Гамзатов не торопился покидать этот мир, но когда вспоминал дорогих ему людей, ждавших его в иной жизни, на душе становилось легче. Его дочь Патимат вспоминала, как отец однажды сказал то ли в шутку, то ли всерьёз: «Можно было бы быть неверующим, если бы мы были бессмертны».
В прежние годы Расул Гамзатов трижды совершил паломничество в святые места — Мекку и Медину. Был он там и с женой и дочерью Патимат, когда совершал малый Хадж по приглашению королевской семьи Саудовской Аравии. Он был бы рад совершить ещё одно паломничество, но сил на это уже не было.
Велика была радость его земляков-единоверцев, когда Расул Гамзатов обратился к ним в священный месяц Рамазан, призывая беречь свою веру, соблюдать обряды, помогать нуждающимся. Правоверным он желал идти по верному пути, а оступившимся — на него вернуться.
«У каждого свой путь к Богу, — писала в своих воспоминаниях дочь поэта Салихат, — и, как сказано в Коране, “ночь, проведённая за учёбой, дороже ночи, проведённой в молитве”. Молитвы, обращения к Богу ярко звучат в его стихах последних лет “Аульская мечеть”, “Молитва” (Молю, Всевышний: рассеки мне грудь), “Ночей и дней всё нарастает бег...”, “Одиночество”, и более ранних “Свои стихи читать мне странно...”, “Молитва” (Когда поднимешься к вершинам синим...)... Я уверена, что только истинно верующий человек мог написать, как он в стихотворении “Одиночество”:
Я вовсе не один — со мной Аллах
В безмерном одиночестве Вселенной.
Когда папе выделяли квартиру в Москве, ему предложили очень хорошую квартиру в районе проспекта Мира в тихом переулке под названием “Безбожный”. Папа отказался, прокомментировав нам: “Поэт не должен жить на улице с таким названием”. Интересно, что квартира, в которую въехали мои родители, находилась в доме, расположенном на углу улицы Горького и переулка с совсем другим, в данном случае символическим названием — “Благовещенский”. В этой квартире мои родители жили все годы, когда приезжали в Москву».
Рассказала Салихат Гамзатова и о том, как, приехав в советское время в одно большое дагестанское село, Расул Гамзатов попросил показать ему сельскую мечеть. Там тогда располагался склад. Когда открыли дверь, Гамзатов снял обувь, прежде чем войти, как это положено у мусульман. Бывшие с Гамзатовым люди удивились:
— Это же склад, там пыльно.
— Для вас склад, а для меня мечеть, — сказал Гамзатов.
«МЕНЯ ЗАБУДУТ...»
Юбилейный для поэта 2003 год был объявлен в Дагестане Годом Расула Гамзатова. Планировалось множество мероприятий, готовились к изданию книги, включая восьмитомник поэта. Но Гамзатова продолжали одолевать сомнения: нужно ли это теперь? Не зарежут ли быка в честь того, что найден пропавший ягнёнок?
Его убеждали, уговаривали, но он продолжал сомневаться. Когда стало известно, что его юбилейный вечер будет проведён в Москве, в Концертном зале «Россия», он и вовсе пришёл в замешательство: «Разве придёт столько людей? Разве меня ещё помнят?» Ему казалось, что время поэзии прошло, а с ней и время поэтов. «Меня забудут, — говорил он автору этой книги. — Потом вспомнят и опять забудут, окончательно». Он ошибался, но это были высокие сомнения большого поэта, которого хватило на два века и которому, наверное, уготована вечность.
Невероятная поэтическая судьба и необыкновенная жизнь были порукой тому, что забвение и равнодушие Гамзатову не грозят.
Расул Гамзатов продолжал работать над поэмой «Времена и дороги». Иногда он говорил, что это общее название для нескольких поэм, а порой говорил как об отдельном произведении. Поэма росла, обретала новые краски и измерения. Он часто переделывал написанное, что-то добавлял, от чего-то отказывался. А однажды вдруг сказал, что посвятил поэму Шапи Казиеву, и предложил её перевести.
В заснеженном окне встаёт рассвет,
Уже декабрь, который мне пророчит,
Что к белым журавлям ещё короче
Мой путь теперь,
и возвращенья нет.
Мой алфавит немало пострадал,
Пока до буквы «Ш» от «А» добрался,
Шапи, в календаре моём остался
Листок последний.
Я его сорвал...
Переводить Гамзатова после таких мэтров, как Илья Сельвинский, Наум Гребнев, Яков Козловский, было нелёгким испытанием. Но вдохновляло то, что, может быть, впервые это будет прямой перевод с аварского на русский, без подстрочника. Как и надежда постичь то особенное, что роднит поэзию Гамзатова с вечностью.
Затем, в Барвихе, где он отдыхал после лечения, автор читал поэму на аварском и внимательно слушал её перевод на русский. Гамзатов делал важные поправки, уточнения, повторял какие-то строки, будто примериваясь к переводу, а иногда вносил небольшие изменения в аварский текст. Порой казалось, что Расул Гамзатович, который давно уже считался классиком, слишком требователен к своему творчеству.
Гамзатов тяжело переживал то, что творилось со страной и культурой. И это тоже отразилось в поэме, исповедальной и светлой, как светла была его вера в добро и людей. Проступало в поэме и то, как Гамзатов, оставаясь поэтом национальным, преодолел невидимую грань традиции, устремив своё творчество ко всему человечеству. Поэма казалась прощанием с этим миром.
Каков этот мир, каким он его любил и каким оставляет, и каким он сам был в этом мире — об этом писал Гамзатов. Он как будто спешил сказать то, что недосказал, что уже не мог не сказать. Это была пронзительная исповедь поэта, свободного от каких-либо условностей или границ.
Мне Мурсал-Хан не выколол глаза,
Хоть на красавиц я глазел немало.
И губы, как Марин, не зашивали,
Хоть лишнего немало я сказал.
Я пил, но яду мне не поднесли
На чохской свадьбе, как Эльдарилаву.
Я воспевал в стихах Хочбара славу.
Но на костёр, как он, не угодил.
Ирчи Казак в цепях попал в Сибирь,
И я там был, но не Шамхалом сослан.
Как Батырай, за пламенное слово
Владыкам я быками не платил.
Без жарких споров я не помню дня.
Я дерзок был, известный был повеса.
Но не нашлось в горах у нас Дантеса,
Который бы хотел убить меня.
И всё же Расул Гамзатов не считал эту поэму последней в своём творчестве, но так, к несчастью, случилось. И потому многое в ней обретает особенный трагический смысл, хотя в поэме немало юмора и поэтических жемчужин, свойственных Гамзатову. Над его строками витало волнующее ощущение другого, непривычного Гамзатова.
Пусть голова моя — не серебро,
Она не от веселья поседела.
Пусть в голове не золото, но пел я
Не для наград, а веруя в добро.
Как лестница, в неведомую даль
Кровавыми ступенями уходят
Мои стихи.
Что ждёт их?
Кто готовит
Им приговор?
Я не узнаю, жаль.
В том же году издательство «Молодая гвардия» подготовило к выпуску в серии «Библиотека лирической поэзии “Золотой жираф”» книгу лучшей лирики Расула Гамзатова. Поэт был нескрываемо тронут, когда взял в руки договор, и с улыбкой его подписал. В «Молодой гвардии» вышла его первая книга на русском языке, здесь всегда ждали его новые произведения, которые, бывало, выпускали миллионными тиражами. В книгу «Суди меня по кодексу любви» были включены и новые произведения Гамзатова, над которыми он работал последнее время. Судьба распорядилась так, что это оказался последний автограф Расула Гамзатова на авторском договоре с издательством.
В том же году мы с режиссёром Рафаэлем Гаспарянцем снимали документальный фильм «Расул Гамзатов. Моя дорога», в котором попытались средствами кино передать беспредельный масштаб личности поэта. «Государство не тема поэзии, — говорил в фильме Расул Гамзатов. — Тема поэзии — родина. Моя тема — Дагестан, любовь к женщине, к матери». Увидеть этот фильм Гамзатову не довелось.
В СОЧИ, К ПРЕЗИДЕНТУ
Утром 8 сентября из аэропорта Махачкалы вылетел специальный рейс, доставивший Расула Гамзатова в Сочи, где в резиденции «Бочаров Ручей» его ждал президент России Владимир Путин. Он пригласил поэта, чтобы лично вручить ему высшую награду Российского государства — орден Святого апостола Андрея Первозванного. «За выдающийся вклад в развитие отечественной литературы и активную общественную деятельность», — говорилось в президентском указе.
В приветственной речи президент страны сказал:
Прежде всего, позвольте ещё раз от всего сердца поприветствовать Вас и сказать, что я, мы все, все, кто Вас любит в России, рады видеть Вас в добром здравии. Нам очень приятно, что сегодня мы можем поздравить Вас с юбилеем, с восьмидесятилетием.
Уже много десятилетий политическую и общественную жизнь нашей страны, не говоря о литературной жизни, невозможно представить без имени Расула Гамзатова. Оно известно миллионам людей, которые преданно называют Вас своим любимым поэтом. Здесь сегодня много Ваших поклонников, почитателей, несмотря на то, что зал маленький. Но страна у нас большая, и у нас в стране Вас любят. Любят за то, что Вы так искренне и так изысканно учите нас очень простым общечеловеческим ценностям, таким как дружба, верность, совесть.
У Вас много наград и много званий, но среди них есть самая большая награда и самое большое звание — Вы народный поэт. И Вы поэт не только своего народа, не только аварского, не только дагестанского народа. Мы все гордимся, называя Вас великим поэтом России.
Ваше имя — Расул — переводится как “представитель”, “посланник”. И Вы всей своей жизнью и своим творчеством оправдали это высокое значение. Вы, безусловно, представитель, как я уже сказал, всего российского народа, представитель общечеловеческой культуры, а Ваша поэзия — это достояние всех народов Российской Федерации.