Пока еще рано говорить об этом, но, если Боб уйдет навсегда, а трезвость сохранится, я смогу встретиться с женщиной, которая пропала более двадцати лет назад.
Я прокручиваю журнал последних вызовов и в сотый раз смотрю на номер, с которого мне звонил Коул в прошлый понедельник. Затем в сотый раз спорю с собой, стоит ли сохранить его в контактах, удалить или заблокировать.
В конце концов, я ничего не делаю. Я просто отключаю телефон и наливаю себе вина.
В понедельник на работе ничего не происходит. Вторник и среда тоже проходят без происшествий. А в четверг я жду лифта, чтобы спуститься в кафетерий десятью этажами ниже, когда двери открываются, мое сердце уходит в пятки.
Между двумя другими людьми стоит Коул.
Он выглядит невероятно.
На нем голубовато-серый костюм. Его белая рубашка расстегнута у горла. Свежевыбритая кожа сияет здоровьем. На его щеках есть намек на солнечный загар. Его темные волосы блестят под светом, но они слегка растрепаны, как будто он провел по ним руками.
По тому, как мое тело реагирует на его присутствие, можно подумать, что меня ударили электрошокером.
Энергия проникает в меня, распаляя нервы и учащая пульс. Я уверена, что мой судорожный вздох слышен. Я замираю, не зная, что делать: развернуться и убежать или зайти в лифт и умереть от сердечного приступа.
Он поднимает взгляд на меня.
Наши глаза встречаются.
Пол разверзается и поглощает меня.
Нет, это просто ощущение. Но ощущение падения настолько острое, что у меня кружится голова. Я настолько дезориентирована, что забываю что-либо делать, кроме как стоять и смотреть на него.
Двери закрываются.
В последний момент Коул протягивает руку и останавливает их.
Они снова медленно открываются, и он отступает назад.
Тяжело сглатывая, с учащенным пульсом, я вхожу в лифт, вежливо киваю другим пассажирам, затем поворачиваюсь лицом к закрывающимся дверям.
Его взгляд на моем теле — это тысяча раскаленных игл, пронзающих меня сзади.
Один человек выходит на двадцать пятом этаже. Другой — на двадцатом. Потом мы с Коулом остаемся в лифте одни, и я старательно тренирую глубокое дыхание, чтобы не потерять сознание от нервов.
Я думаю, что он позволит мне выйти на моем этаже, не сказав мне ни слова, но в тот момент, когда двери закрываются за последним человеком и лифт начинает движение, он нажимает пальцем на кнопку «Стоп».
Лифт немного трясется, потом останавливается. Я стою и смотрю на закрытые двери, за спиной у меня стоит Коул, а сердце колотится как бешеное, пока он не говорит: — Отлично поработали на этой неделе, мисс Сандерс.
Его голос заставляет мои соски трепетать. Его тембр, такой глубокий и хриплый, такой красиво-мужественный... он заставляет меня вспоминать то, что не должна.
Почему я такая дура из-за этого мужчины?
Я закрываю глаза и делаю еще один глубокий вдох.
— Спасибо, мистер МакКорд.
— Как продвигается аудит 401(k)?
Я закрываю глаза и дышу, дышу, дышу.
— Я должна закончить его к завтрашнему дню.
— Должна? Или закончишь?
Коул придвигается ближе, и я чувствую тепло его тела. Он поднимает прядь моих волос к носу и вдыхает. Затем издает низкий звук в груди, точно такой же звук удовольствия, который я слышала, когда его лицо находилось между моих ног.
Спокойно, девочка. Спокойно.
— Я... я закону.
— Хорошо. Это очень хорошо, мисс Сандерс. Я доволен. — Он опускает голову и глубоко вдыхает возле моей шеи.
Мои соски мгновенно твердеют. Я проглатываю стон потребности, зарождающийся в глубине моего горла.
Его теплое дыхание омывает мою кожу, и он шепчет: — Я скучал по тебе, детка. Я так чертовски скучал по тебе.
— Правда? Хм. Должно быть, я пропустила все твои звонки. И твои электронные письма. И твои служебные записки. Нет, подожди, я получила одну из них. Но она не была наполнена тоской.
Через мгновение Коул говорит: — Ты злишься.
— Ты прав. Но я не только злюсь, но еще расстроена и растеряна. — Я поворачиваюсь к нему лицом и легонько отталкиваю его на фут или два. — Почему ты меня игнорируешь?
— Я никогда не смогу игнорировать тебя.
— И все же ты это делаешь.
— Нет. Я одержим тобой. Я не могу перестать думать о тебе. Это все, что я делаю. Я чертовски бесполезен.
Мой пульс учащается. Я хочу, чтобы он притянул меня к себе и обнял, но от этого чувствую себя жалкой, поэтому не прошу его об этом.
— Ты следил за мной через камеры видеонаблюдения?
— Нет, но только потому, что я сказал тебе, что больше не буду вести себя как животное. Я хотел. А также хотел заплатить кому-нибудь на твоем этаже, чтобы он докладывал мне обо всех твоих передвижениях, но не стал этого делать.
Заглянув ему в глаза, говорю: — Ты вел себя хорошо.
— Я все еще не в себе.
— Маленькие шаги.
Мы улыбаемся друг другу.
Коул говорит: — Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Что?
— Ты мне нравишься.
— Это твой способ сделать комплимент?
— Да. Потому что мне никто не нравится. Но ты мне очень нравишься. Не считая желания трахнуть тебя до одури, я имею в виду. Я думаю, что ты умная, остроумная и невероятно хороша в своей работе.
Я прищуриваюсь.
— Ты недавно падал? Может быть, сильно ударялся головой о землю?
— Нет. А что?
— Просто интересно, почему мы вдруг так хорошо поладили.
— Мы всегда хорошо ладим.
— Да, но обычно, когда мы ладим где-то рядом есть кровать.
— Об этом... — Он мгновение изучает мой рот, затем поднимает взгляд на меня. — Я хочу еще одну ночевку.
Шэй молча смотрит на меня мгновение, затем скрещивает руки на груди и язвительно говорит:
— Нет. Я уверена, ты знаком с этим словом, потому что сам его так часто используешь.
Не знаю, почему я ожидал, что это будет легко.
— Ты имеешь в виду служебную записку.
— Да, именно ее. Помнишь ту, в которой огромные черные буквы были нацарапаны прямо поверх моей вежливой просьбы о встрече?
— У меня был плохой день.
— С тех пор у меня их было девять.
— У меня тоже... Подожди, ты тоже была несчастна?
Я вижу, что Шэй недовольна собой из-за того, что призналась в этом, потому что она перекидывает волосы через плечо и принимает скучающий вид.
— У меня было все великолепно.
Я подхожу к ней ближе, до смерти желая почувствовать ее губы своими.
— Великолепно, да?
— Потрясающе, на самом деле.
— Хм...
— Я не шучу.
— Я не говорил этого.
— Твое лицо говорит за тебя.
— Шэй?
— Да, мистер МакКорд?
Я сохраняю мягкий голос и смотрю прямо ей в глаза.
— Прости, что я был так резок с запиской. Прости, что не связывался с тобой. Я не мог выбросить тебя из головы, и я не знаю, что, черт возьми, с этим делать. Все, что я знаю, — это то, что я увидел тебя, стоящую там, когда двери лифта открылись, и мне так сильно захотелось прикоснуться к тебе, что у меня началось слюноотделение.
Она мгновение изучает меня, а потом начинает смеяться.
— Почему ты смеешься?
— Потому что это просто смешно, как легко тебе удается меня очаровать.
— Я очаровал тебя?
Шэй перестает смеяться и говорит: — О, не выгляди таким самодовольным. Ты же знаешь, что это так. И нет, мы не будем ночевать у тебя. Я же говорила, что не хочу быть твоей подстилкой.
Я никогда не думала, что отказать кому-то может быть так восхитительно.
— Ладно. Похоже, в обозримом будущем я буду вынужден продолжать делать это. — Я достаю ее трусики из кармана пиджака, где они лежат аккуратной складкой. Поднеся их к носу, я глубоко вдыхаю, наслаждаясь восхитительным ароматом ее пизды.
Ее лицо побагровело.
— Ты принес их на работу?
— Я же говорил, что они везде будут со мной.
— Я думала, ты преувеличиваешь.
— Мне нужно было, чтобы ты была со мной.
— Тебе нужна терапия.
— Мне нужна только ты.
Мы смотрим друг на друга, пока не раздается сигнал тревоги. Это лифт, жалующийся на то, что застрял между этажами.
— Время вышло, мистер МакКорд.
— Позволь мне прийти к тебе сегодня вечером.
— Нет.
— Нам не нужно ничего делать. Мы можем просто поговорить.
— Нет.
Разочарованный ее упрямым отказом дать мне то, что хочу, я хмуро смотрю на нее.
Что, естественно, вызывает у нее смех.
Шэй поворачивается и нажимает кнопку «Стоп», снова приводя лифт в движение. Повернувшись ко мне, она говорит: — Не забывай, в компании существует политика, запрещающая отношения между сотрудниками. Я знаю, потому что ты специально сказал мне об этом в первый рабочий день.
Двери лифта открываются. Шэй поворачивается и выходит на площадку. Она собирается уйти от меня, не сказав больше ни слова, и я делаю единственное, что могу придумать, чтобы заставить ее поменять свое решение.
— Как твоя мама?
Она застывает на месте. Затем поворачивается и смотрит на меня округлившимися глазами и приоткрытыми губами, цвет уходит с ее лица.
Мы все еще смотрим друг на друга, когда двери закрываются.
Я не могу дышать. Я не могу думать. Я не могу ничего делать, кроме как смотреть на закрытые двери лифта, в то время как мой пульс горит под кожей, как лесной пожар.
Я вспоминаю убийственное выражение лица Коула в ночь нашего свидания за ужином, когда я рассказала ему, что бойфренд моей матери избил ее. Вспоминаю его исцарапанные костяшки пальцев и испачканную кровью рубашку в то утро, когда я без памяти проснулась в своей квартире, когда он рассказал мне о Дилане. И я вспоминаю его жуткое спокойствие и забрызганный портфель в тот вечер, когда он забрел к себе на кухню.
По всему телу пробегают мурашки.
Это был Коул. Из-за него Боб ушел.
Исчез, точнее, скорее всего, в глубокой яме, вырытой в песке пустыни.
Ни хрена себе. Я влюбилась в Тони Сопрано.
— Привет, Шэй.
Я издаю сдавленный крик и поворачиваюсь на голос. Там стоит Симона и улыбается мне.