— Ну что ваша покупка?.. — спросил Дюран.
— Все кончено. Отель наш. Контракт был написан и подписан в несколько минут. Я уже отсчитал и денежки…
— Поздравляю!..
— Благодарю. Смею сказать, дельце было проведено искусно. Но не о том речь.
— О чем же?..
— Нам принесли ваши товары…
— Да, уже с час…
— Написали вы счет?
— Нет еще…
— Тем хуже.
— Какое вам дело?
— Как какое дело!.. Мы хотим заплатить, а так как счет ваш не готов, то мы и не можем…
Дюран опустил руки.
— Заплатать? — вскричал он. — Опять заплатить! Все платить! Но какие вы странные люди? Вы только и говорите, что о деньгах.
— Мы люди точные, аккуратные, не любим долгов, — с важностью отвечал Рива.
— Дело идет не о долгах!.. Но бывало ли когда-нибудь, чтобы покупатель уплачивал по такому важному счету через час после покупки.
— Значит, не бывало, говорите вы?
— Нет.
— Так это будет, вот и все.
— Вы еще не знаете, как велика сумма, и потому заплатите, когда я сам потребую денег.
— Мне отдано формальное приказание заплатить, и под страхом прогневить графиню я должен исполнить ее приказание.
— Послушайте, мой превосходный друг…
— Я слушаю.
— Вы знаете, что кроме сукон для ливреи, бальных и придворных платьев, мебельных тканей, я обязался доставить белье и кружева.
— Да, ну так что же?
— Ну! Не будем же путаться в наших счетах… Когда я поставлю все эти вещи, я представлю вам один общий счет и не откажусь получить плату…
— Дюран… Дюран… Вы употребляете во зло симпатию, которую внушаете мне!.. Вы ставите меня в неловкое положение перед графиней!..
— Она не будет знать, заплатили ли вы мне или нет…
— А если она спросит?..
— Ах! Боже мой! Вы ответите правду, что вы еще не получили от меня счета…
— Вы хотите этого непременно?
— Пожалуйста!
— Хорошо!.. Я уступаю, но, право, я слишком слаб…
Дюран рассыпался в благодарности, и управитель воротился во второй этаж.
Между тем Дюран, после своего разговора с графиней, не мог обуздать своей радости и гордости. Задетый за слабую струну, за свое тщеславие, упоенный уже успехом своей будущей славы, он поспешил распустить слухи о почестях, которые скоро посыплются на него. Прежде чем прошли сутки, весь квартал уже знал об этом. Дюрана приходили поздравлять; некоторые просили даже его протекции. И он принимал со снисходительностью, исполненной достоинства, льстецов и попрошаек. Между тем все семейство его находилось в восхищении, которое легко понять. Тесть, этот медик, изобретатель мази и эликсира, через руки которого, по выражению Дюрана, прошло более десяти тысяч человек, видел уже на груди своей орден и спесиво говорил:
— Что же тут такого? Я заслужил его!
— Любезный Дюран, — говорил Агамемнон Рива, — возьмите, пожалуйста, лист пергамента…
— Зачем?
— Чтобы написать ваше имя, фамилию, лета, звание и прочее самым красивым почерком…
— С какой целью?
— Как? Вы не угадываете?
— Право, нет!
— Речь идет о звании префекта…
— О!
— Без сомнения; и эта бумага присоединится, как документ для справки, к просьбе, которую пишет теперь графиня, а я ее отнесу вечером к кардиналу Дюбуа…
Дюран торопливо взял лист пергамента, схватил перо и написал требуемые сведения с каллиграфическим совершенством.
VIII. Тайна кардинала
На другой день Агамемнон Рива опять пришел к Дюрану за сведениями, но на этот раз он собирал справки по поводу ордена для его тестя.
— Ах! — сказал он, когда Дюран окончил необходимые отметки, — если бы я был уверен в вашей скромности, мой добрый друг.
— Ну что ж? — с живостью спросил Дюран.
— Я мог бы…
— Вы могли бы… что?
— Показать вам…
— Что такое?
— Нет, нет… Лучше молчать… Я уже и так проболтался…
— Друг мой… Мой превосходный друг! — вскричал Дюран, любопытство которого было возбуждено до крайней степени. — Я уверен, что вы скрываете от меня какое-нибудь приятное известие…
— Угадали…
— О? Что ж такое?
— Только не сегодня…
— Пожалуйста…
— Нет.
— Заклинаю вас!
— Нет! Напрасно будете настаивать.
— Отчего же?
— Оттого, что я болтун… Что вы не в состоянии будете молчать… И что лучше ничего вам не говорить.
— Агамемнон, клянусь вам, что я не проболтаюсь.
— Да… Да… Вы клянетесь, но подобные клятвы никто не держит никогда…
— Даю вам честное слово!
— Честное слово?
— Да.
— Невозможно сомневаться в вас долее… Вы все узнаете…
Дюран топал ногами от нетерпения.
— Вы знаете, — начал управитель, — что вчера я сам отнес кардиналу Дюбуа просьбу от моей благородной госпожи.
— Да… Да…
— Кардинал отвечал.
— Так скоро!..
— Разве можно заставлять ждать такую важную и знатную даму, как графиня де Сент-Анилль, баронесса де Го-Па и прочее? — величественно спросил Рива.
— Справедливо! Справедливо! — прошептал Дюран. — Извините… Тысячу раз извините… Я, право, не знаю, как это могло прийти мне в голову.
— Ответ кардинала я передал моей госпоже, она прочла его…
— А потом?
— Потом удостоила сообщить мне и даже оставить у меня…
— Так что ответ кардинала у вас?..
— У меня.
— С вами?
— Со мной.
— И вы мне покажете его?
— Поневоле, когда вы так ужасно любопытны!..
И управитель, вынув из кармана бумагу с огромной красной печатью, подал ее Дюрану. Тот развернул с глубочайшим уважением и прочел вслух взволнованным и прерывистым голосом:
«Любезная графиня,
Я сейчас получил вашу просьбу об одном честном человеке, в котором вы принимаете участие и для которого просите место префекта.
Я передам его высочеству регенту вашу просьбу и документы, но это только проформа. Считайте дело решенным.
Почитаю за особенное счастье, что могу доказать вам этим, любезная графиня, что у вас нет более усердного друга, как тот, который остается с горячностью
Вашим почтительнейшим слугою,
Дюбуа,
Кардинал-министр».
— О, если так… Если так… — пролепетал Дюран, почти обезумев от восторга. — Тогда это дело верное.
— Неужели вы еще сомневались? — спросил Рива с оскорбленным видом.
— О! Нет… Нет! — поспешил возразить купец. — Кардинал, кажется, совершенно предан графине! — прибавил он.
— О! Вполне! Ни в чем на свете он не отказывает ей, хотя вовсе ее не любит.
— Как? Он ее не любит?
— Скажу больше — ненавидит.
— Отчего?
— Это почти государственная тайна; значит, я не могу доверить ее никому.
— О! Мне… Мне…
— Ни вам и ни кому иному.
— Поверьте мне вашу тайну, Агамемнон, я буду нем как могила.
Рива не соглашался, Дюран настаивал, настаивал так неотступно и так долго, что управитель наконец согласился, что, впрочем, он делал всегда.
— Представьте себе, — сказал он, — что случай доставил графине страшное оружие, которым она может погубить министра.
— О! Это почти невероятно!
— Неужели вы этому не верите?
— Верю, верю, от всей души, но это все-таки не мешает, чтоб такое обстоятельство было невероятно.
— Я объяснюсь, и вы поймете…
Дюран удвоил внимание, Агамемнон продолжал:
— Первое условие для звания кардинала заключается в том, чтобы быть аббатом…
— В этом нет ни малейшего сомнения.
— Первое условие для звания аббата заключается в том, чтоб быть холостым.
— Это знают все.
— Да, но не все знают, что кардинал Дюбуа не может быть ни кардиналом, ни аббатом.
— О! О! Отчего?
— Оттого, что он женат.
— Женат…
— И жена его жива.
— Агамемнон, точно ли вы в этом уверены?
— Брачное свидетельство кардинала находится в руках графини. Вот оружие, о котором я вам говорил. И кардинал это знает, вот почему он раб и враг графини де Сент-Анилль.
— Но это государственная тайна! — прошептал Дюран.
— Я вам говорил, мой милый… Сохраните эту тайну, советую вам… Потому что одно слово, сказанное неосторожно, может раскрыть двери Бастилии, из которой вы уже не выйдете.
Дюран побледнел, и зубы его застучали.
— Что с вами? — спросил Рива.
— Я боюсь.
— Чего?
— Бастилии…
— От вас зависит избавиться ее; молчите… И опасности не будет.
— Увы!.. — пролепетал Дюран. — Можно говорить во сне… А моя жена такая болтунья…
Разговор на этом прекратился.
На другой день Рива показал еще письмо, написанное правителем канцелярии регента по делам Парижа. Он требовал точнейших и подробнейших сведений об ученых открытиях и удивительных излечениях старого медика. Эти документы были необходимы, чтобы написать патент на орден Св. Михаила.
Все семейство Дюрана, на которое должна была разлиться такая великая честь, с поспешностью принялось за дело. Со всеми подробностями описали удивительные открытия доктора с их несравненными результатами, собрали свидетельства наследников его пациентов, и огромная кипа бумаг была представлена графине де Сент-Анилль. Теперь все было в порядке и дело должно было скакать на почтовых.
IX. Бриллианты
Но что подвигалось еще быстрее, чем хлопоты о приобретении звания префекта для Дюрана и ордена для его тестя, так это бесчисленные покупки графини де Сент-Анилль и ее дочери. Эти покупки доходили уже до шестидесяти тысяч франков. И все-таки Дюран, побуждаемый ненасытным аппетитом прибыли, который ничто не может удовлетворить у честных парижских купцов, ежедневно предлагал двум благородным дамам через своего превосходного друга Агамемнона Рива новые покупки. Изредка управитель заговаривал об уплате; но Дюран всегда отвечал:
— Неужели вы думаете, что мне нужны деньги?.. Вы мне заплатите через несколько дней… после свадьбы графа Сципиона и прелестной мадемуазель Артемизы… настоящей жемчужины красоты, честное слово!
И Рива, боясь оскорбить щекотливость друга своего Дюрана, не настаивал сверх меры.