Откуда только силы брались?
Глава 8
— Господин мой, — щурилась Брунхильда на ночник, — что же вам не спится, петухи только проорали. Темень еще. — И тут же охнула: — Ох, как голова болит. Словно в ней колокол бьет.
— Спи, — ухмыльнулся Волков. Он погладил ее по роскошному заду, что не был прикрыт одеялом, и вышел из шатра. — Максимилиан, Сыч, где вода? Мыться подавайте.
Едва всходило солнце, ехали они в замок. Волков не забывал свои обещания. Он ехал поговорить с графом по делу Брюнхвальда.
А во дворе замка уже суета, второй день турнира, распорядители готовятся, слугам дают распоряжения.
Он думал, что может застать графа, пока тот не уехал на арену, и еле успел. В приемной графа уже толпились люди, то и дело слуга просил кого-то из них пройти в кабинет.
— Доложи, что Эшбахт просит аудиенции, — сказал Волков слуге, когда тот выпускал очередного посетителя.
Слуга кивнул, закрыл дверь, и почти сразу дверь снова открылась, из кабинета тут же вышел граф. Он был румян и бодр.
— Эшбахт, друг мой, здравствуйте! — раскрыв объятия, он сразу пошел к кавалеру и обнял его, словно год не видел. — Что привело вас ко мне в столь ранний час?
— Дело моего друга, моего офицера.
— Пойдемте, пойдемте. Сейчас вы мне все расскажете.
Они уселись за стол, тут же на стол лакеи поставили закуски, холодное мясо, молоко с медом.
— Угощайтесь и рассказывайте, — говорил граф с удивительным вниманием.
Волков угощался, рассказывал и, честно говоря, не думал о том, отчего граф к нему так благоволит. Он принимал это за природное радушие графа.
Но в процессе рассказа лицо графа менялось. От абсолютного радушия до гримасы сожаления. Еще не закончив рассказ о делах Брюнхвальда, кавалер понял, что граф не поможет ему, и оказался прав:
— Друг мой, — с сожалением начал фон Мален, — как это ни прискорбно, но на дела городские влияние мое весьма ограничено. Я не могу влиять на городские гильдии. Да, все эти мерзавцы из городского консулата то и дело стоят у меня в приемной, но как только пытаюсь сделать что-то в городе, так они как цепные псы кидаются на меня и суют мне под нос Хартию Вольного города, подписанную еще моим дедом. Хорошо бы их всех перевешать, да все руки не доходят.
— Значит, моему другу все-таки придется платить гильдии молочников и сыроваров, чтобы торговать своим сыром в городе? — Подвел итог их беседы Волков.
Граф задумался на секунду, потом улыбнулся и сказал:
— Знаете что? Мы этим сквалыгам подложим небольшую свинью. Мои земли доходят до города, прямо до восточных ворот. В землях своих я сам себе глава гильдии, пусть ваш друг ставит лавку в пятидесяти шагах от восточных ворот, там у меня стоит трактир, так вот, пусть прямо за трактиром ставит. И пусть там торгует своим сыром. Если сыр у него хорош, как вы говорите, и цена будет достойна, то уж людишки как-нибудь дойдут до него.
— Спасибо вам, граф, — сказал Волков, — а сыр у него отличный, он привез вам воз сыра на пробу. А как же ему благодарить вас?
— Ах, да пусть хоть двенадцать талеров в год платит для порядка, — отмахнулся граф и тут же забыл это дело, словно его волновало что-то другое, а дело про сыр было лишь помехой для этого. — Эшбахт, как вы считаете, понравился ли вашей сестер вчерашний бал? Говорила ли она что-нибудь про него?
— Так это был первый бал в ее жизни, она о нем всю дорогу только и говорила.
Тут пришел слуга и что-то шепнул на ухо графу.
— Господи, да неужели нельзя без меня этот вопрос решить?! Распорядись, чтобы повара сами рассчитались! — раздраженно говорил тот и, когда слуга быстро ушел, продолжил: — Извините, друг мой. Сами понимаете, много гостей — много хлопот.
Волков понимающе кивал головой.
— Значит, говорила? — то ли задумчиво, то ли осторожно продолжал фон Мален. — Она вчера много танцевала, кажется.
— По-моему, все танцы, — вспомнил Волков.
— Да-да, — говорил граф. — Все танцы. Все танцы. Друг мой, а нет ли у нее женихов, не обручена ли она с кем-нибудь? Может, сватается к ней кто?
— Так до вчерашнего дня ее не знал никто, — отвечал ему кавалер. — А теперь, думаю, палками придется женихов от нее отгонять, вчера вокруг нее коршунами кружили.
— Именно, именно коршунами, — говорил граф с чувством. — И вы гоните их палками, гоните, сейчас молодые люди такие неприличные, что к честной девице таких близко подпускать нельзя. Повесы.
Он чуть помолчал.
— Ну, а за рукой вашей сестры к вам еще никто не обращался?
— Пока нет, — сказал кавалер, — но думаю, что ждать мне недолго.
— Да-да, и мне так кажется, — соглашался граф и тут же оживился. — Друг мой, завтра все разъедутся, а вы оставайтесь с сестрой. Тут будет тихо и хорошо. И мы с вами поедем на охоту.
Вот только охоты Волкову не хватало. Он и так не мог больше пары часов в седле сидеть, это по хорошей дороге, не торопясь. А на охоте вскачь да по полям и оврагам ему ногу через пятнадцать минут выкрутит так, что захочет он остановиться.
— Нет, господин граф, никак сие не возможно, — отвечал он. — Дел премного.
— Кабана завтра затравим, — уговаривал граф, — а после, дня через два, егеря оленя выгонят, поедем на оленя!
— Нет-нет, граф, никак, никак такое невозможно, дела заставляют сегодня до вечера же отъехать, — с видимым сожалением говорил кавалер.
— До вечера? — с сожалением спрашивал граф.
— Чтобы дотемна быть у себя, — разводил Волков руками.
— Но я могу рассчитывать, что увижу вас у себя в гостях, может, на следующей неделе? Или хоть через две?
— Для меня то будет большая честь, граф, большая честь. Но о том мы договоримся после.
Поле этого Волков ушел от заметно расстроенного графа. Он шел по длинному балкону, спускался по лестницам и думал. Думал он о графе и Брунхильде, о себе и о деле, что затевал. И ничего придумать не мог, понимал только, что запутывается все больше.
От этих раздумий его отвлек брат Семион, он встретил кавалера внизу, во дворе, у коновязи.
— Господин, как хорошо, что я нашел вас, — обрадовался монах, — а не то пришлось бы искать ваш шатер. Хотя ваш шатер так знаменит, что найти его было бы легко.
— Мой шатер знаменит? — мрачно спросил Волков, уставившись на монаха. — И чем же?
— Да помилуйте, все только и говорят, что о вашем шатре. Да и о вас.
— Обо мне говорят? И что говорят? — Волков остановился и уставился на брата Семиона, ожидая ответа.
— Так и говорят, что шатер ваш раскошен и что этот шатер вы то ли украли, то ли отняли у какого-то знаменитого рыцаря.
— Украл? Я взял его с боем!
— Я-то это знаю, но люди не все готовы верить в это, а еще говорят про ваш доспех. Говорят, что даже у графа такого нет. И что своих людей вы привели, заплатив им, что это не ваши люди и что случись нужда, так они при вас не будут.
— А еще что? — спросил кавалер, у него и так настроение было нерадостным, а тут такие приятные слухи до него дошли.
— И все судачат о графе и госпоже Брунхильде.
— Ну, что говорят?
— Говорят, что вы ее специально графу подсунули, чтобы вскружить ему голову.
Волков усмехнулся. Может, сплетники были и недалеки от истины. Он еще и сам, правда, не решил, насколько они были недалеки.
— Говорят, что граф не танцевал лет двадцать уже, — продолжал монах, — а вчера так он на три или четыре танца с ней выходил. А еще говорят, что два молодых господина повздорили из-за госпожи Брунхильды, из-за очереди на танец с нею.
Тут Волков поглядел на него скорее удивленно. Да, он не сомневался, что Брунхильда прекрасна. Уж ему бы этого не знать, он-то видел ее во всей красе. Но чтобы ее успех был так очевиден и ярок… Чтобы до ссор из-за танца! Ведь на балу были и другие красивые и молодые дамы. Он отметил для себя двух как минимум. И, не обращая внимания на все еще что-то говорившего монаха, он машинально полез в кошель и достал из него маленький красивый флакон. Оглядел и его. Ничего удивительно, резной флакон из чистого белого стекла, в таких флаконах дамы носят благовония. Может, все дело в этом… Неужто Агнес и вправду так искусна?
— А что это, господин? — спросил брат Семион, заметив флакон.
— Ничего, — ответил кавалер и спрятал флакон. — Пошли, в бальной зале ставят столы, надо позавтракать.
— Господин, — сразу стал серьезен монах, — после завтрака нужно нам с вами ехать в Мален без промедления.
— Зачем еще? — удивился кавалер.
— Епископ на заре уже туда отъехал, нам за ним надо спешить.
Волков смотрел на него, не понимая, к чему ему ехать в Мален да еще и торопиться, и тот пояснял:
— Деньги, господин, деньги ждут нас. Две тысячи двести талеров, что обещал нам епископ на кирху. Нужно забрать их, пока старик не передумал, или не забыл, или, прости Господи, не умер. Куй железо, пока горячо!
Монах был прав, никакой бал и никакой турнир не стоил двух тысяч двухсот талеров.
— Да, — сказал Волков, подумав, — да, поедем немедля, как только поедим.
Но не довелось им позавтракать. Едва повернулись они, чтобы двинуться к обеденной зале, так перед ним встал важный господин, то был, кажется, канцлер графа, он важно и с поклоном произнес:
— Кавалер и господин Эшбахт, Девятый граф Теодор Иоганн фон Мален просят вас уделить им время для важного разговора.
— И когда же граф желает говорить со мной? — пытаясь скрыть удивление, спросил кавалер.
— Коли будет вам угодно, то немедля.
— Я готов говорить сейчас, — сказал Волков, обернувшись к монаху, и добавил. — Со мной иди.
Он шел и гадал, что за серьезный разговор затеял молодой граф.
И, признаться, он тревожился. Если старик граф казался ему дружелюбным и радушным, то старший сын совсем таким не казался. Был он на вид жесток и, кажется, умен. Глаз у него был холоден и внимателен. А еще был он немногословен и умерен в вине. Это Волков заметил на пиру. О чем этот человек хотел с ним говорить? Уж не о вчерашних ли танцах Брунхильды?