Ее лицо покраснело и скривилось, но она не пыталась его скрыть. Наклонившись, Ричи взял ее за руку — ту, у которой не было трубок, — и Дженни сжала его ладонь так, что у нее побелели костяшки пальцев. Позади еле слышно, монотонно запищал какой-то прибор. Я сосредоточился на подсчете писков и страшно пожалел о том, что не взял с собой воды, жвачку, мятных леденцов — хоть что-нибудь, что позволило бы проглотить застрявший в горле комок.
В конце концов рыдания стихли и Дженни застыла на постели, глядя затуманенными красными глазами на отслаивающуюся краску на стене.
— Миссис Спейн, мы сделаем все, что в наших силах, — сказал я.
На меня она даже не посмотрела.
— Вы уверены? Вы… сами их видели? — зашептала она.
— Боюсь, что уверены.
— Миссис Спейн, ваши малыши не мучились, — мягко сказал Ричи. — Они даже не поняли, что произошло.
У нее задрожали губы.
— Миссис Спейн, — быстро сказал я, пока у нее снова не началась истерика, — вы что-нибудь помните о прошлой ночи?
Она покачала головой:
— Не знаю.
— Это ничего. Мы понимаем. Можете немного подумать, вдруг что-нибудь всплывет?
— Я не… Ничего. Я не могу….
Она напряглась и снова сжала руку Ричи.
— Не страшно, — сказал я. — Какое у вас последнее воспоминание?
Дженни уставилась в пустоту, и на секунду я подумал, что она отключилась, но вдруг она прошептала:
— Я купала малышей. Эмма мыла Джеку голову. Шампунь попал в глаза. Он собирался заплакать. Пэт… засунул руки в рукава платья Эммы, словно оно танцует, чтобы рассмешить Джека…
— Это хорошо, — сказал я, и Ричи одобрительно пожал ее руку. — Отлично. Нам пригодится любая мелочь. А после купания…
— Я не знаю. Не знаю. Потом я была здесь, этот врач…
— Ладно. Возможно, вы еще вспомните. А пока скажите, не беспокоил ли вас кто-нибудь в последние месяцы? Может, кто-то вас встревожил? Может, кто-то из ваших знакомых вел себя немного странно или заставил вас нервничать?
— Никто. Ничто. Все было замечательно.
— Ваша сестра Фиона упоминала о том, что летом к вам в дом кто-то проник. Можете рассказать об этом?
Голова Дженни дернулась, словно ей причинили боль.
— Ничего не произошло. Ерунда.
— По словам Фионы, это была совсем не ерунда.
— Фиона преувеличивает. У меня был тяжелый день, и я перенервничала.
Я встретился взглядом с Ричи. Каким-то образом Дженни нашла в себе силы солгать.
— В стенах вашего дома несколько отверстий. Они имеют какое-то отношение к тому, что к вам кто-то проник?
— Нет. Они… Просто мой муж хотел кое-что сделать по дому.
— Миссис Спейн, вы уверены? — спросил Ричи.
— Да. Безусловно.
Несмотря на затуманенное лекарствами сознание, несмотря на все травмы, сейчас ее лицо казалось выкованным из стали. Я вспомнил слова Фионы: «Дженни не тряпка».
— Что он хотел сделать? — спросил я.
Мы ждали ответа, но глаза Дженни снова затуманились. Ее дыхание было таким неглубоким, что я едва замечал, как движется грудная клетка.
— Устала, — шепнула она.
Я вспомнил про Киерана, который охотится за именами пользователей, однако сейчас она ни за что бы не смогла извлечь ничего из обрывков воспоминаний.
— Еще пара вопросов, и мы дадим вам отдохнуть, — мягко проговорил я. — Женщина по имени Эшлин Руни — ее сын Карл дружил с Джеком в саду — сказала, что пыталась связаться с вами летом, но вы перестали отвечать на звонки. Это вы помните?
— Эшлин. Да.
— Почему вы не звонили ей?
Она пожала плечами — едва заметно, но даже при этом сморщилась от боли.
— Просто так.
— У вас с ней был конфликт? Или с кем-то из ее семьи?
— Нет, они замечательные. Я просто забывала ей перезвонить.
Снова показалась та сталь. Я притворился, что ничего не замечаю, и сменил тему.
— Вы говорили Фионе о том, что на прошлой неделе Джек привел домой друга из детского сада?
После долгой паузы Дженни кивнула. Ее подбородок задрожал.
— А он правда привел друга?
Она покачала головой, крепко зажмурилась и стиснула губы.
— Почему вы сказали Фионе, что он привел друга?
По щекам Дженни потекли слезы.
— Нужно было… — выдавила она, пока рыдания не заставили ее сложиться пополам словно от удара в живот. — Я так устала… Прошу вас…
Она оттолкнула ладонь Ричи и закрыла лицо рукой.
— Мы дадим вам отдохнуть. Пришлем человека из службы психологической поддержки, он с вами поговорит, ладно?
Дженни покачала головой задыхаясь. Между костяшками пальцев у нее осталась запекшаяся кровь.
— Нет. Прошу вас… Нет… просто… меня одну.
— Они хорошие, честное слово. Я знаю, ситуацию ничем не исправишь, но они помогут вам ее пережить. Эти люди уже многим помогли. Попробуете поработать с ними?
— Я не… — Ей наконец удалось сделать глубокий вдох. После паузы она, оцепенев, спросила: — Что?
Болеутоляющие снова потянули ее на дно.
— Не важно, — мягко ответил Ричи. — Принести вам что-нибудь?