На этом фоне и жирная баба-депутат с лейкой начинает казаться чрезвычайно скромным и безобидным существом. По-своему я даже завидую ее безмятежной уверенности в том, что Платон, Гегель, Кант, Маркс и писательницы вроде меня давно уже за нее додумали все самые сложные мысли о добре и нравственности. И ей самой теперь остается только прилежно выполнять наказы своих избирателей, да утрясать неувязки и противоречия в новых законах. На самом деле, мне бы тоже хотелось просто сидеть и сочинять романы, а на досуге поливать цветочки или же смотреть сериалы, ни о чем больше не заботясь и не забивая себе голову лишней чепухой. Наверное, было бы совсем неплохо, если бы население Земли состояло исключительно из профессионалов, где каждый бы отвечал за специально отведенную ему сферу.
В принципе, современное общество приблизительно к такому устройству и стремится! Физики занимаются изучением законов окружающего мира, а «лирики» сочиняют о нем стихи и песни. Наука, в свою очередь, делится на множество областей, сфер, подсфер, разделов и подразделов: кто-то изучает микромир и невидимые для глаза атомы, а кто-то – земную гравитацию и свойства разнообразных твердых тел, вроде шаров и резиновых шин. Ну а в литературе, соответственно, поэты сочиняют стихи, а прозаики – повести и рассказы. Не говоря уже о дальнейшем дроблении внутри литературы на всевозможные жанры: детективы, приключенческие романы, триллеры, стихи в рифму и без. И в каждом из этих жанров есть свои корифеи – точно так же, как и в любой из областей науки существуют общепризнанные авторитеты и специалисты.
Более того, подобное разделение труда не только не противоречит, но вполне соответствует гармоничным отношениям человека с природой. Всем известно, что посаженные в городе деревья, кустики и прочая растительность поглощает выделяемые заводами и автомобилями отходы в виде углекислого газа и других вредных и бесполезных веществ, а взамен производят столь необходимый для жизни людей кислород. Я слышала, что тополя, от которых весной и в начале лета повсюду бывает так много мерзкого белого пуха, который забивается в нос и глаза, и те, оказывается, как-то умудряются отсасывать из атмосферы излишки вредной для человека радиации. Поэтому, вероятно, люди их и терпят в городах. То есть разделение функций, возможно, вовсе не является порождением извращенного развития человечества, а изначально присуще всей природе. И широко распространенное представление о том, будто в каждом растении и живом существе заложен чуть ли не образ целого мира, скорее всего, тоже мало соответствует действительности. Лично я не сомневаюсь, что и всасывающие в себя радиацию тополя, и изнывающие от африканской жары жирафы не ощущают абсолютно никакой сверхъестественной связи с окружающим миром и ничуть не менее одиноки, чем современный человек.
Правда, в животном и растительном мире есть маленькие травинки и огромные дубы, крошечные комарики и увесистые бегемоты, а люди, занимающиеся совершенно разной по объему и масштабам деятельностью, все приблизительно одного роста и вообще слишком похожи друг на друга – по крайней мере, гораздо больше, чем кролики на слонов. Вот это, по-моему, и вносит в человеческую жизнь самую большую путаницу.
Глава шестнадцатаяЗа что мне нравится Жан Жене
За что мне нравится Жан Жене? Хотя бы за то, что однажды во время совместного обеда в ресторане он стащил у Ба– тая рукопись, которую тот опрометчиво положил рядом с собой на столе. А что может быть дороже рукописи для писателя, особенно для такого, как Батай?! Когда я думаю об этом, то мое сердце замирает в сладкой истоме. Единственное, что меня слегка огорчает, то это сознание того, что Ба– тай наверняка должен был сделать копию своего «гениального творения». Но не стоит о грустном!..
Одна дама – большая поклонница таланта Жене – пригласила его к себе домой поужинать и подала к столу какой-то жалкий паштетик и шоколадный пудинг, в общем, все было очень-очень скромно. Жене же вел себя чрезвычайно чопорно и от угощений упорно отказывался. В результате баба не выдержала и спросила: «Разве вы больше не любите бедность?» – после этих слов Жене вскочил, в ярости опрокинул стол, начал крушить все вокруг и расфигачил к чертям всю ее посуду. Ну а другая тетка, тоже его страстная поклонница, как-то за ужином в кафе очень долго и подробно расспрашивала Жене, когда, как и почему он стал любить мужчин. Жене отвечал ей очень подробно и ласково, а ночью пошел и обворовал ее квартиру, обнес подчистую, не оставил даже трусов.
Когда Жене приехал в Лондон, какой-то местный журналист стал подробно описывать ему тяжелый быт английских стариков: какая у них маленькая пенсия, в какой нищете им приходится проводить остаток своих дней, позабытыми и позаброшенными, всеми покинутыми, никому на свете больше не нужными… Жене слушал очень внимательно, а потом вдруг произнес: «Мне очень нравятся англичане – они такие элегантные, стильные, так красиво одеваются, но лучше всего они умеют врать!»
А когда Жан Жене был еще никому не известным начинающим писателем, неоднократно арестовывался за бродяжничество, кражи, мошенничество и прочие преступления, он случайно познакомился с одной богатой дамой, которая прониклась к нему симпатией. Вообще Жене всегда умел очень красиво говорить, и многие женщины почти сразу начинали испытывать к нему материнские чувства. Из одежды на нем тогда был его единственный черный свитер с высоким воротом и черные штаны, которые он носил не снимая и даже спал в них. Баба пригласила его к себе в дом, накормила, напоила и отвела в ванную, чтобы он наконец-то получил возможность смыть с себя всю эту вонючую грязь, накопившуюся за долгие странствия. Она дала ему чистую одежду, чтобы он мог переодеться. Жене очень долго не выходил из ванной, и она подумала, что он так долго моется и решила его не беспокоить. В конце концов, она все-таки постучала в ванную, но ей никто не ответил, и она вдруг испугалась, что с ним что-нибудь случилось. Но когда она толкнула дверь, то обнаружила, что Жене в своем черном свитере и черных штанах сидит на полу и задумчиво пускает в ванной бумажные кораблики, а чистая одежда аккуратно сложена рядом с ним на полу.
Кстати, Жене вообще очень не любил мыться и менять одежду и сохранил эти свои привычки до самой старости. Когда он, уже гораздо позже, будучи известным писателем, ездил в Нью-Йорк, специально чтобы поддержать «Черных Пантер», тем вообще очень не понравился его непрезентабельный вид и грязная одежда. «Черные Пантеры» тогда, наоборот, особенно тщательно следили за своим внешним видом. Они повели Жене в магазин и купили ему черные кожаные брюки и кожаную куртку. Жене был в восторге от такого подарка – эти брюки и куртку он носил несколько лет не снимая, к тому же кожу все равно нельзя стирать.
Тогда же в Нью-Йорке Жене подружился с Берроузом и Гинзбергом. Как-то они вместе гуляли по Центральному парку, наблюдая за хиппи. «Как мне нравятся хиппи, – сказал Жене, – им совсем ничего не нужно в этой жизни, они даже деньги сжигают, как только те попадают им в руки. Вот смотрите, – и Жене протянул одному грязному бородатому хиппи в цветной майке толстую пачку долларов. Тот с неожиданной прытью схватил ее и упал перед Жене на колени, осыпав его руку поцелуями. «Спасибо вам, спасибо, добрый человек! – завопил он. – Теперь у нас будет, на что поужинать!»
Всем известен портрет Жене, сделанный Джакометти. Именно Джакометти пригласил Жене к себе, чтобы писать этот портрет. Сеансы продолжались довольно долго, однако как-то Джакометти обнаружил, что у него пропал его лучший рисунок Матисса, которым он очень дорожил. К тому же и Жене тоже куда-то исчез и уже больше не являлся на сеансы. Джакометти пожаловался одному своему другу, который предложил ему выяснить все непосредственно у самого Жене. «О, я не могу этого сделать, ведь раньше он был вором», – возразил художник. И только много лет спустя, уже после смерти Джакометти, его друг все же решил внести ясность в этот вопрос. Воспользовавшись удобным случаем, он спросил у Жене: «Джакометти говорил мне, что этот рисунок могли взять только два человека – или я, или вы, потому что больше ни у кого ключей от его мастерской не было». «Ну тогда это, должно быть, вы», – ответил ему Жене.
Со многими своими жертвами Жене познакомился через Кокто, у которого было довольно много состоятельных знакомых. Как-то в ожидании ужина в гостях у одного из них он стащил в гостиной с камина старинную шкатулку, наполненную разными кольцами, серьгами, бусами и браслетами. Но потом, придя вечером к себе в гостиницу и обнаружив, что все драгоценности в шкатулке поддельные, Жене пришел в настоящую ярость. «Ну и ну, – завопил он, с отвращением бросив шкатулку на пол, – а еще изображают из себя порядочных людей! Сходи, сейчас же и верни им все», – приказал он своему юному другу, сопровождавшему его в тот вечер.
Договорившись однажды с одним английским издателем о гонораре за статью, Жан Жене написал обещанный текст, но в последний момент неожиданно потребовал за него гораздо большие деньги, чем это предполагалось в начале. «Да вы вор!» – в бешенстве воскликнул издатель. «Еще бы, – согласился Жене, – об этом всем давно известно». И получил требуемую сумму.
Когда Жене близко сошелся с Борисом Кохно, секретарем Сергея Дягилева, то как-то в порыве чувств написал ему огромное, на целых три страницы, посвящение к своей книге «Богоматерь Цветов». Однако очень скоро они поссорились, и Жене не мог простить себе этого жеста: «Как я мог написать этой скотине, этому ублюдку такие прочувствованные слова! – жаловался он своему близкому другу по имени Жан-Пьер. – Я не смогу с этим жить!» Жан-Пьер, который совершенно искренне любил тогда Жене, вызвался ему помочь и устранить подобную несправедливость. Вместе с Жене они отправились в гости к Кохно, которого в тот момент не было дома, и пока Жене в соседней комнате заговаривал зубы приятелю хозяина, его друг перерыл все книги в библиотеке, нашел ту, что с посвящением, и бритвой вырезал все три страницы, которые торжественно и вручил Жене на улице. А Кохно, когда вернулся домой и зачем-то сунулся за книгой, подумал, что просто сошел с ума, увидев, как она изуродована. Но самым печальным в этой истории было то, что вскоре Жене и Кохно помирились. Жене написал ему новое посвящение, еще более прочувствованное. А всю вину за происшедшее Жене, естественно, свалил на Жан-Пьера. «Жан-Пьер, как ты мог это сделать? Как тебе в голову такое пришло?» – со слезами на глазах допытывался у того Кохно, встретившись с ним случайно на вечеринке. Несчастный Жан-Пьер не знал, куда деваться от стыда.