Растлённая — страница 28 из 35

Откуда столько ненависти, подумала Оля. Мы ведь родные сестры! Откуда это все пошло? И где сама Оля так оплошала, что вызвала у старшей сестры такие чувства?

Она не знала. Какие-то объяснения были и раньше, но смутные, расплывчатые, неопределенные. Наверное, необязательно так глубоко копать. Это всего лишь цепь случайностей. Она просто оказалась в ненужном месте в ненужное время, вот и все. Не будь Стаса, будь у них другое место для интимных встреч, и все, быть может, повернулось бы по-другому.

Влада некоторое время расхаживала по квартире, что-то бормотала. Стас позвал ее:

- Ладно, иди сюда. И без нее можно трахнуться. Уже два дня прошло.

Из этих слов Оля сделала вывод, что в последний раз парочка занималась собой тогда, когда издевалась над ней. Почему-то ей все больше казалось, что Влада и Стас без допинга в виде Оли Кольцовой в последнее время занимаются сексом все реже и реже. Она стала для них неким скрепляющим средством. Без нее у них что-то не так.

Что ж, завтра она приложит все силы, чтобы стать для них скрепляющим средством в буквальном смысле этого слова.

Возможно, у них с ней небольшие перерывы, и воздержание без нее всего лишь совпадение. Может и так.

Несмотря, что Стас позвал ее, Влада пришла к нему не сразу. Она притихла минут на десять. Похоже, стояла возле двери, прислушивалась в надежде, что младшая сестра вот-вот вернется домой. В конце концов, Стас подошел к ней и повел в спальню. В спальню Оли, а не своей подруги. Снял с Влады одежду, толкнул ее на кровать.

- Ладно, хрен с ней, - прошептал он возбужденным голосом. - Завтра мы ее научим. Времени будет достаточно. Если эта сучка не сдохнет от моего члена, ей больше не придет в голову ослушаться папу и маму.

Хихикнув, Стас забрался на кровать к подруге. Оля зажмурилась. Распласталась на полу, хотя кровать не прогибалась настолько, чтобы ее придавить или хотя бы задеть. Сестра застонала. В голове у Оли звучали слова Стаса. Похоже, ее последнее мучение станет особенно изощренным и длительным. Самое обидное, что она могла избежать этого. Уйти и не приходить домой, оставить Владу и Стаса ни с чем.

Могла, но она не сделает этого.

Именно сейчас, впитывая стоны сестры и скрип собственной кровати, на которой она не только спала почти с самого детства, но и была не один раз изнасилована, Оля осознала, что поступает правильно. Ее будущий поступок был не просто правильным, в сравнении с убийством он был куда эффективнее, несмотря на то, что при этом и гуманнее.

Эффективнее. Именно так. Что такое убийство? Стас почувствует недолгую боль, после чего наступит небытие. Наступит то, где он уже ничего не почувствует. Ни стыда, ни раскаяния, ничего из тех славных ощущений, что прожигают душу и оставляют не зарастающие дыры. Можно сказать, Оля, убив Стаса, всего лишь усыпит его. Но разве он заслуживает этого? Спокойного, бесконечного сна? Пусть темного, без приятных видений, без ощущений, но все-таки сна? Конечно, нет. Это будет слишком маленькой платой за его деяния.

Вот то, что она им приготовит, станет тем, что он заслуживает. И эту участь с ним разделит Влада. Убить сестру она бы точно не смогла. Не считая того, что это, конечно же, убило бы и родителей.

Эти мысли прервались, когда по звукам, доносящимся с кровати, Оля поняла, что дело близится к завершению. Она уже знала, когда сестра должна войти в экстаз, изучила, словно являлась их личным учителем по сексу, участвующим в практических занятиях.

Когда Влада закричала, Оля испытала такую ненависть, что пришлось бороться с желанием, исполнить задуманное прямо сейчас. Вылезти из-под кровати и воспользоваться тем, что они ничего не соображают. Обе банки с суперклеем стояли здесь же, под кроватью. Оставалось использовать их. Оля даже приподняла голову и посмотрела на тапочки старшей сестры.

Когда парочка сверху затихла, Оля успокоилась. Завтра. Сделать что-то сегодня будет ошибкой.


Отец намазывал бутерброд нервными, взрывными движениями.

- Я смотрю, ты совершенно отбилась от рук, - бормотал он. - Я давал тебе свободу, но ты, смотрю, уже села нам на голову. Хорошо. Придеться тобой заняться.

Оля смотрела в тарелку. Ей было неприятно, но ничего сильно болезненного, как раньше. Говори, что хочешь, думала она, практически не слушая отца, говори, говори. Это последний раз, когда у тебя есть такая возможность. Конечно, позже, когда они поймут, что она сбежала, он мог заявить в милицию о ее пропаже, и тогда ее станут искать.

Но, во-первых, это не значит, что ее обязательно найдут. Иногда не могут найти даже серьезных преступников. Во-вторых, то, что ждет родителей с Владой, очень даже может быть отобьет у них охоту заниматься младшей дочерью.

Она не смотрела на него, но держалась неплохо на удивление даже для самой себя. Все-таки, когда видишь конец пути, силы одолеть его берутся буквально из ничего.

Влада неторопливо поглощала пищу, изредка сдерживая едва заметную улыбку. Она сказала матери, что Оли не было дома. Что Оля явилась перед самым приходом матери. Ну, конечно, сказала. В некотором смысле это была ее негласная обязанность, контролировать исполнение младшей сестрой родительских заповедей.

Они со Стасом валялись дома, никуда не собираясь уходить. Сексом больше не занимались, просто лежали, болтая ни о чем, но в основном молчали. Оля уже подумала, что вылезет из-под кровати, только когда придут родители. Ничего другого ей не оставалось. Это не стало бы катастрофой, но Оля понимала, это нежелательно. Влада поймет, что Оля все время находилась где-то в квартире, рассвирепеет, расскажет Стасу. Это сделает их завтра слишком подозрительными, не считая того, что они проверят пространство под кроватью. Но ведь там банки с суперклеем! Что если они догадаются?

В любом случае ее хитрость, если бы она открылась, сослужит Оле нехорошую службу.

К счастью, Влада со Стасом неожиданно ушли. Вдвоем. Незадолго до появления матери. Когда Влада вернулась, и сестра и мать уже были дома. Оля не заметила, когда Влада рассказала матери о ее отсутствии днем. У сестры для этого была масса возможностей. Сейчас она делала вид, что занята исключительно едой.

- Тебе повезло, что нам надо ехать на дачу, - говорил отец. - Если бы ни это, я начал бы перевоспитание уже завтра. Ну, ладно. Начнем со следующей недели. Прежде всего, милая моя, я наведаюсь в школу. Чувствую, там у тебя дела совсем запущены. Я даже уверен в этом. Но ты не думай, что в выходные сможешь побалдеть. Влада, присмотришь за ней. Пусть сидит в своей комнате и делает уроки. Пусть все вызубрит, все предметы.

Влада кивнула. Да, она присмотрит за младшей сестренкой, будьте уверены.

Отец продолжал что-то говорить, но Оля отключилась, перестала вникать в смысл слов. Она думала о сестре. О той, которая вместе со своим парнем издевалась над ней, но, тем не менее, в глазах родителей оставалась лучшей дочерью. Оля думала об этом, и в голове набухал вопрос, почему возможна такая несправедливость?

В конце концов, отец заметил, что она его не слушает, и ударил кулаком по столу.

- Ты меня слышишь, мерзавка?!

Тарелки подскочили, звякнув в разнобой, но ничего не разбилось. Вздрогнула даже Влада, перестав жевать.

Оля посмотрела на отца и кивнула.

- Конечно.

Это было сказано так, что отец даже не потребовал повторить то, что он только что говорил. Он успокоился. Будто в пылающий костер плеснули ведро воды. Однако он по-прежнему что-то говорил, глядя на младшую дочь так, будто она испортила ему жизнь.

Когда он отпустил ее, приказав идти в свою спальню и до самого сна заниматься уроками, Оля ушла, переваривая мысль, что, скорее всего, видела родителей в последний раз.

18

Наступил день отмщения и последней боли.

Оля встретила его глухой ночью. Несмотря на старание, заснуть она не могла. И думать ни о чем не могла. Что-то анализировать из предстоящего. Обдумывать детали, пока есть время. Мысли путались. Плавились, таяли. Она ощущала окружающее, но никак не осознавала его.

Ночь тянулась долго, очень долго. Оля ненадолго задремала, когда за окном посветлело. Очнулась от короткого забытья, прислушалась к квартире. Было тихо. Родители еще не проснулись. Оля рассчитывала уйти раньше, чем встанет мать. Если родители после удивятся, почему она так рано пошла в школу, эти вопросы им будет некому задавать.

Она наскоро позавтракала, перемещаясь на цыпочках. Вспомнила про суперклей, отнесла в спальню две пол-литровые баночки. Поколебалась и все-таки наполнила их из большой банки. Она сделала это интуитивно. Она по-прежнему не осознавала, как все будет происходить. Относительно ясной была лишь мысль, что с маленькой баночкой управляться легче, чем с трехлитровой. Оля закрыла их и затолкала под кровать.

Получилось так, как она рассчитывала. Она ушла прежде, чем проснулись родители. Конечно, в школу она не пошла. Она прошла мимо, постояла несколько минут, как бы прощаясь с местом, где проводила так много времени, и двинулась на остановку. Поехала в Центр. Там спустилась на набережную. На набережной в это время суток почти никого не было, лишь одинокая уборщица где-то вдалеке. Оля сидела и смотрела на воду залива. По-прежнему ни о чем не думала, ничего не вспоминала, ни о чем себя не спрашивала. Даже не заметила, как из глаз выступили пару слезинок, после чего исчезли.

Время шло, и в какой-то момент Оля осознала, что ей пора уходить отсюда. Чем раньше она возвратится домой, чем раньше Стас и Влада примутся за нее, тем больше шансов, что она получит удобный момент. Вставать не хотелось, но девушка заставила себя сделать это. Расставаться с набережной оказалось грустно, более грустно, чем с родителями, не говоря о школе. Оля успокоила себя тем, что когда-нибудь приедет в родной город на пару часов инкогнито. Наденет широкие солнцезащитные очки или воспользуется какой-нибудь шапочкой, надвинутой на глаза, и прогуляется по набережной, полюбуется ее видом. Ничего страшного, всегда можно приехать, если захочется. В конце концов, она ведь уезжает не на другой континент.