И это несмотря на то, что минули сутки с того момента, как ее, словно редкостную певчую птицу, закрыли в клетке. Сутки, вместившие много чего, прошедшие свой отрезок вечности, как мелкий верноподданный, заискивающий перед монархом. Сутки, превратившиеся в отдельную жизнь, бесконечную, как звезды. Но в отличие от звезд, сумрачную, грязную, жесткую, как наждак.
Начало было положено еще в прихожей. Когда Влада отсоединила закрывшейся дверью мирок, известный соседям, как “квартира Кольцовых”, Олю раздели прямо там. После чего поставили на четвереньки. Влада держала младшую сестру за волосы, чтобы та сохраняла стабильную позицию. Стас, пристроившись сзади, насиловал ее. Долго, приговаривая десятки мерзостей, некоторые из которых вызывали у Влады каркающий, хриплый смех, похлопывая по ягодицам, как заправский плейбой, предпочитающий исключительно жесткий секс, где мужчина - господин. Сначала Оля плакала, затем у нее иссякли и слезы. Она перестала вырываться, лишь покорно ждала, когда Стас кончит.
Когда Стас поднялся с колен и прошел в ванную, а Влада отпустила ее волосы, Оля не смогла встать. Повалилась на пол. Ее отнесли в спальню и снова пришли к ней уже через тридцать-сорок минут.
Физиология человека имеет свои ограничения. После того, как к Оле наведались в третий раз, наступил продолжительный перерыв. Она погрузилась в нечто, скорее напоминавшее забытье, нежели сон. Влада предупредила ее, чтобы Оля не вздумала совершить новые попытки к бегству, но это не имело смысла. Все-таки они забрали ее одежду и оставили открытой дверь в спальню Влады. Днем они со Стасом долго валялись, дремали.
Оле несколько раз пришлось проситься в туалет. Стас громко ржал, Влада становилась возле входной двери и требовала от Оли, сделать свои дела как можно быстрее. Девушка беспокоилась, что дверь в туалет прикажут оставить открытой и подойдет из любопытства Стас. В этом случае она скорее согласится, чтобы лопнул живот, но ничего не сделает. К счастью, их садизм не простирался так далеко.
После обеда, когда они, казалось, оставили ее в покое, появилась новая беда. Оля почувствовала сильную жажду. Часа два девушка терпела, рассчитывая, что все каким-то чудом пройдет само. Конечно, главной причиной самоистязания был страх, что сестра с бой-френдом, стоит их позвать, снова обратить внимания на себя, примутся за прежнее, отомстят ей за ее естественные потребности. И она мучилась, пока стало действительно невмоготу, почти что дурно.
Влада выпустила ее на кухню. Не особо колеблясь, Оля включила кран с холодной водой. Пила до тяжести в животе. Уже через полчаса она снова испытывала жажду. На этот раз вытерпела час. Дольше было нереально. Солнце, двигаясь к западу, уже проникло лучами в спальню Оли. Тело девушки покрывал пот, густой, как масло от загара. В комнате было душно: Влада закрыла и не разрешала открывать даже форточки. Температура продолжала повышаться.
Влада, недовольно бурча, снова пустила сестру на кухню. Стас из спальни подруги заорал, что Оля специально ходит пить, чтобы затем проситься в туалет, этим способом она пытается их с Владой измотать. Оля хотела поклясться, что действительно сильно хочет пить, но промолчала, осознав, что расплачется, стоит ей произнести хоть одно слово. Она наполнила водой две полтора литровые пластиковые бутылки. Влада не возражала. Это позволило Оле продержаться до вечера, больше она их не отвлекала.
В тот момент она еще надеялась, что парочка уйдет куда-нибудь вечером, все-таки вечер субботы. Но при этом Оля опасалась, что они придумают такое, что она все равно не сможет убежать из пустой квартиры. Например, свяжут ее. Это казалось вполне реальным, чуть ли не естественным. Еще бы, они прогуляются, сходят в какой-нибудь бар. После чего вернутся и перед сном снова позабавятся с ней.
Не случилось ни того, ни другого. Они остались в квартире. Только Влада сбегала в магазин на десять минут. Купила что-то из продуктов и бутылку вина. Потом они включили исполнительницу “ГЛЮК*OZA” и привели Олю к себе в спальню.
Девушка испытала тихий, всколыхнувшийся в глубине подсознания ужас. Она чувствовала, сейчас произойдет какое-то изменение. Всегда может быть хуже, если даже кажется, что хуже уже не будет. Стас гадливо лыбился, поглаживая бутылку вина, как поглаживают живот после обильного ужина. Он предложил Оле раздеться, и когда девушка, крупно задрожав, замялась, влепил ей пощечину.
На этот раз, когда они повалили ее на живот, Влада пристроилась у ее головы и держала не только за волосы, но и за шею, придавливая ее к кровати. Еще не понимая, что они задумали, Оля стала вырываться. Стас придавил ей ноги, приговаривая:
- Вот в какую дырку мы тебя еще не драли. Сейчас, сейчас. Тебе понравится, сучка.
Они собирались изнасиловать ее извращенным способом. Оля вырывалась, но бесполезно. Казалось, ее держит человек десять. Вскоре она испытала боль, в сравнении с которой боль от естественного способа показалась чуть ли ни желанной. Она закричала, но музыка в комнате громыхала вовсю, и Влада даже не стала затыкать ей рот. Сквозь пение девушки, сообщавшей, что она гуляет с доберманом, Оля слышала смех Стаса.
Когда он оставил ее, она лежала на кровати безвольным куском мяса. Он похлопал ее по ягодицам, требуя, чтобы она убиралась в свою комнату, так как ему уже тошно на нее смотреть. Девушка никак не отреагировала, и тогда парочка, хихикая, поволокла ее по полу, каждый взявшись за одну ногу.
Казалось, они тащили труп.
В некотором смысле, психологическом, в этот момент так и было.
Некое подобие жизни в ней проснулось, когда утром Стас вышел в магазин. Наверное, за сигаретами. То, что он не ушел насовсем, она поняла из его разговора с сестрой, но уже после его ухода. Смысл услышанного дошел до сознания с опозданием.
Каким-то образом это заставило ее очнуться. После того, как ночь она пролежала, тупо глядя в потолок, не думая даже о попытках бегства. Ночь, которую она купалась в боли, охватившей все тело. Ночь, где были короткие, мелкие, будто осколки стекла, кошмары, и запомнился всего один: как она, измученная, уставшая, больная, идет по темному лесу, жаждет присесть, чтобы дать отдых ногам, но всюду, где она не присаживается, появляется новый виток боли, идущей откуда-то изнутри. Возможно, организм позаботился сам о себе, явив скрытые ресурсы, и девушка прожила ночь в прострации, состояние, в котором многое притупляется, чувствуется не так остро.
Состояние прервалось, стоило получить крохотный шанс избавиться от домашнего ада.
- Влада, - позвала Оля, не узнавая собственного голоса.
Казалось, под кроватью находится какая-то другая девушка, она и позвала старшую сестру.
- Чего тебе? Опять пить?
Влада стояла в прихожей, во избежание ошибок прошлого, пока Стас отлучился.
- Влада, - Оля не сдержалась и заплакала.
Шок прошел, оставляя за собой, будто следы крови, боль и отчаяние, отошедшие на время, свернувшиеся калачиком, как пара насытившихся свирепых псов, ждущих, когда их желудки протрубят следующую атаку.
- Ну, что надо?
- Влада, выпусти меня. Пожалуйста. Я уже не могу. Ну, выпусти, Владочка.
Дверь в спальню открылась, сестра остановилась на пороге. Не моргающим взглядом посмотрела на Олю.
- Отпусти, пока Стас не пришел, - Оля зарыдала.
Влада так ничего и не сказала, закрыла за собой дверь. Спустя несколько минут появился Стас. Оля слышала, как сестра пожаловалась.
- Молила так, что обслюнявилась, - поморщилась Влада.
Стас заглянул в комнату Оли, глянул на нее, хмыкнул и снова закрыл дверь.
Пока у них был перерыв. Но на то он и перерыв, чтобы нечто продолжилось. Квартиру наполнила музыка “Тату”. Оля, сидела, обхватив колени, захваченная дрожью, смотрела в пол.
За что ей это? Почему они с ней такое делают? Неужели это происходит еще с кем-нибудь в это же самое время? Она с трудом верила, что подобное возможно. Если бы это не происходило с ней самой, она бы не поверила. И никто не знает. Никто не придет на помощь. Ей казалось, что достаточным будет, чтобы ее отпустили хотя бы сегодня. Сейчас для нее понятие “завтра” не существовало. Никакого завтра нет, просто нет. Есть только сегодня, мерзкое, бесконечное сегодня, и вырваться из этого сегодня, само по себе означало приобрести жизнь вечную. Никак не меньше. Никак.
Девушка, как под необъяснимым импульсом поднялась, проковыляла к окну. Между ног вспыхнул котел боли. Она сейчас и пройти нормально по улице не сможет.
Почему все это произошло? На ней какая-то вина? Какая же? За одну из прошлых жизней? Она посмотрела на небо. Голубое, режущее глаза своей яркостью небо. Чистое, девственное. Наверное, такое небо постоянным бывает только в раю.
Если есть Бог, подумала девушка, почему он допускает такое? Когда-то бабушка говорила, Он все видит и слышит. Значит, Он сейчас видит и ее? Видит, что с ней делают сестра со своим парнем? Еще бабушка говорила, что Он чувствует все то, что чувствуют люди, каждый человек в отдельности. Выходит, Он чувствует боль самой Оли?
Но тогда получается, Он чувствует и то, что заставляет Владу и Стаса делать то, что они с ней делают? Оле захотелось кричать. Открыть окно и кричать. Она не сделала этого. О том, что с ней делали, узнают все соседи, а она не хотела этого. Это убьет ее быстрее, нежели новый способ Стаса глумления над ее телом.
Оля отвернулась от окна. Не сдержалась, снова зарыдала, благо из-за “Тату” ее не слышно. Уже в который раз. Любопытно, сколько человек может выплакать слез?
Она опустилась на пол, ноги ее не держали. Кроме того, ее подкашивала боль между ног. Казалось, в сидячем положении она получит облегчение, но это оказывалось очередной иллюзией. Если Бог - это Любовь, если Он всемогущ, как утверждала бабушка, почему Он не поможет ей? Незаметной, худенькой девушке-подростку? Почему? Что она должна сделать, чтобы это случилось?
Может, Бог не видит ее? Может, случилось так, что Он отвернулся и потому не видит именно ее? В чем же она виновата? В чем?