Путь к Тунису для императорских войск был таким образом открыт. Овладев озером, они пленили основную часть флота Барбароссы. Барбаросса, однако, в качестве гарантии против возможного поражения направил как резерв эскадру своих самых крупных и наиболее вооруженных галер в Бон, между Тунисом и Алжиром. Он готовился теперь встретить сухопутную армию императора, которая продвигалась по берегу озера в страшную жару. Потерпев неудачу в попытке блокировать ее продвижение, Барбаросса отошел под стены Туниса, и готовился дать сражение на следующий день во главе своей армии, состоявшей из турок и берберов.
Но в это время в самом городе несколько тысяч плененных христиан, поддержанные перебежчиками и ведомые одним из рыцарей ордена Иоанна, при приближении своих единоверцев вырвались на свободу, захватили арсенал и, вооружившись, обрушились на турок, воевать за которых отказались берберы. Император вошел в город, встретив лишь незначительное сопротивление, и после трех дней массовых убийств, грабежей и насилий восстановил Мулай Хасана на троне в качестве своего вассала, оставив испанский гарнизон для охраны Ла-Голетты. По всему христианскому миру Карла провозгласили победителем, был учрежден новый орден для рыцарствующего дворянства, Тунисский крест, с девизом «Барбария».
Но не такая судьба ждала Барбароссу. Как только он увидел, что город потерян и предан разграблению, то в смятении бежал с несколькими тысячами турок в Бон, где, благодаря прозорливости Барбароссы, его ждал резервный флот. Император с его армией, полностью предавшейся разрушению, не преследовал Барбароссу.
Барбаросса зря времени не терял. Поднаторевший в мастерстве стратегии и тактики, он немедленно отплыл из Бона с галерами, но не в порядке отступления, не для защиты Алжира, как могли бы предположить его противники, а для того, чтобы пополнив флот, направиться к Балеарским островам и нанести ответный удар непосредственно по собственной территории императора.
Здесь он достиг эффекта полной внезапности. Эскадра Барбароссы под испанскими и итальянскими флагами, развевавшимися на верхушках мачт, появилась внезапно и поначалу была встречена с почестями, как если бы это была часть возвращавшейся армады победоносного императора. Затем, после захвата крупного португальского торгового судна, она вошла в порт Маго (ныне Махон) на острове Минорка. Обратив поражение в победу, войска Барбароссы направились в город, взяли в плен и в рабство тысячи христиан, разрушили оборонительные сооружения порта и увезли с собой в Алжир богатства и запасы испанцев. Захват Туниса – абсолютно независимо от того, что он создал внутренние политические проблемы, – мало что давал императору до тех пор, пока Барбаросса имел свободу действий на море, готовый многие дни состязаться в том деле, признанным мастером которого он теперь являлся.
В 1536 году Барбаросса был вновь в Стамбуле, «касаясь лицом королевского стремени» (как было сказано в хронике о выражении им беспрекословного подчинения и преданности своему господину). Султан, недавно вернувшийся после повторного захвата Багдада, приказал Хайреддину построить новый флот из двухсот кораблей для решающего похода против Италии. Активно заработав, вновь ожили верфи и арсеналы города. Это была реакция на действия Андреа Дориа, задумавшего своим рейдом перекрыть пути сообщения с Мессиной, во время которого он захватил десять турецких торговых судов; затем перебрался восточнее, пересек Ионическое море и нанес поражение турецкой морской эскадре у берегов острова Паксос. Делая вывод из происшедшего, Барбаросса дал султану мудрый дальновидный совет: утвердить свое морское присутствие в западной и центральной частях Средиземноморского бассейна, что укрепило бы его на более прочной основе, и ближе к дому, в Восточном бассейне.
В 1537 году Барбаросса со своим новым флотом отплыл из Золотого Рога для нападения на юго-восточный берег Италии, за которым должно было последовать продвижение вверх по Адриатике. Все это планировалось как комбинированная операция, поддержанная крупной турецкой наземной армией под командованием султана, которая должна была быть переброшена морем из Албании и пройти Италию с юга на север. План предполагал вторжение с севера короля Франциска I при поддержке турецких галер, присутствие которых на протяжении всей зимы в порту Марселя открыто демонстрировало франко-турецкое сотрудничество. Барбаросса высадился в Отранто и «оставил пустынным побережье Апулии, подобно бубонной чуме», настолько впечатлив Андреа Дориа размерами своей новой армады, что тот не решился вмешаться из Мессины.
В результате султан, находясь в Албании, решил перебросить войска на Венецию. Принадлежавшие венецианцам острова в Ионическом море давно уже представляли собой источник напряженности между двумя державами; более того, позже, испытывая зависть в отношении коммерческих преимуществ, ныне демонстрировавшихся турками в отношении французов, венецианцы не скрывали своей враждебности в отношении турецкого судоходства. Они захватили корабль, везший губернатора Галлиполи, и убили находившихся на борту судна, кроме одного юноши, которому удалось бежать и, держась за доску, доплыть до берега, а затем доложить об этом насилии великому визирю. Сулейман немедленно приказал осадить Корфу. Его армия была высажена на остров по понтонному мосту, составленному из лодок от албанского берега, и деревни были разграблены. Однако крепость стойко держалась, и с приближением зимы от осады пришлось отказаться.
Переполненные чувством возмездия за это поражение, Барбаросса и его команда спустились вниз по Ионическому и поднялись в Эгейское море, безжалостно грабя и опустошая венецианские острова, которые столь долго вносили свою лепту в процветание республики. Турки взяли в рабство множество местных жителей, захватили их, заставляли под угрозой новых налетов уплачивать Порте ежегодную дань. Затем Барбаросса вернулся с триумфом в Стамбул, нагруженный, согласно турецкому историку Халифу, «одеждами, деньгами, тысячью девушек и пятнадцатью сотнями мальчиков – добычей, равнявшейся в целом стоимости трехсот тысяч золотых монет: таким был, по крайней мере, подсчет их богатства». На следующий день, выражая свое уважение султану, преподнося ему подарки, «паша нарядил в пурпур две сотни мальчиков, которые несли в своих руках фляги и кубки с золотом серебром. За ними следовали тридцать других, каждый неся на своих плечах мешок золота; после них пришли две сотни мужчин, каждый неся мешок денег; и, наконец, две сотни неверных в ожерельях, каждый неся на спине рулон одежд». В ответ Хайреддин получил щедрое вознаграждение, «ибо никогда во все времена ни один капудан не сделал такой выдающейся услуги». Испанский историк описал его как «создателя турецкого флота, его адмирала и душу». Теперь турецкий флот представлял для христианского мира угрозу, которая в кои-то веки объединила христианские государства, папство, императора в союзе с Венецией, чтобы дать отпор врагу.
…В 1543 году султан еще раз послал Барбароссу на запад командующим флотом в количестве ста галер, с французским посланником на борту. Вновь турецкий адмирал опустошил побережья Неаполя и Сицилии, разграбив Реджо-ди-Калабрию, где он пленил восемнадцатилетнюю жену губернатора, и в качестве платы за разрешение жениться на ней освободил обоих ее родителей. В Риме царила паника, по ночам улицы города патрулировали офицеры с факелами, предотвращая бегство охваченных ужасом горожан. Турецкий флот в результате достиг берегов французской Ривьеры. Высадившись в Марселе, Барбаросса был принят юным Бурбоном. В качестве места для размещения военно-морского флота турок ему выделили порт Тулон, откуда была эвакуирована часть жителей и который французы уже называли вторым Константинополем, полным «сан-якобеев» (иначе – санджак беев).
Порт действительно являл собой любопытное зрелище, унизительное для французских католиков: с украшенными тюрбанами мусульманами, разгуливающими по палубам, и христианами-рабами – итальянцами, германцами и иногда даже французами, – прикованными к скамьям галер. Чтобы пополнить их команды после смерти и эпидемии лихорадки, турки принялись совершать набеги на деревни французов, похищая там крестьян для службы на галерах, тогда как пленники-христиане в открытую продавались на рынке. Тем временем, словно в мусульманском городе, муэдзины свободно распевали свои призывы к молитве и их имамы цитировали Коран.
Франциск I, попросивший о поддержке со стороны турок, был крайне озабочен их действиями и нескрываемым недовольством по поводу их присутствия среди его подданных. Как всегда уклончивый, он не хотел связывать себя решительным выступлением на море. К раздражению Барбароссы, жажда завоеваний которого возрастала, он остановился на ограниченной цели – нападении на порт Ниццы, ворота Италии, который удерживался союзником императора, герцогом Савойским.
Хотя замок Ниццы под руководством грозного рыцаря ордена святого Иоанна выстоял, город был вскоре взят, после того как турецкая артиллерия пробила в стенах большую брешь и губернатор города официально сдался. Затем порт был разграблен и сожжен дотла, что стало нарушением условий капитуляции, в чем французы обвинили турок, а турки – французов. Весной 1554 года Франциск I избавил себя от раздражающего союзника, с помощью подкупа внеся значительные платежи на содержание турецких войск, и сделал дорогие подарки самому адмиралу. Ибо он вновь был готов к тому, чтобы прийти к согласию с Карлом V. Барбаросса и его флот отплыли обратно в Стамбул.
Это была его последняя кампания. Два года спустя Барбаросса умер от лихорадки в преклонном возрасте в его дворце в Стамбуле, и весь исламский мир оплакивал его: «Начальник моря мертв!»
16
Сулейман постоянно вел войну на два фронта. Повернув свои сухопутные войска в Азию, тогда как его военно-морские силы больше укрепляли свои позиции в Средиземном море, он лично провел в 1534–1535 годах три следовавших одна за другой кампании против Персии. Персия была традиционным наследственным врагом, не только в национальном, но и в религиозном смысле, поскольку турки были ортодоксальными суннитами, а персы – ортодоксальными шиитам