В советские времена, конечно, писатели получали определенные привилегии. Однако обладание роскошной квартирой и правом на бесплатные путевки в санатории еще, видимо, не является достаточным основанием для того, чтобы человек взялся за перо и начал кропать романы и, тем более, стихи, и при этом не выглядел бы со стороны смешным. Надо все-таки до конца почувствовать и осознать подлинную меру противоестественности этого занятия. Тут никакие квартиры и дачи не помогут! К тому же, квартир, дач и машин в советские времена у писателей было явно недостаточно, во всяком случае для того, чтобы с такой энергией во всеуслышание заявлять о своей любви к миру, окружающим их людям и так называемому добру. Хотя у них все же присутствовал более-менее понятный мотив, способный хоть как-то оправдать их поведение. Если же человек и вовсе просто так, ни с того ни с сего, вдруг начинает говорить о своих возвышенных чувствах, то это уже совсем ни в какие ворота не лезет.
Ни для кого не секрет, что по-настоящему талантливыми педагогами чаще всего становятся педофилы. Впрочем, вероятно, правильнее было бы сказать: хорошие учителя на поверку довольно часто оказываются педофилами. Однако суть от этого не меняется! И в этом нет ничего удивительного. Само слово «педофил» буквально означает: «любящий детей». Точно так же, как философ – тот, кто любит мудрость, а филолог – слова. Конечно, «педофил» любит детей несколько странной любовью, может быть, чересчур сильно, то есть не так, как обычно принято. Но все равно он своих учеников любит, чего никак нельзя сказать про остальных учителей, которые своих подопечных главным образом достают. И все потому, что в отличие от «педофилов», они вынуждены любить детей практически совершенно бесплотной любовью, не подкрепленной никакими серьезными причинами, кроме нищенской зарплаты. И последствия этого противоестественного проявления духовности несчастные дети в полной мере ощущают на себе! Разумеется, по мере увеличения зарплаты будет возрастать и любовь учителей к детям. Однако даже в самых богатых и благополучных западных странах лучшими учителями все равно в большинстве случаев остаются педофилы. То есть для того, чтобы по-настоящему любить детей, терпеть все их шалости и проказы, одной зарплаты все-таки недостаточно. Необходимо нечто более глубокое и значительное! Парадокс заключается в том, что обычные учителя все время всячески раздувают и выставляют свою любовь к детям напоказ, а наиболее талантливые из них, то есть педофилы, вынуждены эту любовь немного скрывать. При этом выбор ими профессии педагога на самом деле выглядит наиболее естественным и логичным. Вероятно, то же самое можно сказать и о литературе или же, по крайней мере, о литературе для детей. Лучшие детские писатели тоже обычно бывают педофилами, достаточно вспомнить автора «Алисы в стране чудес». Кстати, я где-то читала, что Льюис Кэрролл не просто чересчур сильно любил маленьких девочек и мальчиков, но считается еще одним из возможных претендентов на роль знаменитого лондонского маньяка Джека– Потрошителя, личность которого до сих пор так и осталась до конца не установленной. И я бы нисколько не удивилась, если бы именно так оно и было. У человека, взявшегося за написание книжек для детей, должны быть для этого достаточно веские причины. В данном случае репутация детского писателя должна была еще отводить от Кэрролла подозрения полиции. Короче говоря, с литературой для детей мне все более-менее понятно, а вот с остальными видами литературной деятельности я пока так и не разобралась. Определенно могу сказать только одно: чем возвышеннее писатель, тем противоестественней и комичней он выглядит. И тем сильнее, соответственно, он своей духовностью достает читателей.
Между тем я заметила одну странную вещь: стоит только сейчас заикнуться о своем скептическом отношении к «духовности», как всех вокруг буквально начинает корежить. В свое время Ницше лез вон из кожи, всячески распинался о смерти метафизики, а немецким бюргерам было и на него, и на все его прозрения глубоко плевать, и почти никто из них на него особо не обижался. Более того, сегодня тысячи философов во всем мире подхватили эту тему и всячески муссируют ее в своих диссертациях и на многочисленных конференциях, причем не просто без видимого сожаления или отстраненно, а, я бы даже сказала, с тайным наслаждением. Такое впечатление, что словосочетание «смерть метафизики» им всем очень нравится и ласкает слух. Однако о духовности те же самые люди, как правило, пишут и говорят с каким-то прямо нечеловеческим надрывом, как будто перед ними не отвлеченное понятие, а неизлечимо больной родственник, на которого они не в состоянии глядеть без слез. А ведь между «духовностью» и «метафизикой» вроде бы нет никакой существенной разницы! Достаточно открыть любой толковый словарь и внимательно проанализировать значение двух этих слов: они оба означают нечто нематериальное и присущее исключительно человеку.
Безусловно, человек, сочиняющий научный труд о смерти метафизики и всячески отстаивающий эту гипотезу, сам все– таки занимается чем-то духовным, то есть тем, что абсолютно не интересует тех же котов, например. Поэтому ему и обидно, когда эту его духовность кто-нибудь ставит под сомнение. Но скорее всего дело не только в этом. По моим наблюдениям, чем меньше люди читают книг, чем дальше они от литературы и философии, тем сильнее они держатся за это слово. А, казалось бы, уж им-то и вовсе должно быть все по барабану, так как ни к какой духовности они сами никогда никакого отношения не имели.
Неделю назад я ездила в гости к своей мамаше на дачу, где опять была вынуждена выслушивать ее тирады по поводу насилия, убийств и всевозможных извращений на экранах ТВ, которые, по ее мнению, и привели к окончательному упадку нравственности в нашей стране. Вот недавно из новостей она узнала, как в одной деревне папаша с мамашей привязали своего годовалого сыночка к батарее, надев ему на шею собачий ошейник, и так продержали больше года, пока он не умер от хронического недоедания. А бабушка с дедушкой все это время спокойно за этим наблюдали, так как им казалось, что их внучек очень прожорливый и иначе с его аппетитом справиться невозможно. В семействе было еще двое детей, и еды на всех не хватало.
Или еще более ужасный случай из жизни маньяка, который в молодости был довольно-таки привлекательным и пользовался успехом у баб. Он обожал смотреться в зеркало и готов был заниматься этим часами, но однажды вдруг обнаружил у себя на лбу морщинку и ужасно расстроился. Тут-то он и понял, что нужно ему с этим что-то срочно делать, иначе морщин будет все больше и больше и скоро он весь ими покроется, превратившись в убогого старика. А ему хотелось во что бы то ни стало остаться молодым и красивым. В результате он женился на какой– то умственно отсталой тетке, которая практически каждый год рожала ему по ребенку. Ну а он этих младенцев потрошил и съедал самые, по его мнению, важные для омоложения органы: печень и сердце. Кроме того, он неизменно присутствовал при родах и первым делом заглатывал плаценту, так как где-то прочитал, что именно ее добавляют в наиболее дорогие и эффективные кремы для лица. Таким образом, он сожрал внутренности пяти или шести своих собственных детей, чьи трупики сжег в ближайшем лесу. Еще он постоянно пил молоко своей жены. Короче говоря, все эти меры привели к тому, что он в свои сорок семь выглядел на двадцать и по-прежнему очень нравился девушкам. У него вообще была мечта: прожить до ста тридцати двух лет, а если получится, то и больше. Но ничего не вышло, так как слабоумная жена в припадке ревности зарубила его топором. Правда, эту историю моя мамаша услышала от соседки по даче, а не из телевизора. Однако все это случилось и стало возможным исключительно потому, что все эти жуткие личности насмотрелись американских боевиков и триллеров.
Естественно, я не решилась ей возражать, а тем более говорить о своей неприязни к любым проявлениям духовности. Представляю, что бы с ней стало! Точнее, со мной. Зато, думаю, ей я могла бы запросто сказать, что метафизика давно умерла, поэтому и волноваться особенно не о чем. Мысленно я даже несколько раз смоделировала ситуацию, как я вдруг ненароком вставляю в наш разговор фразу про «смерть метафизики». Она бы точно ничего не заметила. Хотя, должна признаться, и на это в ее присутствии я так и не решилась. Мало ли что ей могло послышаться.
Таким образом, выходит, что все дело в словах, а не в явлениях, которые за ними стоят. Короче говоря, когда берешься о чем-либо писать или говорить, очень важно помнить о словах, которые ты используешь, ибо на них окружающие и будут прежде всего реагировать. Предмет же твоих рассуждений никого не колышет. Думаю, что большинство ученых это прекрасно чувствуют, поэтому и предпочитают распространяться про печальную участь метафизики, а духовность не задевать. Писатель, к сожалению, подобного выбора лишен, так как метафизика является сугубо научным термином, а он вынужден изъясняться на понятном всем языке.
Так получилось, что там же на даче я пересмотрела «Калину красную». И раньше, кстати, не могла понять, что в этом фильме примечательного, а теперь вот снова невольно задалась этим вопросом. Есть, наверное, советские фильмы, незаслуженно забытые или обретшие ныне какое-то новое звучание, но этот определенно не из их числа – наоборот, как-то чересчур много привлекает к себе внимания и абсолютно непонятно почему. Начнем с того, что он элементарно плохо сделан. Обычно я не особо обращаю внимание на так называемый профессионализм, но тут его отсутствие просто бросается в глаза. Как у платья, у которого все швы небрежно и наспех сметаны и выступают наружу. Ритм повествования какой-то рваный, но очевидно не специально, а так уж вышло. Ключевая сцена свидания с матерью и вовсе напоминает хронику из семейного архива, снятую на любительскую камеру. И опять же, скорее всего потому, что режиссер куда-то очень спешил и переснимать дубли ему было некогда. Нет, я понимаю, что он здорово квасил и ему порой было не до кино. Однако зрителю от этого не легче. Характерно, что в фильме нет ни одной запоминающейся эпизодической роли, и это при том, что в те времена радио «Шансон» еще не доставало пассажиров маршруток, и найти в уголовной среде какую-нибудь не затасканную натуру или же, на худой конец, хотя бы более– менее живую интонацию или шутку, наверное, было не так уж и сложно. Но, увы! Зато везде и всюду маячит крупным планом фигура главного героя в исполнении самого Шукшина. Иногда бывает, что какой-нибудь актер привлекает к себе внимание яркой внешностью или талантом и тем самым как бы отодвигает на задний план остальных участников фильма, но в данном случае Шукшин, похоже, решил заслонить собой всех остальных в самом буквальном смысле этих слов: физически. Сполна воспользовавшись при этом своим положением режиссера. В сцене в ресторане, о которой в фильме предварительно довольно много говорят, так как главный герой после «отсидки» собирается там как следует оттянуться, мы опять видим исключительно Шукшина и фактически больше никого. А ведь несчастные советские зрители, не слишком избалованные подобными вольностями, наверняка тоже были бы не прочь немного оттянуться и ждали увидеть нечто более интересное. Можно было бы и о них немного подумать, а не только о себе. В результате где-то к кон