Оля подняла нож и ступила в то, что можно назвать остановкой времени. Время застыло, заморозило движения. Оно оказалось бессильно лишь против мыслей, этой независимой ни от чего субстанции.
Вот так он и умрет, пронеслось у девушки в голове. Даже не зная, что происходит. Только что испытал оргазм и вот теперь испытает, что такое умереть от ножевых ударов. С небес в бездну, не иначе. И ничего не сможет сделать. Оказалось, он такой беспомощный. Особенно с голой задницей и потной, будто облитой водою спиной. Беспомощен, как младенец.
Эти мысли пронеслись вихрем, но ничего не изменилось. Оля продолжала стоять с поднятой рукой. Рука дрожала. Девушка заметила это с опозданием. Руку как будто что-то держало. Ее надо было опустить, резко опустить на спину Стасу. Оля понимала это, но именно последнее движение никак не давалось, как если бы наступил паралич. Убей его, вопило внутри нечто тоненьким голосом, но страх уже облеплял и без того парализованное тело плотным, быстро застывающим тестом.
Влада приоткрыла глаза. Моргнула, открыла полностью. Несколько долгих секунд она не видела стоящую рядом сестру, затем остановила на ней взгляд.
Глаза у Оли расширились. Словно по цепной реакции глаза округлились и у старшей сестры.
Оля чуть подалась вперед, но уже осознала, что не нанесет удар. Кажется, она облажалась. Никудышная из нее убийца-мстительница. Убить человека не легче, нежели совершить любой героический поступок. По крайней мере, для того, кто этого еще не делал. Каким-то краешком сознания ситуация показалась ей даже абсурдной. Нелепой до умопомрачения. Просто идиотизм какой-то, прийти сюда с ножом, пока сестра трахается здесь со своим парнем! Память о боли и стыде, что несли ей эти люди, вернется позже. Теперь же Оля видела лишь двух молодых людей, которым угрожали ножом. Страх хлестнул ее в лицо, словно это над ней с ножом навис маньяк.
Влада вскрикнула.
Этот звук, как удар, заставил Олю отступить на шаг. Но руку она не опустила.
Стас еще не понял, в чем причина, когда оказался сброшен со своей подруги. Влада завизжала, подтянув ноги, отпрянула к стене, увеличивая расстояни6е между собой и младшей сестрой. Стас ошалело посмотрел на девушку с ножом, появление которой не заметил. Его мужское орудие непривлекательно сморщилось.
Рука у Оли дрожала так, будто была отдельным существом, норовившим завершить начатое хозяином.
- Э-э… - вырвалось у Стаса бессвязное сипение. - Ты… положи это…
Оля отступила еще на один шаг. Она уже знала, что проиграла.
- Положи, слышишь? Ты… дура.
- Не трогайте больше меня! - вырвалось у Оли. - Не трогайте, иначе пожалеете!
Стас потянулся к штанам, словно они являлись орудием защиты. Медленно, словно опасался спровоцировать девушку резким движением, натянул их. Похоже, это придало ему уверенности. Возможно, причиной стало понимание, что Оля не бросится с ножом.
- Брось нож! - он практически овладел собой.
Ослабел страх и у Влады.
- Сука, - прошептала она. - Ненормальная сука.
Они уже видели, что она им не грозит. Почти. Все-таки нож по-прежнему был у нее в руке.
Стас приподнялся с кровати. Боковым зрением он искал какой-нибудь предмет, который можно использовать для защиты.
- Брось! - машинально повторил он. - Брось, Олька, не балуй.
Видя, что он сближается с ней, Оля отступила еще на шаг. Затем не выдержала. Выронила нож, глядя на него, как на змею, готовую совершить бросок, зарыдала и побежала в свою комнату.
Стас и Влада переглянулись. Парень перевел дыхание.
- Вот тварь, - устало прошептал он. - Она пожалеет, что сделала это. За это я затрахаю ее до полусмерти.
Влада быстро глянула на часы.
- Может, не сегодня? Скоро родители появятся. Лучше в субботу, времени будет достаточно. Хорошо?
Стас поднял нож, брошенный Олей.
- Хорошо.
- Не нравиться? - лживо удивлялся Стас. - Неужели не нравиться? Ты смотри, нашей Ольке не нравиться! Это почему? Ты ведь уже отсосала половине Ритма.
Влада сидела сверху на Оле, чтобы та не дергалась. Руки и ноги у Оли были связаны. Стас стоял на коленях у ее головы и тыкал ей в лицо своей вялой плотью. Она была совершенно беспомощна, но Стас так и не заставил ее открыть рот. Мало ли что, сказал он Владе, когда Оля не слышала. Еще сожмет зубы. После случая с ножом от нее вполне можно ждать такого поступка. Стас не хочет рисковать.
Кроме того, они пресытились. Оля не могла его уже возбуждать. Ее вид абсолютно не способствовал сексу.
Вчера, в субботу, Стас ее долго насиловал. Несколько часов. У девушки пошла кровь, но его это не остановило. Он будто озверел. Как любое живое существо, которого едва не коснулась пронесшаяся мимо смерть, он как будто наверстывал упущенное. Которое едва не было отнято навсегда. С самого начала они связали девушке руки и лишь заставляли принимать разные позы. Как только все заканчивалось, Стас заставлял себя возбуждаться с помощью Влады и снова входил в Олю.
В конце концов, ей стало дурно. И она потеряла сознание. Стас не сразу заметил это. Они с Владой потянули Олю в ванную и там сунули ее голову под холодную воду. Девушка пришла в себя. И экзекуция продолжилась.
Это не могло продолжаться весь день чисто физически. Когда у Стаса ничего не получилось даже при помощи рта подруги, он сдался. Но это не принесло Оле долгожданного облегчения. Они заставили ее встать на четвереньки и оставаться в этой позе, пока они отдыхали. Как только Оля пыталась лечь на живот или спину, Стас заставлял ее принять прежнюю позу, больно сжимая ей грудь. Это унижение бездействием продолжалось более часа.
Затем Влада предложила использовать огурец. Они повалили Олю на спину и совали ей огурец между ног. Если Оля начинала кричать, Стас заставлял ее умолкнуть, снова сжимая грудь. Он нащупал ее самое уязвимое место, и, если им теперь было что-то нужно, он использовал ее грудь, как рычаг.
На ночь они оставили ее в покое. Они сами измотались как следует. Хотя девушка уже не была способна куда-то идти, они все же заперли ее в спальне. Несмотря на полузабытье, она заснула не сразу. Лежала и думала, что когда-то не ошиблась. И стало действительно хуже. И тот факт, что она уже ничего не может сделать, превратил бездну, в которую она падала, в нечто еще более бездонное. Почему-то пришли на ум слова учителя по истории, сказанные давно. Раб, поднимающий восстание, но не доводящий начатое до конца, попадает в еще большую зависимость от хозяина. Не добившись результата, он лишь ухудшает свое положение.
Так случилось и с ней. Теперь, когда ее жалобы игнорировали родители, когда она показала, что не готова пойти на крайние меры, воспользовавшись ножом, она лишь сильнее подставила себя им под удар. Теперь она стала вещью. Стала рабыней, которой управляют лишь с помощью слов, да иногда используя сдавливание груди.
В воскресение они пытались продолжить издевательства, но даже палачам надо иногда отдыхать. Видно было, Стас заставлял свой организм форсировать свои возможности. В конечном итоге, они оставили бессмысленное глумление и занялись собой. Предварительно развязав ей руки и поставив рядом со свечкой.
Влада встала на четвереньки, Стас пристроился сзади. Когда спустя десять минут они застонали в один голос, после чего, не разъединяясь, завалились на бок, у Оли промелькнуло нечто, что можно назвать просветом. Просветом во тьме ночи.
Однако этот просвет сформировался в подобие мысли лишь спустя несколько дней.
16
Она закрыла за собой дверь и замерла. Застыла, словно боясь что-то упустить. Нет, она не думала про сестру и ее бой-френда. Их не было, но даже если бы они уже пришли, это ничего бы не изменило.
В голове мельтешили образы. Словно живые существа они суетились, норовя сложиться в осмысленную картину, но их было слишком много, и Оле казалось, что какие-то частицы вот-вот потеряются. Просто не могут не потеряться при таких скорости и количестве.
Мысль ей пришла по дороге из школы. Вернее она пришла ей еще в школе, когда она увидела, как одноклассница склеивает конверт.
Одна из самых привлекательных девушек в классе, которая даже не здоровалась с Олей при встрече вне школы, сидела на соседнем ряду наискосок. Она игнорировала последний урок, литературу, и потому занималась своими мелкими делами, что могла сделать в этих условиях. Сначала она написала письмо, изредка поглядывая на учительницу, вяло, как бы делая сама себе одолжение, затем достала из сумочки конверт. Вложила в него письмо, листок, сложенный вчетверо. Тщательно послюнявила те части, что должны склеиться. Прижала их. Провела по ним пальцем.
Затем потерла этот палец о другой. По-видимому, клейкое вещество осталось на подушечке пальца, и девушка стерла его. Стерла, чуть заметно поморщившись.
Оля видела это лишь потому, что машинально следила за ней. Просто остановила взгляд на однокласснице, сидевшей сбоку и чуть впереди. Мыслей никаких не было, одна пустота, что преследовала ее в последнее время. Надо сказать, пустота была желанней иных состояний. Если не она, мозг наполняли мысли, и все они, так или иначе, имели отношение к ее реальной жизни. Не к той, что видели люди, окружавшие ее. Оля смотрела на девушку только потому, что движение справа привлекло ее внимание больше, чем движения впереди или слева.
Когда одноклассница потерла палец о палец, и создалось впечатление, что они приклеились друг к другу, Оля вздрогнула.
С некоторых пор чувствами Оли часто владели подсознательные ассоциации. Она словно пробиралась сквозь пастбище гигантских животных и судорожно следила за каждым их движением. Она ждала нападения, даже понимая, что хищников здесь нет, и эти животные, хоть и опасны в гневе, всего лишь питаются подножным кормом. И для нее не являются палачами. Она следила за ними, не прекращая, и потому малейший шорох, малейший поворот головы относила за свой счет. Стоило ей услышать поп-музыку, особенно группы “Тату” или “Глюк*OZA”, как ее окатывала крупная дрожь. Даже, если эту музыку она слышала из проносившихся мимо автомобилей. Из магнитофона какого-нибудь подростка, слишком юного, чтобы испытывать к ней половой интерес. Даже в магазине, где она находилась в окружении множества людей, и где ей ничего не грозило.