свою атаку на Османскую империю.
За это время Баязид ничего не сделал для того, чтобы надлежащим образом встретить любую такую угрозу. Потеря Сиваса была первым серьезным ударом, обрушившимся на него после ряда легких побед над мелкими князьями как в Европе, так и в Азии, унизительным результатом первой схватки с действительно грозным противником. Впервые встретив равного себе, Баязид казался парализованным, ошеломленным поражением, медлительным в реакции на кризис, с которым он теперь столкнулся. Несомненно, его физическое состояние и умственные возможности были подорваны усиливавшейся тягой к пьянству и разгульной жизни. Тимур, отсутствовавший более года после захвата Сиваса в связи с кампанией, которую он вел в Сирии и Месопотамии, оставил свой выдвинутый в Армению штаб широко открытым как раз для такого нападения, какое принесло Баязиду имя Удар Молнии. Но гром не гремел, и молнии больше не сверкали. Баязид, не обнаруживая ничего из своей обычной быстроты решения или действия, не нанес Тимуру удара возмездия, не попытался умиротворить его. Где была теперь та решимость, то военное и дипломатическое искусство, которые принесли ему победу и Европе?
Летом 1402 года Тимур принял окончательное решение пойти походом на Баязида. Теперь союза с ним против османов искали генуэзцы и другие страны христианской Европы. После захвата Сирии он больше не чувствовал себя склонным поддерживать солидарность с другими силами ислама. Поэтому он двинул свою победоносную армию на запад, к Сивасу. Только теперь, почти два года спустя после первоначальной потери города, Баязид заставил себя отказаться от осады Константинополя и перебросить основную часть своей армии в Азию. В ужасную жару середины лета, по выжженному солнцем, безводному Анатолийскому плато он пошел из Бурсы походом к крепости Ангора, расположенной в самом сердце страны.
Это была закаленная, высокодисциплинированная армия, равная мужеством и военным мастерством Тимуру и его татарам из Центральной Азии. Но теперь армия Баязида не была, как в прошлом, абсолютно единой или действительно абсолютно всем довольной. Четверть ее солдат составляли собственно татары, следовательно, солдаты сомнительной преданности. Все воины были измучены изнуряющей жарой и длительными переходами, а Баязид не давал им времени отдохнуть или восстановить свои силы. Другим источником недовольства среди рядовых был отказ открыть казну, в результате чего выплата жалованья воинам задерживалась.
Тем временем полководцы султана выразили несогласие с его планом кампании. Столкнувшись с противником, значительно превосходящим армию султана в живой силе, они убеждали его, что в соответствии с традиционной военной тактикой османов Баязид должен сначала занять оборону, т. е. позицию, позволяющую сделать собственный выбор. Вместо того чтобы идти против Тимура в наступательный бой, ему следовало бы на несколько дней укрыться в горах, дав войскам отдохнуть и вынудив Тимура искать армию султана в изнуряющей жаре на плато. Но Баязид с упрямством, исключавшим всякое здравое суждение и самоконтроль, нетерпеливо хотел лобового столкновения. В результате его армия шла на восток по дороге на Сивас, заняв передовую позицию в излучине реки Галис, откуда при появлении Тимура должен был начаться бой.
Прошло несколько дней, и разведчики Баязида не обнаружили никаких следов татар. Наконец, пришла весть, что Тимур обошел турок стороной, окружил турецкие войска и шел на них с тыла. Из Сиваса, избегая неудобной холмистой местности, лежащей к западу, он направился к югу по долине реки Кайсери, по дороге убирая для своих войск урожай зерна. Затем он повернул к северу, к точке, определяемой стенами Ангоры, и турки оказались теперь к востоку от него. В это время Баязид, явно бравируя перед лицом врага, быстроту которого он сравнивал с быстротой ползущей змеи, с презрением отверг все меры предосторожности, послав свои войска на большую охоту ради развлечения.
Окружающая местность была практически безводной, и воины тысячами умирали от жажды и переутомления. Между тем Тимур, проведя рекогносцировку вокруг Ангоры, вышел на прежний, ныне брошенный базовый лагерь Баязида. Здесь, разграбив оставленное имущество и заняв оставленные турками шатры, армия татар устроила свой штаб, сначала перегородив плотиной и отведя на свои нужды воду речки, текшей к Ангоре. Тимур также приказал разрушить и отравить родник на пути турок, шедших сейчас с востока в погоне за ним. Здесь он подготовился к тому, чтобы дать бой. Вот теперь оказалось, что Баязид с уставшей и измученной жаждой армией за его плечами вынужден был встретиться с врагом, укрепившимся перед его собственным городом Ангорой, на той самой позиции, на которой следовало бы стоять ему самому и встречать врага. Сражение завязалось на обширной равнине, расстилавшейся сразу от городских стен, на поле боя, уже известном в истории.
Левым флангом армии Баязида, составленным из анатолийских частей, известных своей лояльностью, командовал его старший сын Сулейман; арьергардом – его следующий и самый любимый сын Мехмед; правый фланг, составленный из сербов и других лояльных европейских контингентов, возглавил его шурин серб Стефан Лазаревич. Сам Баязид занял позицию в центре, с янычарами, расположившимися вокруг него. Но, составляя план построения войск, он, ослепленный собственной гордыней, допустил последнюю, решающую ошибку. Следуя привычному тактическому принципу использования менее опытных воинов, принимающих на себя первый удар вражеской атаки, Баязид поставил кавалерию своих анатолийских татар в первую линию. Битва едва началась, когда те дезертировали и перешли к Тимуру, что вполне можно было предвидеть в отношении войск, мобилизованных для того, чтобы сражаться против собственных братьев по крови. Султан, таким образом, в мгновение ока потерял одну четвертую всех своих сил.
Теперь Баязид мог атаковать только левым флангом. Чтобы выполнить приказ, Сулейман бросил в кавалерийскую атаку своих анатолийских конников. Они мужественно сражались против града стрел и нефтяных языков «греческого огня». Но воины Сулеймана не смогли прорвать ряды татар и в конце концов в беспорядке отступили, потеряв примерно пятнадцать тысяч человек. После этого армия Тимура перешла в наступление, его кавалерия преследовала турок по правую от него сторону, пока и преследуемые, и преследователи не скрылись из глаз. После ожесточенного сопротивления, когда сербы сражались «как львы», за что Тимур воздал им должное, его армия прорвала левый фланг. И наконец, по сходящимся направлениям обрушилась на центр турецкой позиции, где находился султан лишь со своими янычарами и оставшейся частью пехоты.
Лишенного маневренности Баязида медленно, шаг за шагом, оттесняли на вершину небольшого холма. Здесь он продолжал биться вместе со своей личной гвардией и остатками его разбежавшихся войск еще несколько часов, вплоть до наступления темноты. Теперь, когда все было потеряно, Баязида поддерживало только его упрямое мужество. «Удар Молнии, – писал турецкий историк, – продолжал держать в руках свой тяжелый боевой топор. Подобно тому, как голодный волк расшвыривает стадо овец, он разбрасывал врагов. Каждый удар его грозного топора наносился так, что второго удара уже не требовалось». Таким, все еще отчаянно сражающимся, его обнаружили воины Тимура, вернувшиеся на основное поле боя после окружения и полного разгрома турецких войск. Сев на скакуна, Баязид предпринял последнюю попытку скрыться с другой стороны холма, пробившись сквозь ряды татарских лучников, но его настигли, стащили с лошади, связали, а затем привели в шатер Тимура, который спокойно играл в шахматы со своим сыном.
Конница Тамерлана
Баязид держался с достоинством в присутствии своего победителя, который сначала воздал ему почести как суверену, но затем стал унижать его как пленника. Во время перехода по Анатолии Баязида несли в паланкине с решеткой, похожем на клетку, подвергая таким образом султана осмеянию со стороны татарских воинов и его прежних подданных-азиатов. Легенд о том, как Тимур обращался с Баязидом, было множество: что по ночам его держали в цепях; что он служил Тимуру подставкой под ноги; что, завладев гаремом Баязида, Тимур унизил его жену – сербку Деспину, заставляя ее обнаженной прислуживать за столом, за которым сидели ее прежний господин и его покоритель. Страдания надломили дух Баязида и, в конце концов, его разум. Через восемь месяцев он скончался от апоплексического удара, но существует версия, что он покончил жизнь самоубийством.
Баязид был побежден, потому что преждевременно и не имея соответствующих ресурсов, встал на путь расширения империи в мусульманском мире, стремясь следовать тем распространяющимся на весь мир завоевательским тенденциям ислама, столь дорогого богословам священного города Бурсы. Таким образом, Баязид на свою погибель вступил в конфликт с мировой империей Тимура, который в то время желал всего лишь мирного сосуществования с османским государством гази.
Тимур без промедления опустошил Малую Азию. Его татарские орды без труда взяли Бурсу, увезли с собой молодых женщин, устроили в мечетях конюшни, разграбили и сожгли почти весь город, но не смогли взять в плен сына Баязида, Сулеймана, которому удалось скрыться, на скаку прорвавшись через ворота города, и беспрепятственно достичь Европы. Затем Тимур повел войска на Смирну, последний оплот христиан, и город был взят всего за две недели. Пленных рыцарей-госпитальеров Тимур привел к галерам, а затем морем отправил к Родосу, обезглавив тех немногих, кто не смог разместиться на галерах, и сложив их головы в привычную пирамиду. Это была в традициях гази демонстрация против «неверных», рассчитанная на то, чтобы завоевать одобрение мусульманского мира.
Из Ангоры войска Тимура продолжали преследовать уцелевшие остатки турецкой армии, бежавшие десятками тысяч по плато или по склонам гор в сторону Дарданелл. Здесь генуэзцы и венецианцы, которые раньше с готовностью переправляли их в Азию, ныне с той же готовностью переправляли их обратно в Европу, вызвав у Тимура приступ бешенства подобным проявлением «плохой веры». Они предпочли врага, которого они знали, врагу, который был еще не известен. Это было показателем того, насколько османы за два поколения сумели укорениться на Балканах. В Анатолии Тимур натравливал друг на друга остальных четырех сыновей Баязида, оставшихся в его руках в качестве вассалов, поддерживая в каждом из них надежду на признание в качестве наследника Османской империи. Тимур облек Сулеймана полномочиями вассала татар на территориях османов в Европе. Теперь, когда судьба Османской империи была в его власти, Тимур благосклонно отнесся к контакту со стороны европейских держав. Но когда император Византии предложил признать его суверенитет и выплатить ему следующую из этого признания дань, Тимур ответил приказом подготовить флот для переправы своих солдат через пролив в Европу. Это породило паническое предположение, что армия Тимура намерена осадить Константинополь. Но у него не было планов ни против Европы, ни против Анатолии, где он, учитывая традиции гази, вернул местным князькам отнятые у них земли. В данном случае Тимур рассматривал свою