деть еще долгие годы?
Эти размышления породили дополнительную тревогу: останется ли случившееся между Владой и Стасом? Она надеялась, они сделают вид, что ничего не произошло. Наверное, так.
В конце концов, организм взял свое, и девушка заметила, что едва перемещается. Она засыпала на ходу. Кроме того, усилилась головная боль, и ее уже нельзя было так просто игнорировать. Может, потому она и попыталась оставить все, как есть, так сказать, простить всех, что выдохлась физически? Так или иначе, ей еще нужно дойти до дома, до Ритма минут пятнадцать ходу, не меньше.
Время перевалило за полдень, становилось жарковато. Лишь в прохладе подъезда Оля смогла о чем-то думать, так она устала. Она надеялась, что сестры с парнем уже нет. Они пропустили Всенощную, и не сидеть же им дома всю Пасху.
Девушка остановилась у входной двери, прислушалась. В соседней квартире был включен телевизор, и понять, есть ли кто в своей, стало невозможно. Оля открыла дверь, заглянула, не переступив порога. Обуви в прихожей не было. Оля с облегчением вздохнула, вошла и закрыла за собой дверь.
Обернулась и… вскрикнула.
На пороге ее спальни стояли сестра и ее бой-френд.
Они заждались ее. Изнервничались. И, возможно, упустили бы ее, если бы Влада не додумалась убрать из прихожей обувь. Они погрузились в дневную дрему, находиться поблизости от двери, чтобы вовремя среагировать на приход сестры, было невозможно. Единственное - они перебрались в ее комнату, сократили расстояние до порога.
Пять часов, прошедших с момента утреннего пробуждения, измотали их. Несмотря на уверенность, что младшая сестра всего лишь сбежала от них и вряд ли поделиться с кем-то случившимся, в их душах скользко шевелилось беспокойство. Влада свирепела при мысли, что они дождутся родителей, но сестра так и не вернется. Добавляли неприятностей вялое состояние, невозможность куда-нибудь выйти. И мысль, что Оля находится возле дома, ждет, когда они уйдут, чтобы видеть это лично. В конце концов, Влада отказалась от этой мысли. Возле дома негде спрятаться, разве что на соседнем подъезде стоять, но так она рисковала сама оказаться замеченной.
Наконец, когда они стали засыпать, лежа бок о бок на Олиной кровати, где не так давно младшая сестра лишилась девственности, в замочной скважине входной двери раздался лязг ключа. Пока они оба пришли в себя, сестра имела все шансы ускользнуть обратно. Влада была уверена, что та так бы и поступила. Она уловила паузу, во время которой Оля, без сомнения, изучала прихожую, стараясь понять, дома ли старшая сестра с бой-френдом. Когда она все-таки захлопнула дверь, войдя в квартиру, они вышли в прихожую.
Владе показалось, Оля хотела выскочить из квартиры, но поняла, что не успеет. И смирилась. Возможно потому, что была измучена. Она опухла, наверное, от недосыпа, и выглядела уродливей обычного. Влада не дала ей времени прийти в себя.
- Где ты была?! - она надвинулась на младшую сестру. - Почему не сказала, что уходишь?
- Вы еще спали, я не хотела вас будить, - слова у Оли вышли неразборчивыми.
Из-за страха.
- Ты должна была подождать, когда мы проснемся!
- Не трогайте меня.
Стас усмехнулся. Именно это “не трогайте меня” все решило для него. Он смотрел на сестру своей подруги, жалкую, насупленную, испуганную, и понимал, что перед ним классическая “давалка”, привыкшая преподносить себя, как деву Марию. Он никогда не пользовался услугами подобных девушек, обычно их “любовь” происходила в компании еще с кем-нибудь из парней, и ему это было неприятно. Но этот случай был особенным. Он мог попользоваться ей единолично.
Разве он мог ошибаться?
Будь все не так, сестра подруги выглядела и вела бы себя иначе. Ее вид навевал мысли, что она до сих пор пьяна, возможно, так казалось из-за усталости. Она прятала глаза, и одно это говорило, что она сама во всем виновата. В противном случае она не просила бы что-то таким убитым голосом. Она бы рвала и метала и уже давно порывалась бы сообщить обо всем хотя бы родителям.
И еще была злоба. Улыбаясь, Стас ощущал ее волну, требовавшую каких-нибудь действий. Злоба на то, что сестра подруги заставила его так обмануться. Заставила испытывать страх, пусть и непродолжительный. Как он мог хоть на минуту подумать, что для нее это не стало обычной, знакомой процедурой? Какой он был болван! Конечно, она сыграла на публику в лице сестры, отлично сыграла, стоит признать, но все равно он не должен был дать так легко себя запутать.
И потом, это время до обеда. Лишь сейчас он понял, что его все же касались щупальца страха, что-то вроде прелюдии, но она была. Они с Владой не порывались заняться сексом, хотя когда алкоголь выходит из организма, Стас превращается в настоящего маньяка. Они вообще не разговаривали, не смотрели друг на друга. Их поглотило ожидание. Они лежали и смотрели в потолок. Лишь иногда Влада что-то шипела, будто кошка, что-то неразборчивое, внятно заговорила, лишь предложив перейти в комнату младшей сестры.
Улыбаясь, Стас изучал некрасивое лицо Оли, но его возбуждение, прорвавшись после нескольких часов стресса, от этого не ослабевало. Наоборот оно усиливалось с устрашающей скоростью. Комплекс “мамочки-мадонны”, как сказал один из приятелей, Андрей из его двора, умненький, чистенький, словно мальчик из крутого заграничного университета. Чтобы не говорили женщины о своей якобы очень сложной психике, объяснял он собранию из четырех соседских парней, потягивавших пиво “Юбилейное”, у мужчин она закручена куда сложнее. И Стас понимал, странность, некогда поразившая его, встречалась достаточно часто. Во всяком случае, у подростков, не у зрелых мужчин.
Он помнил из юности, что частенько девушки, явно не соответствовавшие его вкусам внешности, возбуждали гораздо сильнее, нежели те, кто при первом взгляде заставлял столбенеть, испытывать дрожь в ногах, потеть ладони и говорить заикающимся голосом. Последние рождали желание к прогулкам под луной, к легким, отнюдь не откровенным поцелуйчикам, желание обнять эту девушку, крепко-крепко обнять, но не более. Животное желание к ним выглядело только противоестественно. Но к тем, кто не особенно впечатлял, оно было основополагающим чувством.
Вот как сейчас.
Эрекция превратила плоть в камень. Злоба стала некоей специей, добавленной в блюдо, придавшей ему особую специфичность. Безупречная готовка, как говорил отец Стаса, если его жена превосходила саму себя.
- Не трогайте меня, - снова прошептала Оля.
После того, как перехватила взгляд Стаса. Заведомая жертва почти смирилась с тем, что ей уготовано.
Стас шагнул к ней.
- Мы тебя не тронем, - он взял ее за локоть. - Давай-ка, пошли в спальню.
Она не кричала. Практически не сопротивлялась. Возможно, ее парализовало столь откровенное намерение парня и молчаливое согласие сестры. До этой минуты она все еще надеялась, что Влада не знает о том, что сделал ее парень с младшей сестрой. К усталости и страху добавилось неверие, что все происходит в реальности. Если ночь еще таила в себе хотя бы подобие оправданий для Влады и Стаса, свет дня обнажил все, с чего только можно содрать маскировку.
И она не знала, что чувствовала старшая сестра. Не знала, что та не ожидала от Стаса подобной уверенности и прыти. Влада предполагала, что его придеться натравливать, но она получила возможность стать сторонним наблюдателем.
Стас потащил сестру подруги в ее спальню. Оля вырвалась, но он схватил ее снова. Заставил снять ее легкое голубое пальто и повалил лицом на кровать.
- Что ты делаешь? - Оля все еще не верила, что такое может быть.
- Молчи сука! - судя по голосу, по хриплым животным ноткам, Стас ничего уже не соображал. - Я тоже имею право тебя трахать!
Последние слова лишили девушку остатков воли. Она понимала, что решение ничего не рассказывать родителям похоронило все пути к отступлению. Будто кто-то расписался в документе, поставил печать, и теперь ничего не изменишь. Звать на помощь соседей - все равно, что рано или поздно рассказать обо всем большинству знакомых и родственников. Стыд каленым железом прижег эту мысль. Только ни это!
Он вдавил ее в кровать, впечатав пятерню ей в спину. Он был очень сильным. Может, эту силу придало ему дикое возбуждение. Оля пыталась выскользнуть, но бесполезно. Казалось, из-за излишнего рвения ей сломают позвоночник. Мелькнула мысль, что она жестоко ошиблась, надев длинную юбку вместо брюк. Стасу осталось лишь задрать ее. Будь на Оле джинсы, ему бы пришлось повозиться. Она могла сжаться, уцепиться за ремень, и, быть может, его запал бы иссяк.
Сумбурные мысли исчезли, как только Стас коснулся рукой ее трусиков. Теперь остались лишь стыд и страх. Девушка завизжала.
- Заткнись! - сказал он, горячо дыша ей в затылок. - Все и так знают, кто ты такая.
Он вдавил ей голову в подушку, и визг прекратился. Потом он сделал то, к чему стремился. Боль, казалось, распорола Оле живот. На несколько минут ушли и страх, и стыд. Сознание заполонила жгучая боль. В первый раз боль была не такой силы.
Девушка заплакала. Стас что-то бормотал, вминая ее в кровать, кряхтел, и, в конце концов, его голос снова вернул ее к способности понимать происходящее. И она осознала, что прошедшая ночь не была пиком кошмарных ощущений. Теперь ее насиловали по-настоящему.
Она не могла видеть, что делала ее старшая сестра. Та стояла на пороге комнаты и расширенными глазами созерцала зад своего бой-френда. Она не могла понять, когда Стас успел стянуть с себя джинсы, и не осознавала, что собственные пальцы теребят соски. Когда Стас застонал, Влада покинула спальню, просеменила в ванную и там запустила ладонь между ног.
Спустя считанные секунды она закричала, кусая губы.
6
На деревьях распустились маленькие листочки. Если несколько дней назад кто-то и запаздывал, теперь зеленело каждое дерево. Появилась новая трава, после долгого перерыва она казалась изумрудной, приятно режущей глаза.
Все, не только растения, но и дома, люди, казалось свеженьким, вымытым и легким.