— Я уверен, что песня отличная, Манфред. — Арчер листки не взял. — Но я уже говорил, что ноты для меня — темный лес. И потом, мне не нужна…
— Хорошо, — торопливо прервал его Покорны, словно боялся окончания фразы, недоговоренной Арчером. — Ноты — не главное. Сидите и слушайте. Я спою ее вам. — Он затравленно огляделся. — Где у вас пианино?
— К сожалению, пианино у нас нет, — ответил Арчер. — Никто из нас не умеет играть.
— Ничего страшного. Не имеет значения. Я спою без пианино. Вы все равно уловите идею. Это главное — уловить идею. Комедия о Дальнем Западе. Вы знаете…
— Да, — кивнул Арчер, надеясь, что ему не придется слушать пение Покорны. — Барбанте говорил мне. Но…
— Это сцена в дансинге. — Покорны его не слушал. — Главный герой — ковбой. Парень он скромный и, каждый вечер приходя в дансинг, большими глазами смотрит на одну из девушек, сопрано. Он здоровяк, но при виде Элли, так зовут героиню, просто лишается дара речи. Хочет сказать, что любит ее, но с его губ не может слететь ни слова.
Покорны отступил на шаг, поправил очки, близоруко всмотрелся в верхний листок. Откашлялся.
— Манфред! — Арчера охватила паника. — В этом нет абсолютно никакой необходимости. Я верю вам на слово. У меня нет слуха, к тому же я никогда не возьму…
Покорны запел. Время от времени он закрывал глаза, дабы слова звучали более проникновенно:
Корову я доить могу,
Лассо бросать на всем скаку,
Но не могу я, не могу
Тебе сказать…
Могу любого вразумить,
Телка от колик излечить,
Но не могу я, не могу
Тебе сказать…
Могу ломиться напролом,
Могу побриться топором,
Но не могу я, не могу
Тебе сказать.
Арчер смотрел на маленького толстячка, который стоял посреди его кабинета, покачивая руками в такт музыке, потея в ярком неглаженом твидовом костюме, и пел. Благодаря акценту песня звучала очень забавно. В нее, пусть слова и не отличались оригинальностью, Покорны вкладывал всю надежду на спасение от могущественных сил, которые давно уже решили его судьбу. Слушая песню, Арчер знал, что он даст Покорны деньги, за которыми тот пришел к нему в такую рань.
Покорны допел песню до конца. На несколько мгновений в кабинете повисла тишина. Композитор застенчиво смотрел на Арчера.
— Что вы об этом думаете? — чуть ли не шепотом спросил он.
— По-моему, очень милая песня.
— Благодарю вас. — Покорны улыбнулся. — Разумеется, вы понимаете, что петь ее должен молодой человек, тенор, очень симпатичный молодой человек, на фоне декораций, в сопровождении оркестра. Тут очень важна линия кларнета…
Арчер достал чековую книжку.
— Послушайте, Манфред, денег я вам дам. И мне не нужна никакая доля… — Он начал выписывать чек.
— О нет, мистер Арчер, — запротестовал Покорны. — Пожалуйста. Я не могу брать у вас в долг. Я настаиваю…
— Отдадите, когда сможете. — Арчер вырвал чек, сделал пометку на корешке, помахал чеком в воздухе, чтобы высохли чернила. — И покончим на этом.
— Вы хороший человек. — Покорны сложил все свои бумаги. — Вы очень хороший человек.
Арчер посмотрел на чек. Выплатить двести долларов Манфреду Покорны. Подписано — Клемент Арчер. Чек он композитору не отдал. Наоборот, изорвал его на мелкие клочки.
— Пойдемте, Манфред. — Он поднялся, бросил клочки в корзину для мусора. — Я дам вам деньги наличными. Для этого нам придется прогуляться до банка. Расположен он за углом. Я уверен, что вам будет удобнее получить эти двести долларов наличными. — Но Арчер понимал, что делает он это не ради Покорны. Волна стыда накрыла его, когда он посмотрел на белые клочки на дне корзины. Он надел пальто и вышел вместе с композитором, полностью отдавая себе отчет, что боится выписывать чек другу, которого могут выслать из страны.
Быстрым шагом они дошли до банка. Покорны наконец-то замолчал и ждал в другом конце зала, пока Арчер получал деньги. Потом режиссер пересек зал, протянул Покорны десять хрустящих двадцаток, которые тот аккуратно сложил в потрепанный бумажник. Выглядел композитор очень усталым, словно исполнение песни и короткая прогулка донельзя вымотали его.
— Спасибо вам, спасибо вам, — зашептал он, не решаясь поднять глаза на Арчера.
Выйдя из банка, они пожали друг другу руки.
— Надеюсь, они вам помогут, Манфред.
— О да, — кивнул Покорны. — Адвокат уверен в благополучном исходе слушаний. Абсолютно уверен. — Он посмотрел на большие часы на сером фасаде банка. Почти десять. — Пожалуй, мне пора. Адвокату сегодня предстоит путешествие в две тысячи миль. — С его губ сорвался смешок. — Странная это профессия — юриспруденция. Интересно, как человек ее выбирает? — Он оглядел тихую улицу. — Хороший район. В таком приятно жить. — Наконец Покорны встретился взглядом с режиссером. Странное выражение мелькнуло за толстыми стеклами очков. — Обо мне не беспокойтесь, мистер Арчер. Тут было не так уж плохо. Много счастливых лет. Даже если меня и вышлют… — Он пожал плечами. — В Германии или в России я бы давно лежал в могиле… — Внезапно он улыбнулся. — Пластинка, которую я недавно дал вам. Концерт для квартета. Вам он понравился?
Арчер моргнул. Про пластинку он совершенно забыл.
— Да, отличная музыка. Мне она очень понравилась.
Покорны кивнул.
— Я рад. Разумеется, запись не первоклассная. Вторая скрипка слабовата, но… — Он вновь пожал плечами. — Я должен спешить к своему адвокату. — Покорны повернулся и зашагал прочь в своем нелепом розовом пальто и черной шляпе, которую он, похоже, надел задом наперед.
Арчер несколько секунд провожал его взглядом, потом вернулся домой. Вырвал из чековой книжки корешок чека, который выписал Покорны, порвал его и бросил клочки в корзину для мусора.
Глава 19
Покорны позвонил вечером того же дня, в половине восьмого, когда Арчер и Китти садились обедать. В столовую вошла Глория.
— Вас, мистер Арчер. Мистер Покорны.
Китти скорчила гримаску.
— Попроси его перезвонить позже, Глория. Скажи, что мы обедаем. — Арчер, уже приподнявшийся было со стула, вновь сел, следуя указующему взмаху руки Китти. — Хоть на час в день нас могут оставить в покое.
— Да, Глория, — кивнул Арчер. — Попроси его перезвонить через час.
Глория вышла из столовой.
— У нас сегодня стейк, — сообщила Китти. — Стейк не может ждать. Этот мистер Покорны слишком уж надоедлив, не так ли?
— Есть немного, — рассеянно ответил Арчер, прислушиваясь к доносящемуся из холла голосу Глории.
Мгновением позже она вернулась в столовую и покачала головой.
— Он говорит, что не сможет перезвонить вам позже, мистер Арчер. Он попросил меня все-таки позвать вас к телефону
Арчер встал.
— Я быстро.
— Стейк стоит доллар за фунт, — надулась Китти. — Скажи об этом мистеру Покорны.
Арчер улыбнулся и вышел в холл.
— Если бы я мог перезвонить вам через час, то перезвонил бы, — послышался в трубке голос Покорны. — Вы мне верите, мистер Арчер, не так ли?
— Да, — ответил режиссер. — Разумеется. Что еще случилось?
— Но это невозможно. — Голос снизился до шепота и то и дело исчезал, словно Покорны мотал головой и его рот уходил от микрофона. — Это просто невозможно. Я хотел, чтобы вы это поняли.
— Манфред, говорите громче, — попросил Арчер. — Я вас практически не слышу.
— Разумеется. — Но голос долетал откуда-то издалека, и говорил Покорны очень медленно. — У меня есть информация. Я подумал, что вы должны это знать, иначе не стал бы отрывать вас от обеда, но позже я уже не смогу ее сообщить…
— С вами все нормально, Манфред? — спросил Арчер.
— Да, конечно. День прошел тихо и спокойно. Я был дома один. После полудня поиграл на рояле, и никто не пожаловался…
— Манфред, вы не могли бы более четко выговаривать слова?
— Зазвонил телефон, — шептал Покорны. — Междугородный. Из Чикаго. Мой адвокат. Он прекрасно долетел, всего за три часа. Еще раз спасибо за деньги. Вы очень щедры. Я хотел сказать вам, что считаю вас очень щедрым. Я хотел сказать вам, что из всех людей, с кем мне довелось встретиться в этой стране, вы отнеслись ко мне с наибольшим уважением. Уважение… — Голос уплыл окончательно.
— Вы напились? — нетерпеливо бросил Арчер.
— Напился? — Голос стал громче. — Я вообще не пью, мистер Арчер. Доктор запрещает мне пить. Высокое давление и избыточный вес. У вас очень отзывчивое сердце, мистер Арчер, я всегда буду помнить, что в этот век…
— Клемент! — позвала из столовой Китти. — Все остынет!
— Манфред, мне пора за обеденный стол.
— Разумеется. Извинитесь за меня перед вашей женой. Я подумал, что вам захочется узнать, что случилось в Чикаго. В конце концов, вы имеете право это знать, на ваши деньги…
— Так что случилось?
— Этот человек, мой давнишний друг, который играл на гобое… Мой адвокат пришел к нему, но он передумал. Не захотел дать показания. «Откровенно говоря», — сказал он моему адвокату, это его слова — «откровенно говоря». В общем, он сказал, что, принимая во внимание его положение в Чикаго, в страховом бизнесе, он не может рисковать, не может допустить, чтобы его фамилию упомянули в газетах, написали, что он выступил в поддержку нежелательного иностранца, которого хотят выслать из страны. В Чикаго, сказал он, люди относятся к этому особенно чутко. Он не знает, как обстоят дела в Нью-Йорке, но здесь он должен учитывать будущее семьи и отношение коллег. Сам он получил гражданство и считает себя обязанным уважать законы страны, приютившей его… — Голос Покорны вновь куда-то уплыл.
— Я вас не слышу. Поднесите трубку ко рту.
— …Двести долларов, — говорил Покорны, когда Арчер вновь услышал его. — Дар от чистого сердца в такое-то время. Адвокат летит обратно. Его самолет, наверное, сейчас над Огайо, небо чистое. Извините меня. Лишние расходы сейчас, когда все так дорого. Всю жизнь я знал, что мне надо завести банковский счет. Откладывать по чуть-чуть каждую неделю. Загашник, как пишут в банковских рекламных объявлениях. На черный день, когда возникнет необходимость нанимать адвокатов. Примите мои извинения… — Голос вновь пропал. До Арчера доносилось лишь невнятное бормотание. Потом послышался щелчок, и в трубке раздались гудки отбоя. Покорны положил трубку на рычаг.