Стас заглянул на кухню и улыбнулся. Оля посмотрела на него и впервые за все время не отвела взгляда. Наверное, это было ошибкой при новых обстоятельствах, известных ей и не известных ее мучителям, но Стас ничего не заметил. Он пробубнил очередную похабную шуточку.
Они все равно пришли, подумала Оля, как бы подтверждая то, что уже ничто не могло опровергнуть: она остается, чтобы пройти весь ад до конца. Ей придеться терпеть. Кроме того, раз уж она планировала уход из дома, именно планировала, а не бежала, хватая первую попавшуюся под руки одежду, стоило подумать и о деньгах. Совсем не лишнее. Где-то в квартире, она знала, лежат несколько стодолларовых купюр. Сколько точно она не в курсе, но кое-что должно быть. В любом случае больше, чем ничего. Надо поискать. Конечно, не сегодня. Сегодня и времени на это уже не будет. Никаких угрызений совести она не испытывала. Она не считала эти деньги некоей платой за родительское отчуждение. Она подумала, что в нормальной ситуации, знай родители о ее планах и не препятствуй их осуществлению, они бы сами вручили энную сумму.
В четверг или в пятницу. Она не пойдет в школу, это ей уже не понадобится, и времени на поиски будет достаточно.
Она прислушивалась к репликам Стаса и Влады, посматривала на них, когда кто-то проходил в ванную или заглядывал на кухню, и планировала на ходу. Только полчаса назад она впервые подумала об этом и вот уже непроизвольно перебирала в голове детали предстоящего. Как-то само собой пришел смысл того, зачем она это сделает. Из этого логически вытекало, что использовать клей нужно в субботу. Когда родители уедут на дачу. Ей нужно темное время суток, иначе ничего не получится. И весь эффект достанется одним лишь родителям. Кроме того, чем больше у ее мучителей будет времени, тем легче ей совершить задуманное. Значит, ей нужно протянуть трое суток. Четвертые станут заключительной серией этого бессмысленного ужастика. Ужастика, прожегшего в ее душе громадные дыры.
Эти мысли прервались, когда Стас поволок ее в спальню. Она не сопротивлялась, не упрашивала их, и это лишь обрадовало ее мучителей. И все-таки понимание, что боль последняя, не сделала эту боль слабее.
Как и в прошлый раз, Оля скрежетала зубами от боли и плакала.
17
Последний день в школе. Пока она занималась поисками денег, этот день не выходил у нее из головы. Он был вчера, в четверг.
Сегодня, в пятницу, она уже не пошла туда. Как обычно встала утром, вяло позавтракала, вышла из квартиры. Только на этот раз, вызвав лифт, она не вошла туда и отправила его пустым. Будто отправили ее гроб, не зная, что тела на самом деле нет, и покойница жива. Она поднялась на следующий этаж и дождалась, когда уйдут мать и сестра. Влада долго не выходила, и Оля уже подумала, что сестра прогуляет свой колледж, как она задумала прогулять школу. Это было бы маленькой катастрофой. Во всяком случае, родительских денег, ей не видать.
О том, что поиски можно устроить после того, как сладкая парочка превратится во временных сиамских близнецов, не пришло ей в голову.
К счастью, Влада все-таки ушла. И Оля вернулась в квартиру. У нее было минимум четыре часа, прежде чем появятся Стас и Влада. То, что они придут, сомнений у нее почти не было. Их ведь не было в четверг. На всякий случай вчера она убрала обувь, готовая в любой момент нырнуть под кровать. Она вовсе не собиралась удовлетворять лишний раз их похоть, если этого можно было избежать. Да, Влада шепнет матери, что Оли не было дома, и вечером последует скандал с родителями, новые обвинения и оскорбления, но выбора не было. Оля ждала их, но они не явились.
В любом случае сегодня она должна закруглиться с поисками до их потенциального появления.
Она начала поиски с личных вещей родителей. Тщательно клала все на прежнее место. В конце концов, это превратилось в монотонную работу, думать же о сестре и ее парне бесконечно не имело смысла. И ее мысли повернулись к школе.
Было немного грустно, самую малость. У нее даже возникли сомнения, не глупо ли бросать школу, не дотянув всего один год? Конечно, она не изменит свое решение. В ее ситуации год превращался в вечный ад. Если даже предположить, что на лето Влада куда-нибудь уедет, оставались приятели Гены и сам Стас. Со временем про нее по городу разойдутся такие слухи, что это все равно вынудит ее уехать. Кроме того, каникулы у Влады начнутся не раньше июля. Выходит, еще больше месяца мучений!
Нет, она здесь не останется дольше ближайших выходных. Не останется, если даже не получится отомстить Стасу и Владе. У нее просто не хватит сил ждать очередного подходящего момента.
Кроме всех прочих причин, были и другие, не столь важные. Мелкие причинки, которые подобно маленьким осколкам стекла, тем не менее, тоже причиняли боль. Она уже превратилась в тень, не одноклассницу для сидевших вокруг подростков. Те, кого можно было назвать подругами, практически уже не общались с ней. Понятно, она сама была в этом виновата, не могла ни слова сказать для поддержки разговора. Всех чуралась, вздрагивала, норовила выскочить из класса, как только урок заканчивался. Похоже, чтобы нормально общаться с людьми, нужна нормальная жизнь, а не беготня по лезвию.
Но как ей объяснить, что она не в силах вести себя так, как будто ничего не случилось? Как вообще она могла что-то объяснить им, не рассказав сути, не облив себя грязью? Правильно, никак. И потому она сначала отстранилась от них, после чего вовсе стала помехой. Она чувствовала, еще немного, и ее начнут презирать, пинать, отталкивать. Даже те одноклассницы, кто относился к ней раньше нормально.
Лишь последний день внес некое изменение. Она уже видела конец пути и потому могла потерпеть. Когда на уроке алгебры ее вызвала учительница, Оля просто молчала и ничего не делала. Что ей было терять? И потому она не дрожала, не отводила взгляда, просто ожидала, когда ей позволят сесть на место.
В конце концов, математичка позволила себе несколько откровенных вопросов. Не игнорирует ли Кольцова ее, как учителя? И что она себе думает, ведь четверть заканчивается? У меня жизнь уже давно закончилась, хотелось сказать Оле, а вы тут про какую-то четверть. Вместо этого Оля пожала плечами. Почти все наблюдали за этой странной дуэлью, и презрительных взглядов не было, наверное, потому, что никто ничего подобного от Оли не ожидал.
Не дождавшись ответа, математичка потребовала, чтобы к ней пришли Олины родители. Именно к ней, минуя классную.
- Сказать, что ты забросила учебу, Кольцова, значит, ничего не сказать, - заявила она.
В понедельник, добавила математичка, и Оля едва сдержала горькую улыбку. В понедельник, подумала девушка, она будет уже не в этом городе. Когда она усаживалась на свое место, учительница проводила ее сомнительным взглядом, словно что-то чувствовала. Однако нужно было продолжать урок, вещь более важную, нежели выяснение причин странного поведения одной из учениц.
Оля продолжала поиски денег, меняя места по инерции. Из головы не выходила сцена с математичкой. Реакция одноклассников. Было такое ощущение, что повторись подобное, они начнут испытывать к ней нечто похожее на уважение. И было ощущение легкости, этого синонима понятия свободы. Словно тот непомерный груз, что ей взвалили на спину против ее воли, растаял, превратился в ничто.
Ощущение легкости и все мысли о школе прервались, когда Оля нашла деньги. Она даже не помнила, как перешла из родительской спальни в общую комнату, а после в кухню. Деньги обнаружились в одной из жестянок, куда мать клала то ли рис, то ли гречку, то ли еще что-то. Жестянка была задвинута в дальний угол одного из навесных шкафчиков. Неплохое место, если не считать, что слишком предсказуемое.
Оля взглянула на часы. Она потратила всего два часа семнадцать минут.
В жестянке лежало две сотенных и четыре пятидесятидолларовых купюры. Четыреста! С этой суммой она могла продержаться некоторое время даже в столице. В областном же центре, куда она собиралась, этих денег хватит минимум на два месяца. Два месяца - большой срок, за это время она найдет какой-нибудь заработок.
Оля сходила в туалет, приняла душ, плотно перекусила и вернулась в свою спальню. Буквально через десять минут заявились Влада и Стас. Они пришли раньше, чем Оля предполагала, но она все успела. Даже перепрятала деньги, принадлежавшие теперь только ей.
- Ее нет, - констатировала Влада. - Этой сучки нет!
Оля, без лишней суеты, уже заползла под кровать. Она догадалась, Влада со Стасом рассчитывают, что она еще не вернулась из школы. По этой причине никаких поисков не могло быть. Они просто заглянули в ее комнату, и все. Они будут ее ждать. И, конечно, не дождутся.
В субботу, как заклинание повторяла про себя Оля. Все решится в субботу. Вот в субботу ей придеться стать живцом. Использовать себя, собственное тело в своих целях. Не сегодня. Сегодня она избавит их от удовлетворения их извращенной похоти. Тем лучше будет в субботу, тем надежнее. Тем злее они будут, тем агрессивнее, и тем больше у нее будет шансов. Завтра она будет покорной. Они не должны хоть что-то заподозрить.
Сегодня же они будут разочарованы. Любопытно услышать их реакцию через несколько часов, когда они поймут, что она не придет раньше родителей.
Было тихо, Оля почти не слышала их голосов. Они ждали ее и потому ничем не занимались. Оля даже задремала. Ночи без нормального сна не могли не сказаться. Разбудил ее голос Влады.
- Вот сука!
Сестра находилась в прихожей, расхаживала возле входной двери. Дверь в спальню Оли была распахнута.
- Она не думает возвращаться домой.
Стас крикнул из спальни Влады:
- Может, зашла куда. В магазин какой-нибудь. Чего ей спешить? Она ведь знает, ее тут всегда успеют отодрать! - он заржал.
У Оли по телу пошла дрожь, хотя она понимала, что вряд ли ее обнаружат. Ей нужно только лежать, и этого будет достаточно. Однако от этой хриплой похабности все равно веяло угрозой.
- Никуда она не зашла, - ответила Влада. - Ей давно пора быть дома. Ну, сучка! Если она думает, что я ничего не скажу матушке, она ошибается. Я скажу. Предки ей сегодня устроят дневную прогулку.