Кертис улыбается, когда я спрыгиваю на землю.
– До сегодняшнего вечера я считал, что в искусстве молчания ты значительно меня превосходишь.
Глава 9
Солнечный свет проникает в мою комнату через занавески, которые я, похоже, забыла задернуть прошлой ночью. Я натягиваю одеяло на голову, но толку никакого. Во рту пересохло, а при виде стоящей на прикроватной тумбочке пустой бутылки из-под воды я чуть слюной не исхожу.
Еле-еле встаю с кровати, благодаря Фестивалю еды и вина ощущая еще большую, чем обычно, усталость. Но оно того стоило. По крайней мере, теперь я знаю, что все еще способна смеяться. Хотя бы с Беном. Или выпив вина. Еще не решила, что сильнее повлияло.
Натягиваю привычную для хижины одежду – практически униформу: купальник, свободные шорты, рубашку и флисовую толстовку с капюшоном, потому что с утренним туманом шутки плохи. Тут телефон вибрирует входящим сообщением.
Нина: Только что получила мейл из Университета Колорадо с анкетами на проживание в одной комнате! Заполню и за тебя тоже!!!
Я: Ладно.
Я еще недостаточно проснулась, чтобы самой этим заниматься. Собираю волосы в конский хвост и спешу на кухню, как домашний голубь в голубятню. Вода и крабы зовут!
Синтия уже проснулась и сейчас хлопочет над соковыжималкой, от которой по кухне расходится кисловатый цитрусовый запах. Она открыла выходящее на залив окно, впустив в комнату ветерок, холодящий мои голые ступни.
– Доброе утро, – приветствует она меня непривычно сдавленным голосом. Похоже, тоже вчера поздно легла.
– Никогда не доверяй мужчине! – провозглашает сидящая в клетке Шанти, отлично имитируя Чипа.
Я замахиваюсь, притворяясь, будто хочу треснуть ее кулаком.
– Власть народу!
Синтия жестом велит мне сесть за стол и придвигает керамическую кружку зеленого сока с травянистым запахом, который, однако, едва ли можно счесть приятным и ароматным. Какой-то он земляной. Но меня мучает такая жажда, что я с жадностью пью. Ожидаю ощутить на языке неприятный вкус, но он оказывается на удивление сладковатым, с нотками меда и лаванды.
– Спасибо! Зеленые соки всегда меня пугали, но этот великолепен. – Я осушила уже половину кружки.
– Он очень питательный. – Тетя облокачивается о кухонный стол и, тоже сделав большой глоток, добавляет: – Решила, что после вчерашнего это именно то, что тебе нужно.
Я с трудом понимаю, о чем она говорит.
А! Я же вчера перебрала.
– Вино – лучший способ позабыть все невзгоды, – не подумав, брякаю я. Это первый раз, когда я заговорила о своей… ситуации.
– Это не повод для шуток, Эбби. Существует прочная связь между злоупотреблением алкоголем и болезнью. Тебе может показаться, что испытываешь временное облегчение, но на самом деле это порочный круг. – Она говорит очень серьезно, без намека на веселость.
Внезапно я чувствую себя, как пятилетний ребенок, который таскал украдкой печенье после обеда и был пойман взрослыми.
– Да я всего два бокала выпила. – Отлично. Теперь я еще и оправдываюсь в точности как тот ребенок: «Я всего две печеньки и съела, ма-а-ам!»
Тетя хмурится сильнее.
– Я понимаю, ты ищешь свой путь, и готова снова повторить то, что сказала, приглашая тебя сюда: я даю тебе свободу действий.
– Я очень это ценю. – Чувствую, как вокруг меня сжимаются стены.
– Однако я надеялась, что ты воспримешь это как возможность хорошенько обдумать ситуацию и начать действовать.
– Я так и делаю. – Разве смогла бы я изо дня в день вставать с кровати, если бы каким-либо образом не решала свои проблемы?
– Что именно ты делаешь? – Тетя усаживается на стоящий напротив стул, ставит локти на стол и глядит на меня в упор. – Ты бесконечно работаешь и игнорируешь звонки Брук, напиваешься… Судя по всему, ты вообще не обсуждала ситуацию.
– Потому что это бессмысленно. Не буду я об этом думать.
– А я считаю, что нужно поступить как раз наоборот. Обсуждение ситуации может помочь разобраться в себе.
Мое лицо полыхает от гнева. Все-то у тети так просто!
– Послушай, Синтия, я понимаю твое стремление помочь. Но ты и понятия не имеешь, каково это – находиться по другую сторону.
– Какую такую сторону?
Ее притворное непонимание раззадоривает меня еще сильнее.
– Болезнь Гентингтона! У тебя-то тест отрицательный.
– Вообще-то я в этом не уверена.
Я со стуком опускаю кружку на столешницу.
– Что ты имеешь в виду? Ты же заверила маму, что с тобой все в порядке.
– Действительно, в порядке. – Она жестом указывает на себя, будто приглашая в этом лично убедиться. – Но это не значит, что я получила результат. – Тетя забирает мою кружку и споласкивает ее в раковине, словно мы говорим о пустяках, а не о вещах чрезвычайной важности. – Я старше твоего отца, поэтому представляется вероятным, что, будь я ген-положительной, симптомы бы уже так или иначе себя проявили. Однако тут ни в чем нельзя быть уверенной наверняка. У нашей матери болезнь стала прогрессировать ближе к шестидесяти годам, хотя мы в то время не осознавали, с чем имеем дело. Отправили ее в пансион для больных Альцгеймером, где она впоследствии и скончалась.
Я по-прежнему думаю о тетином признании.
– Ты так и не выяснила, носитель ли ты гена или нет?
– Решила этого не делать. По истечении шести месяцев сеансов терапии я вышла из кабинета, прежде чем доктор вскрыла тот конверт.
По какой-то причине это заявление бесит меня куда сильнее, чем все прочее, сказанное Синтией за утро.
– Так и я думала. Тебе определенно не понять, каково это.
– Тебе сейчас так же хреново, как и мне? – хриплым голосом интересуется Люси, когда я появляюсь в хижине.
Она – единственная, кто сегодня работает, хоть под этим и понимается, что она просто лежит безжизненной массой в пляжном кресле, напялив огромные солнечные очки и с силой сжимая стаканчик с кофе. Бумажные фонарики, вчера такие нарядные, сегодня изрядно растрепались на ветру и обветшали. Гирлянды огней больше не мигают, а небо серовато-пепельного – я бы назвала его трупным – оттенка. Неудивительно, что на пляже ни души.
– Я относительно в порядке. Ушла вчера, когда на танцполе стало слишком жарко. – Это определенно самое несуразное предложение, когда-либо слетавшее с моих губ. – А ты еще надолго задержалась?
– Достаточно надолго, так что теперь у меня в голове вместо мозга желе. – Она опускает ноги со стула и зарывает пальцы в песок. – Надо было написать тебе, чтобы привезла немного знаменитого зеленого сока Синтии.
Выпитый сок тут же начинает бурлить у меня в животе. Я беру стопку вчерашних чеков, чтобы подвести итог, потому что даже математика кажется мне сейчас куда более привлекательной, чем разговор о Синтии.
– Давай я сделаю. – Люси жестом велит мне передать ей стопку, хотя я уже открыла калькулятор в телефоне.
Плюхнувшись обратно в кресло, она быстро перебирает тридцать с чем-то чеков и минуту спустя возвращает мне.
– Общая сумма 302 доллара 47 центов.
– Как тебе это удалось?
Люси лишь плечами пожимает.
– Счет всегда мне легко давался. С четырехлетнего возраста я каждый год наряжалась на Хэллоуин в костюм с каким-нибудь математическим каламбуром и притворялась числом Пи.
– Вау! То есть я хочу сказать, что впечатлена твоей гениальностью. Да и четырнадцать лет подряд придумывать костюмы с математическими задачками – это, должно быть, непросто.
Люси стонет.
– Возможно, об этом следовало упомянуть в заявлении, которое я подавала в «Беркли».
– Мне казалось, ты говорила, что поступила в Санта-Круз? – сосредоточенно нахмурившись, говорю я.
– Только потому, что еще не получила ответа из «Беркли». Они заставляют ждать так долго! Если новостей не будет в течение двух последующих недель, я тебе точно скажу, каков отстой на вкус. – Она кисло улыбается. – А ты куда поступила?
– В Университет Колорадо.
– Это был для тебя вариант номер один?
– Вообще, у меня не было выбора.
Когда волейбольный тренер из Университета Колорадо приняла меня в команду, я испытала огромное облегчение. Я единственная из своих друзей не проверяла каждый вечер результаты приема по вступительным экзаменам на сайте комиссии, не хвасталась продолговатым сверкающим конвертом из вуза и не бронировала себе место на день открытых дверей в колледж, потому что считала все это чрезвычайно утомительным. Я бы даже не знала, с чего начать. То, что Брук там учится и Нина, вероятно, тоже поступит, значительно упростило мне муки выбора, и на предложение волейбольного тренера я ответила утвердительно.
Но теперь, находясь на пляже, я чувствую себя так, будто приняла это решение миллион лет назад.
Прибытие в кампус, заселение в общежитие, знакомство с одногруппниками – все это тоже представляется безумно далеким от нынешней меня.
Адова Бездна вдруг начинает вращаться у меня в животе, подобно глобусу.
– Ты в порядке? – спрашивает Люси, бросая на меня взгляд поверх солнечных очков.
– Да. – Я отворачиваюсь к стойке, чтобы она не увидела, как я судорожно хватаю ртом воздух.
К счастью, появление Бена через несколько минут отвлекает меня. Хотя видок у него тоже порядком потрепанный после вчерашнего – взгляд тусклый, а рука, когда он проводит ею по волосам, дрожит, – выглядит он все равно лучше, чем обычно. Возможно, потому что после давешнего разговора я перестала испытывать к нему раздражение.
Бен окидывает Люси взглядом, улыбаясь.
– Похмелье, Люси? – Она бормочет в ответ что-то неразборчивое, а он тем временем поворачивается ко мне: – Я повсюду искал тебя вчера вечером. Ты рано ушла домой?
– Похоже на то. – Еще один несуразный ответ в мою копилку. – Зачем я тебе понадобилась?
– Хотел рассказать о девушке, с которой познакомился.
Не знаю почему, но я вдруг очень радуюсь тому, что и правда рано ушла.