— Да, я хочу тебя трахнуть. Но ты была права, когда сказала, что я похож на самое большое сожаление многих женщин. У тебя их уже достаточно.
Учитывая, что ее щеки так покраснели, ее самообладание кажется еще более впечатляющим, когда она отвечает.
— Верно. Но батарейки в моем вибраторе сели сегодня утром, так что время на самом деле очень удачное.
Не знаю, это меня больше бесит или заводит.
Какого черта она делает?
Я рычу: — Ты права. Ты безрассудна. У тебя будут неприятности, если будешь продолжать делать предложения незнакомцам.
— Ты первый и последний незнакомец, которому я делаю предложение, так что беспокоиться не о чем. Могу я теперь вернуть свою руку? Если только ты не собираешься расстегнуть молнию, это очень неловко.
— Ты же не можешь верить в то, что дрочить мне под скатертью может быть менее неловко.
— По крайней мере, у меня будет хоть что-то, кроме унижения.
Возбужденный, разочарованный и беспомощно очарованный, я не могу придумать, что сказать, кроме грубого: — Черт.
— Это «да»?
Шэй смотрит на меня большими глазами, ее щеки пылают красным. Она взволнована и смущена, но держит голову высоко, не уступая мне ни дюйма. Она совершенно не раскаивается.
Много месяцев спустя я вспомню этот момент и пойму, что у меня не было ни единого шанса.
Я был в восторге, как только она села рядом со мной и улыбнулась.
Он не в моем вкусе, возможно, меня захватил один из тех одержимых сексом инопланетян, о которых говорила Энджел.
Кроме того, я знаю, что это извращение, но какая-то часть меня получает удовольствие от того, как неловко Коулу от этого разговора.
То, что он привык все контролировать, очевидно.
То, что он хочет меня, тоже очевидно.
Непонятно, почему сдерживается. Должно быть что-то еще, кроме того, что он пытается удержать меня от ошибки.
Ни один мужчина не бывает настолько бескорыстным. По крайней мере, когда речь идет о сексе без обязательств.
Коул говорит: — Нет, это было не «да». И перестань смотреть на меня так, будто у меня есть скрытый мотив. Все очень просто: Я думаю, что ты пожалеешь об этом.
— Почему ты так уверен?
— Ты эмоционально уязвима. Выпила немного. Эти вещи никогда не сочетаются.
Ладно, может быть, он бескорыстен. Лучше проверить его, чтобы убедиться.
— Я так понимаю, что тебе просто не хватает смелости сказать, что у тебя венерическое заболевание в обостренной форме.
Он закрывает глаза, стискивает зубы и делает медленный, напряженный вдох.
В ответ на его грозное молчание я говорю: — Коул. Пожалуйста, посмотри на меня. Я хочу что-то сказать, но для этого нужно, чтобы ты смотрел на меня, когда я это сделаю.
Когда он возвращает на меня взгляд, воздух дрожит от его жара.
Мой пульс учащается. Во рту пересохло. Мне приходится сглотнуть, прежде чем смогу говорить.
— Пожалуйста, сними нам номер в этом отеле. Мне очень хочется оседлать этого здоровенного зверя под твоей ширинкой.
— Господи, мать твою, женщина, — бормочет он, возмущенно глядя на меня.
— Это ты положил мою руку на свой член. Мы уже прошли стадию вежливой болтовни.
Он убирает мою руку с выпуклости своих брюк и кладет ее мне на колени.
— Коул, ты не мог бы...
— Не проси, черт возьми, еще раз, — отрезает он, его голос звучит мрачно.
— Не мог бы ты снять для нас номер в этом отеле?
— Для тебя это игра. Правда? Посмотреть, как далеко ты сможешь завести меня, прежде чем я выйду из себя?
Коул начинает выглядеть очень злым. Понятия не имею, почему, но это меня еще больше возбуждает. Чет никогда не был таким захватывающим. Он был слишком занят тем, что прихорашивался перед зеркалом.
— Нет. Я не играю в игры. Я абсолютно серьезна. Вот, я тебе докажу.
Наклоняюсь, чтобы поцеловать его, но он преграждает мне путь, схватив мой подбородок в свою руку и удерживая лицо на расстоянии дюйма от своего.
Его глаза пылают. Ноздри раздуваются. Каждый его дюйм ощетинился. Он так сильно хочет поцеловать меня, что у него трясутся руки. Но Коул не позволяет себе этого сделать. Он сдерживает себя с таким самообладанием, которое могло бы впечатлить, если бы не мешало мне получить то, что я хочу.
Никогда в жизни я не видела более захватывающего образца мужественности.
Наверное, все его тревожные сигналы так возбуждают меня. Может, он прав насчет любовных романов.
Я говорю: — Дело не в выпивке. Дело не в разрыве. Дело не в том, что в моем вибраторе сели батарейки. Дело в том, что ты меня защищаешь. Ты хочешь защитить меня и из-за этого пытаешься отказать себе в чем-то, чего хочешь. Я нахожу это чрезвычайно сексуальным.
Когда Коул лишь смотрит на меня в этом горячем, злобном, немигающем молчании, я добавляю: — Я бы с удовольствием понаблюдала за тем, как разрушится весь этот твой тщательный контроль.
— Ты даже не знаешь моей фамилии!
— Как и ты моей.
— Я могу быть жестоким. Я могу быть психопатом!
— Мы оба знаем, что это не так.
— Но я могу им быть.
— Просто поцелуй меня. Люди смотрят.
— Пусть пялятся, мать их.
— Не заставляй меня умолять. Это неловко.
Его глаза опасно блестят, а смех низкий и жесткий.
— Ты ничуть не смущена.
— Сначала была. А сейчас я просто возбуждена.
Его глаза смягчаются, как и голос.
— Шэй, серьезно. Какого черта ты делаешь?
— Делаю себя счастливой. Ставлю свои потребности на первое место.
— Дело не в твоих потребностях. Дело в твоем эго. Этот придурок Чет его ушиб, и ты хочешь использовать меня, чтобы его подлатать.
— Чет не уязвил мое самолюбие. Он разбил мне сердце. И у тебя есть пять секунд, начиная с этого момента, чтобы принять решение, прежде чем я встану и уйду. Одна ночь, Коул. Это все. Одна ночь, и мы больше никогда не увидимся. Давай сделаем это.
Его взгляд меняется на искреннее замешательство. Каким-то образом его переменчивое настроение делает его еще более привлекательным.
— Ты самая загадочная женщина, которую я когда-либо встречал.
— Ты должен увидеть мои сиськи. Тогда ты действительно будешь впечатлен.
Из его груди раздается звук. Низкий и опасный, похожий на волчий рык.
Когда его взгляд падает на мои губы, я понимаю, что почти добилась своего. Я шепчу: — У меня очень чувствительные соски. Не могу дождаться, когда почувствую твой язык на них.
В какой-то момент — долгий, бездыханный момент, — когда я почти слышу, как рвется нить его самообладания. Затем последняя его сдержанность ломается.
Коул наклоняется и накрывает мой рот своим.
Она на вкус как отличное виски и плохие сны. Как только наши губы сливаются воедино, Шэй стонет. Низкий и мягкий, поднимающийся из глубины ее горла, этот звук выводит из строя ту часть моего мозга, которая отвечает за сдержанность и принятие правильных решений.
Я держу ее подбородок в своей руке и жадно пью из ее сочных губ, как человек, годами живший без воды.
Она прижимается ко мне, кладет руку на мою грудь, выгибаясь ближе. Вдалеке кто-то свистит и начинает хлопать. Мы оба не обращаем на это внимания.
Я провожу языком по ее губам, и мне хочется, чтобы мы уже были голыми.
— Сними нам комнату, — вздыхает она, прижимаясь губами к моим.
Я снова захватываю ее губы, потому что еще не закончил целовать.
Она восхитительна. Теплая, мягкая, женственная и просто охренительно вкусная.
Я хочу поглотить каждый сантиметр ее тела. Хочу оставлять отпечатки рук на ее коже. Хочу кусать ее, лизать и трахать во всех смыслах — от нежного до жестокого.
Хочу позволить этой женщине с красивыми глазами и печальной душой погубить меня.
По крайней мере, на сегодняшний вечер.
Повернув ее голову, я рычу ей на ухо: — Я иду к стойке регистрации. Встретимся через десять минут у лифтов. Тебе не следует там находиться, Шэй.
— Я приду.
— Не стоит.
Оторвавшись от нее, поднимаюсь из кабинки и киваю Мэтту за барной стойкой, чтобы он записал напитки на мой счет. Затем ухожу, пробираясь через столики, направляясь к вестибюлю и стойке регистрации.
Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не обернуться и не посмотреть, смотрит ли она, как я ухожу.
Пошатываясь, я возвращаюсь к столу, где Челси, Энджел и Джен ждут меня, разинув рты с одинаковым выражением шока на лицах.
Я опускаюсь в кресло и оглядываю стол.
— Хорошие новости! Сегодня вечером меня трахнут. Он только что пошел снять нам номер.
Подруги разражаются пронзительными воплями, такими громкими, что их, наверное, слышно из космоса. Поморщившись, я машу им рукой, чтобы они остановились.
— Девочки, пожалуйста. Вы устраиваете сцену.
Челси хмыкает.
— Это говорит девчонка, которая играла в хоккей с языками с незнакомцем посреди бара!
— Это не был хоккей с языками, ты, подросток. И мы не были посреди бара. Мы были вон там, у стены.
Хватаю стакан с водой Челси и высасываю каждую каплю жидкости. Мой рот превратился в пустыню.
Наверное, нервы. А еще, наверное, от этого у меня трясутся колени, колотится сердце и дрожат руки.
Мистер Темный и Бурный оказывает довольно интересное воздействие на мой организм.
Джен требует: — Что, черт возьми, произошло между тем, как ты покинула этот стол, словно отправляясь на собственную казнь, и тем, как ты вернулась через десять минут, вся в поту, с приглашением потрахаться?
Я смотрю на себя.
— Я потею? О Боже, я потею. Черт.
Челси смеется.
— Судя по его виду, через несколько минут ты станешь намного мокрее. Молодец, девочка! Я так горжусь тобой! Ты не могла сделать мне лучшего подарка на день рождения.
Представляя, что я собираюсь сделать с Коулом, впадаю в панику. Мой пульс учащается. Я умоляюще смотрю на Челси.
— У меня не было секса уже три месяца.
Она корчит мне рожицу.
— Ты занимаешься сексом со своим вибратором каждый день.