скоп Джулио делла Ровере приказал для пущей сохранности замуровать его и воздвигнуть над ним алтарь; и сейчас еще у этого колодца в церкви есть мраморная надпись, гласящая: «Coepit hic fides Ravennatum» – «Отсюда пошла вера равеннцев»). Сразу же отметим, что археология (в первую очередь, исследование надмогильных памятников, эпиграфики и т.д.) не подтверждает наличия христианства в Равенне со времен апостольских: только ближе к концу II века; первый упомянутый в документах равеннский епископ, Север (на кафедре в 284—348 гг.), принимал участие в Сардикском церковном соборе 343 г., и никаких следов 11 его предшественников, известных по спискам Равеннской церкви, не обнаружено, что наталкивает на мысль о фальсификации истории, когда, как уже было отмечено, «в пику» Риму нужно было срочно создать апостольское преемство равеннской кафедры.
Нерон отметился в истории Равенны образом не лучшим, можно сказать, позорным, да иного от него и ждать не приходилось. Историк Дион Кассий (ок. 160—230 гг.) пишет: «Тетку свою Домицию, которую он, по его собственным словам, почитал как мать, он также умертвил с помощью яда, не подождав даже нескольких дней, пока та умрет от старости, – столь сильно желал он ее смерти. Причиной его спешки в этом деле были ее поместья в Байях и Равенне, в которых он незамедлительно выстроил роскошные увеселительные заведения для молодежи, процветающие и поныне».
Особую роль сыграли Равенна и ее флот во время восстания против императора Вителлия, как о том повествует Тацит в своей «Истории» (это было время, последовавшее за свержением и самоубийством Нерона и известное как «год четырех императоров», сменивших друг друга в Вечном городе: Гальба (3 г. до н.э. – 69 г. н.э.) сверг Нерона (убил себя 9 июня 68 г.), Отон (32—69 гг.) – Гальбу (убит преторианцами 15 января 69 г.), Вителлий (ок. 15—69 гг.) – Отона (покончил с собой после поражения 14 апреля 69 г.), Веспасиан (9—79 гг., правил с 69 г.) – Вителлия (убит 20 декабря 69 г. при штурме Рима воинами Веспасиана)). Фактически, как только против Вителлия выступил Веспасиан, армия и флот отказали в повиновении быстро дискредитировавшему себя недолгим правлением Вителлию, развратнику и обжоре. Вителлианцы хотели удержать за собой стратегически важную долину реки Пад, однако измена вителлианских полководцев решила дело в пользу Веспасиана. Тацит пишет: «Испуганный продвижением противника и доходившими со всех сторон зловещими вестями, Вителлий приказал Цецине и Валенту идти на врага. Цецина отправился; Валент задержался в Риме, так как был еще слишком слаб после тяжелой болезни. Уходившие из города войска мало походили на прежнюю германскую армию: не чувствовали воины больше ни сил в теле, ни бодрости в душе; шли медленно, несомкнутым строем, оружие едва не валилось из ослабевших рук, кони шатались от истощения. Изнуренные, измученные жарой, пылью, резкими переменами погоды, солдаты не способны были переносить трудности походной жизни, но тем более склонны к бунтам и ссорам. Сам Цецина, баловень судьбы, всегда полный энергии, теперь словно впал в оцепенение – то ли растратил в оргиях все силы, то ли вынашивал измену и стремился к разложению армии. Многие думали, что к измене он начал склоняться под влиянием Флавия Сабина (брата Веспасиана. – Е.С.). По поручению Сабина Рубрий Галл уверял Цецину, что Веспасиан примет все его условия, разжигал в нем зависть и ненависть к Валенту, говорил, что, раз Вителлий не оценил его по заслугам, следует добиваться влияния при новом дворе и милостей нового принцепса. Вителлий осыпал Цецину почестями, обнял на прощание, и тот выступил в поход, отправив вперед часть конницы с приказом занять Кремону. Вслед за Цециной двинулись отдельные отряды первого, четвертого, пятнадцатого и шестнадцатого легионов, за ними – пятый и двадцать второй; наконец, походным строем пошли двадцать первый Стремительный и первый Италийский, а с ними отдельные отряды трех британских легионов и отборные солдаты вспомогательных войск. Уже после того как Цецина выступил, Валент написал письмо в легионы, которыми прежде командовал, просил солдат остановиться и подождать его, уверяя, что о задержке этой с Цециной договорился. Цецина сам шел с армией и потому сумел убедить солдат, что договоренность они с Валентом потом изменили и не следует дробить войско перед лицом надвигающейся опасности. Одним легионам он приказал быстро идти на Кремону, другим – двигаться на Гостилию, сам же под предлогом, что хочет договориться с флотом, свернул на Равенну и вскоре, ища возможности начать тайные переговоры с противником, оказался в Патавии. Во главе равеннского и мизенского флотов стоял Луцилий Басс (уникальный случай, когда двумя «великими флотами» командовал один человек! Ч. Старр пишет по этому поводу: «Уловка Вителлия, назначившего Секста Луцилия Басса префектом обоих флотов в беспокойный 69 год, остается уникальной. Об объединенном командовании ничего не известно даже в III веке, когда итальянские эскадры взаимодействовали, по случаю, в восточных водах… [Вителлий сделал это] чтобы обеспечить единое командование двумя большими итальянскими флотами в грозящей войне. Военно-морские силы империи, однако, больше помогли Веспасиану, чем Вителлию в реальном конфликте». – Е.С.). Вителлий назначил его – простого префекта кавалерийского отряда – командиром двух флотов. Луцилий, однако, счел себя оскорбленным тем, что его тотчас же следом за этим не сделали префектом претория, и с подлым коварством выискивал, на чем выместить свою бессмысленную ярость. Сейчас уже нельзя сказать, он ли увлек за собой Цецину, или, как это часто бывает, – у дурных людей мысли сходятся, – одни и те же низкие цели двигали обоими. Писатели, которые рассказывали историю этой войны во время правления Флавиев, из лести объясняли измену Цецины и других заботой о мире и любовью к родине. Нам же кажется, что люди эти – непостоянные и готовые, раз изменив Гальбе, изменять всем подряд – соперничали и завидовали друг другу; каждый готов был погубить Вителлия, лишь бы не уступить его расположение другому. Вернувшись к своим легионам, Цецина принялся разными хитростями восстанавливать центурионов и солдат против Вителлия, которому они были так горячо преданы. Басс делал то же, но ему было легче добиться цели: моряки еще недавно воевали за Огона, они и без того склонялись к измене».
Далее Тацит описывает само флотское восстание: «В стане вителлианцев тоже царили распри, более опасные потому, что порождали их не нелепые подозрения черни, а коварные интриги полководцев. Моряки равеннского флота были в большинстве родом из Далмации и Паннонии, то есть из провинций, где управлял Веспасиан, и префект флота Луцилий Басс без труда склонил их на сторону этого государя. Заговорщики наметили ночь для выступления и решили, никого ни о чем не предупреждая, сойтись в условленный час на центральной площади лагеря. Басс, то ли мучимый стыдом, то ли сомневаясь в исходе задуманного дела, остался дома, выжидая, чем оно кончится. Триерархи, крича и гремя оружием, набросились на изображения Вителлия и перебили тех немногих, кто пытался им помешать; остальные, движимые обычной жаждой перемен, сами перешли на сторону Веспасиана. Тогда-то и появился Луцилий и признался, что заговор устроил он. Моряки выбрали в префекты Корнелия Фуска, который, узнав об этом, спешно прибыл во флот. Басс в сопровождении почетного эскорта из либурнских кораблей направился в Атрию, но там префект конницы Вибенний Руфин, командовавший гарнизоном города, тотчас посадил его в тюрьму. Правда, его тут же и освободили благодаря вмешательству вольноотпущенника Цезаря Горма – и он, как оказалось, был одним из руководителей восстания». Интересно привести комментарий Ч. Старра на описываемые Тацитом события: «Как только Антоний Прим оказался в Италии, флоты переметнулись на сторону Веспасиана со всей готовностью. Равеннский флот бросил Вителлия, когда продвижение Антония за Аквилею гарантировало безопасность отступничества. Хотя морской префект Басс делал вид, что он поддерживает мятеж, триерархи, командующие моряками, уже сделали выбор человека, которого они желали видеть префектом. Это был Корнелий Фуск. То, что он propere (быстро) перешел из армии Антония Прима на этот пост, свидетельствует о предварительном согласовании этой кандидатуры. Тацит справедливо связывает эту смену лояльности с преданностью Отону, а также с тем, что равеннские моряки происходили с Балканского полуострова, где легионы поддержали Веспасиана».
Цецину арестовали собственные воины, когда он начал склонять их к присяге Веспасиану (при этом «…легионеры набросились на случайно встреченных, ничего не понимавших и ни в чем не повинных солдат с трех либурнских кораблей и изрубили их в куски»), но полководец последнего, Антоний Прим, разбил их 24 октября 69 г. при Бедриаке – до подхода войск упоминаемого Тацитом Валента (который «…во главе целой армии изнеженных наложниц и евнухов продвигался вперед далеко не так поспешно, как подобает идти на войну»), попавшего затем в плен, а войско его было блокировано в Аримине. Последняя попытка судорожного оказания сопротивления Вителлию не удалась, и когда, вслед за равеннским, восстал мизенский флот, его участь была решена. С мрачным презрением пишет Тацит о Вителлии, который, отправив воевать Цецину и Валента, «…стараясь забыть все свои беды, предавался роскоши и развлечениям. Он даже не помышлял запасти оружие, закалить армию для будущих битв, обратиться к солдатам с речью, показаться народу. Укрывшись в тени своих садов, подобный бессмысленным животным, что, едва насытясь, погружаются в оцепенение, Вителлий не заботился ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Вялый, неподвижный, сидел он в Арицийской роще, когда настигла его весть о предательстве Луцилия Басса и измене равеннского флота».
Читатель помнит о довольно бесправном положении флота и моряков по сравнению с легионерами – и вот Тацит пишет, что, изменив Вителлию, «моряки равеннского флота требовали, чтобы их перевели в число легионеров, из них выбрали лучших, включили в состав армии, а на их место поставили далматов».