— Друг мой, какого же дьявола вы всех поите, а нашего друга рыцаря не угощаете, — он указал на дом Волкова. — Может, оставите хоть одно ведро для него?
— Как раз одно ведро и осталось! — радостно сообщил Рене. — Забирайте вместе с бочкой.
Роха, конечно, обрадовался, огляделся и увидал, что был тут как раз один человек из его людей, ему тоже пива досталось. И он стоял у забора и хлебал пиво из деревянного ковша. Был это высоченный и крупный парень, которого Волков нашел где-то на турнире.
— Эй, ты, оглобля, — рявкнул Роха. — Бери бочку и неси ее в дом кавалера.
— Я? — сказал парень и престал пить. — Вы мне говорите?
— Да нет же, — орал Роха, — твоему папаше, что родил такого олуха. Иди сюда, бери бочку и неси ее в тот дом.
Молодой человек подошел к телеге, все присутствующие замерли, довольные представлением. Бабы хихикали, мужики и солдаты подбадривали здоровяка. Пивная бочка и сама по себе не легка, попробуй-ка, подними ее, а там еще и ведро пива плескается. Но здоровяк взялся за бочку снизу, поднатужился и снял ее с телеги.
— О-о, — загудела толпа. — Ишь ты, крепок!
— Давай за мной! — заорал Роха и поехал вперед.
А крепкий юноша пошел следом, неся пред собой огромную двадцативедерную бочку с остатками пива.
Рене поехал на телеге за ним, люди пошли следом, радостно обсуждая и споря, донесет ли этот крепкий малый бочку до дома господина или не донесет.
— Господин, господин, к вам люди идут, — с тревогой сообщил мальчишка, вбегая в дом.
Это был тот мальчишка, что смотрел за хлевом и вечно отирался на хозяйском дворе или сразу за воротами, когда был свободен от работы по уборке хлева.
Волкову, который хотел сесть и спокойно пересчитать все деньги, что у него сейчас были, пришлось встать и на всякий случай снять со спинки кресла меч.
— И что там за люди? — спросил он мальчишку, идя к дверям.
— Люди-то все наши, — сообщал парень, — но что-то сюда несут.
Волков пошел к воротам и увидел целую процессию, что направлялась к его дому. Он понял, что зря брал меч. Впереди, радостно скаля зубы, ехал на коне Роха, а за ним весь красный отдувался и пыхтел тот самый увалень, за которого его брат отдал ему талер. Он тащил здоровенную бочку. А за ним, стоя в телеге, ехал ротмистр Рене, и шли люди.
— Что за дьявольщина? — тихо спросил Волков.
Глава 15
Парень бочку дотащил до самых ворот, тут ее почти бросил, стоял, отдуваясь и наслаждаясь всеобщим восхищением.
— Кавалер, мы к вам, — кричал Роха, — не желаете ли пива?
— Вы заходите, — Волков пригласил Роху и Рене в гости, а всем остальным собравшимся крикнул, — идите работать, лентяи.
— Кавалер, а этого силача, может, тоже пригласите? — спросил Рене.
— Он старался.
— Ну, заходи, увалень, — Волков пригласил и здорового парня.
А в бочке-то было совсем не ведро пива, там было почти два. Опять же здоровяк вылил его из бочки в принесенные Марией ведра, сели вчетвером пить.
— Как тебя звать? — поинтересовался Волков у парня. — Кажется…
— Я из рода Гроссшвулле, — скромно ответил тот.
— А имя есть у тебя?
— Есть, господин, родители нарекли меня Александром.
— О-хо-хо-хо, — обрадовался образованный и уже изрядно пьяный Рене. Он хлопнул парня по большому плечу и сказал: — Теперь нам будет не страшно и на войну пойти. Давайте выпьем! За Александра, господа!
Роха явно не понимал, о чем идет речь, но выпить не отказывался:
— За Александра, — он поднял кружку.
Мария принесла тарелку сыра, сыры у Брюнхвальда были и вправду неплохи, тут же Александр стал закидывать его себе в рот, один кусок за другим. Закидывал так, словно не ел три дня.
— Эй-эй! — закричав ему Рене со смехом. — Полегче, друг мой, полегче, вы тут не один.
— Эх, так же мне и монахи говорили, прежде чем выгнали, — вздохнул Александр.
Рене стал смеяться в голос, а за ним подхватили Роха и кавалер. И даже Мария смеялась у очага, хоть и не знала, над чем смеются господа.
Хорошо было вот так с утра ничего не делать, с приятными тебе людьми сидеть за столом и пить пиво. Да еще смеяться над этим большим дурнем.
И главное, что в это время можно не думать о надобности принимать какие-то решения. Главные решения. Сиди себе да пей, и пусть все идет также, пусть все не меняется. И к черту попов и синьоров, пусть сами разбираются, без него. А он и так проживет.
Землица у него есть какая-никакая, людишки есть, хоть и мало, рожь растет, овес и ячмень, слава Богу, тоже. Ну, если конечно, Ёган не врет. А зачем ему врать, он вообще говорит, что большие амбары нужны, говорит, что урожай будет славный. Горцы за проводку плотов худо-бедно, но платят, и у солдат, что кирпич затеяли жечь, вроде как, дела налаживаются. И на кой ему черт нужно волю попов исполнять? Будет он лучше вот так пиво пить, о былых славных делах вспоминать да жить помаленьку, хорошо себя чувствовать. Пиво после обеда кончилось, так кавалер велел вина нести, чего уж.
Так за пивом просидели до полудня, а там Мария бобов с жареной свининой и луком подала. Поели и продолжили пить. Да еще стали и песни петь. А тут и вечер подошел, вернулись те, кто в Мален ездили.
— О-о, — сказал Брунхильда, появившись на пороге, — залили значит зенки?
Сестра с племянниками, все в обновках, тоже стояли в дверях.
— Душа моя, — орал ей Волков, — изволь идти к столу. Мы вас заждались. И вы, сестра, идите сюда!
— Да вы никак весь день сидите? Уже и в уме у вас от хмеля потемнело, — Брунхильда явно не собиралась присоединиться. Она повернулась к Марии. — Это что за ведра? Они что, целыми ведрами хлебают?
Служанка только кивала головой. Ей, между прочим, тоже пива перепало, ее даже за стол с господами добрый господин Рене пытался усадить, да она побоялась. Мало чего пьяные господа с ней сотворить могут.
— Устроили кабак! — злилась красавица.
— Дорогая моя… — начал было Роха на свое несчастье.
— Не дорогая я тебе, — шипела Брунхильда, — забирай свою деревяху и прочь убирайся. И вы, ротмистр Рене, тоже спать ступайте. Нагулялись и хватит.
— Сию минуту ухожу, — заверил ее Рене, вскакивая за Рохой следом.
— И борова своего забирайте, — красавица ткнула пальцем в присмиревшего от такой свирепости Александра Гроссшвулле. — А то расселся тут, сидит на дармовых харчах, бока наедает.
Громыхая деревянной своей ногой, Роха стал поспешно вылезать из-за стола, и Рене не стал рассиживаться, молодой увалень тоже.
— Ступайте-ступайте, ишь, бражники, устроили здесь кабак, здесь теперь и женщины приличные живут, и дети, — вслед увещевала их Брунхильда.
Когда все ушли, Волков поймал ее за руку и с пьяной улыбкой начал:
— Душа моя, как ты прекрасна. Я так рад…
— Спать идите… — прикрикнула на него красавица. — Рад он, поглядите на него. Идите спать, говорю. Не по душе мне с вами с пьяным разговаривать. Мария, ужин подавай, проголодалась мы с дороги.
Волков еще раз попытался заговорить с ней, да все без толку.
Только разозлил ее еще больше. Злобная баба, своенравная.
Зараза.
Утором он мылся, натаскали ему воды полную деревянную ванну, Мария грела, выливала в ноги, чтобы не обжечь. Он сидел не злой, скорее насупившийся, но не от дурноты пивной, а больше той мысли, что завтра граф к нему в гости будет. Зачем едет, какого черта ему тут надобно? А еще Брунхильда злая, как собака. Не говорит — лает. С утра уже и Марии досталось, и Ёгану, и монахам, что приходили к нему. Сестра Тереза дышать боялась, детей с утра на двор отправила, там они с братом Ипполитом начали буквы учить.
Как вылез из ванны, так жизнь и пошла своим чередом. Монахи привезли молодого архитектора, досок с брусом и пару мастеров.
Архитектор первым делом спросил у Волкова, как ему дом поделить. И пока кавалер размышлял, так пришла Брунхильда и все всем объяснила. И началось: Ёган еще мужиков прислал и солдат нанял. Оказалось, что ему второй этаж в доме решили пристроить.
И что бы с большими окнами был, и что бы теплый. Архитектор так заломил за все сто тридцать талеров. Волков и слова сказать не успел, даже не поторговался.
Госпожа Брунхильда повелела:
— Делайте, да побыстрее.
Суета, грохот, доски, люди, молотки. На кухне чад. Большая готовка началась, завтра граф приедет. Пару баб позвали помогать. Сестра Тереза к готовке способна оказалась. И всем этим шумом и суетой госпожа Брунхильда руководила.
Волкову в этом аду с его нездоровьем сидеть не хотелось:
— Седлайте коней, — сказал он Максимилиану и Сычу, — Ёгана зовите, хочу поля посмотреть. Говорит он, что урожай у нас будет добрый, так хоть глянуть его надо.
Как только поехали, встретили Брюнхвальда. Он и его помощники, нагрузив целую телегу сыром, ехали в Мален.
— Как у вас дела, Карл? — скорее из вежливости спросил Волков.
— Хорошо, кавалер. Я вчера арендовал коморку в соседнем трактире для хранения, везу вот сыр. Надеюсь, что пока доедем, прилавок мой будет уже готов. Хочу начать торговлю сегодня.
— Прекрасно, Карл.
— Думаю еще поставить маслобойню, масло в Малене по хорошей цене.
— Это мудро, Карал.
Волкову больше не хотелось болтать с ним, хотя ему надо было бы знать, как идут дела у Брюнхвальда. Все-таки, Карл и ему обещал какую-то долю с прибылей. Но не сейчас, нет.
Рожь была и вправду хороша. Еще две недели назад проезжал он тут, и была она совсем зелена, а сегодня уже поспела, стала цвета смеси серебра и бронзы. Колосья тяжелые, от ветра гнутся.
— Хороший урожай? — уточнил Волков у Ёгана.
— Лучше не бывает, господин, — отвечал тот, — думаю, с понедельника убирать начинать, с северного конца. Надо-бы с юга начать, там уже скоро зерно из колосьев сыпаться начнет, да там возить до Эшбахта дольше. А если поставим амбары у реки, так много выгадаем. Ведь смысла нам нет ее в Мален возить, а на реке купчишки…
— Сколько денег надо? — перебил его Волков.