Новый король употребил оставшиеся сокровища на подкуп франков и новых союзников, и Нарсес, отпустив по домам союзных лангобардов, которые только и делали, что жгли дома поселян и насиловали женщин прямо в храмах, и скорым маршем повел войска к Вероне, далее же его не пропустили франки. Не желая ввязываться с ними в немедленную войну, полководец повернул на Рим; города сдавались ему один за другим, а скоро пал и Вечный город, пережив очередную осаду и голод; Юстиниан опять получил от него ключи. Тейя ответил террором, перебив множество сенаторов и иных заложников. Король попытался деблокировать Кумы, Нарсес, подкупив готского флотоводца, захватил вражеский флот, лишив войско подвоза продовольствия. Тейя отошел на Молочную гору, где был блокирован евнухом. В октябре 552 г. произошла решающая битва: готы были разбиты, последний готский король пал в бою. Уцелевшим Нарсес предложил на выбор – покинуть Италию или поселиться там, став послушными подданными императора. Каждый сделал свой выбор. На этом Прокопий заканчивает свою «Войну с готами», и теперь мы обращаемся к труду его младшего современника и продолжателя, Агафия Миринейского – «О царствовании Юстиниана», ибо умиротворение для Италии не настало. Еще в первой половине I в. до н.э. гениальный поэт и философ Тит Лукреций Кар молил Венеру своей поэме «О природе вещей» о мире истерзанному войнами и восстаниями Риму: «Рода Энеева мать, людей и бессмертных услада, // О благая Венера!… Даруй поэтому ты словам моим вечную прелесть, // Сделав тем временем так, чтоб жестокие распри и войны // И на земле, и в морях повсюду замолкли и стихли. // Ты ведь одна только ты можешь радовать мирным покоем // Смертных людей, ибо всем военным делом жестоким // Ведает Марс всеоружный, который так часто, сраженный // Вечною раной любви, на твое склоняется лоно; // Снизу глядя на тебя, запрокинувши стройную шею, // Жадные взоры свои насыщает любовью, богиня, // И, приоткрывши уста, твоё он впивает дыханье. // Тут, всеблагая, его, лежащего так, наклонившись // Телом священным своим, обойми и, отрадные речи // С уст изливая, проси, достославная, мира для римлян, // Ибо ни мы продолжать работу не можем спокойно // В трудные родины дни, ни Меммия отпрыск не смеет // Этой тяжелой порой уклониться от общего дела». Но и теперь, как и во времена Лукреция, до мира было еще очень далеко…
Готы, живущие на севере Италии, обратились к франкам с призывом напасть на византийцев и за добрую плату и земельные уступки вернуть готам их королевство. Те, полагая, что момент благоприятный, пошли на Италию двумя ордами в 75 000 человек под предводительством братьев-алеманнов Левтариса и Бутилина. Войска Нарсеса, по-прежнему занимавшиеся осадами городов, казалось, захвачены врасплох. Но хитрый евнух мгновенно реорганизовал подчиненные ему силы и, разделив их на три части, и осаду Кум продолжил, и путь врагам перекрыл – как писал о нем Агафий: «Нарзес был чрезвычайно благоразумен и деятелен и удивительно легко приспособлялся к любой обстановке. Он не очень отличался образованием и не гордился красноречием, но славился прямотой натуры и был в состоянии словом выражать свои мысли, и это евнух, воспитанный в изнеженности в императорском дворце. Он был низкого роста, сухощав, но выработал такое мужество и ловкость в делах, которые кажутся невероятными. Отсюда ясно, что, кому присущ свободный и благородный дух, тому ничто и ни в каком деле не может помешать достичь первенства и стать наилучшим». Под Пармой, однако, византийцы потерпели от Бутилина сильное поражение. Нарсесу пришлось распорядиться прислать им денег из Равенны, чтоб они совсем не оставили своих позиций. После долгой осады Нарсес взял Лукку, а наступившая зима прекратила военные действия. Агафий пишет: «Он поспешил прямо в Равенну, чтобы находящиеся там войска послать на зимовку. Так как осень уже кончилась и дело происходило около зимнего поворота солнца, он не считал возможным воевать в это время. Он считал, что это было бы в пользу франков, которым жар вреден и доставляет большое неудовольствие, и никогда летом они не воюют охотно. Они чувствуют себя здоровее и сильнее от холода и охотнее тогда переносят военные тяготы. Естественно, что из-за холодов своего отечества они приобрели такие свойства, что им как бы врождено легко переносить холод. Ради этого он решил медлить и перенести военные действия на будущий год. Разделив войска между лохагами и таксиархами, он приказал зимовать по ближайшим городам и крепостям, которые находились под его властью; с наступлением же весны идти в Рим и собираться там, чтоб готовиться к бою всеми силами, и они отправились согласно приказанию. Нарзес же привел в Равенну своих домашних служителей и оруженосцев и тех, кто входил в состав его оффиция и кому было вверено попечение о его резиденции как ради прочего благоустройства, так и чтобы не было возможности каждому, кому вздумается, проникать к нему. У римлян есть обычай называть их по характеру выполняемой ими работы решеточниками (а cancellis). [Нарзес] имел при себе же Зандала, начальника домашних слуг и прочих постельничьих – евнухов. В сопровождении свиты в целом из 400 человек он пришел в Равенну».
Впрочем, там он вовсе не наслаждался покоем и вскоре нанес франкам поражение при Аримине; интересно, что Агафий отмечает при этом не только расчет и полководческий талант Нарсеса, но и его личную храбрость: «Нарзес, находившийся в Равенне с тамошними войсками, устроив все должным образом, перешел в город Аримин с теми, которые за ним следовали и раньше… (И в это время) до двух тысяч франков смешанного состава: конных и пеших, посланных своими начальниками для опустошения и разграбления страны, оказавшись вблизи города, опустошали поля, уводили рабочих волов и тащили все беспрепятственно, так что и сам Нарзес мог наблюдать происходившее, сидя в высоком помещении, откуда открывался вид на равнину. Он, считая позорным и неблагородным не защищаться при подобных обстоятельствах, быстро вышел из города, вскочив на коня, послушного и быстрого, который не только мог должным образом прыгать и скакать, но был обучен атакам и отступлениям, приказал следовать за собой и теми из своей свиты, которые имели хоть какой-нибудь опыт в военном деле. Они (их было около 300 человек), вскочив на лошадей, последовали за ним и бросились прямо на врагов. Те, увидев их выход, уже не бродили рассеянно и, думаю, уже не заботились о добыче, а собрались все в одно место, конные и пешие, и построились в фалангу, не очень глубокую (как возможно было ее построить, когда их было немного). Отряды же всадников окружали пеших, сомкнутых и прикрытых щитами. Когда римляне приблизились на расстояние полета стрелы, то признали совершенно бесполезным вступать в рукопашный бой с врагами, выстроенными в боевой порядок, и пытались, гарцуя на лошадях, стрельбой из луков и метанием копий расстроить первый ряд врагов и разорвать густоту их боевого порядка. Но те, хорошо защищаясь щитами, стояли твердо и непоколебимо, отнюдь не нарушая непрерывности строя. Когда же достигли густого леса, то использовали деревья как укрытия и там оборонялись метанием копий, которые на их языке назывались ангонами. Когда они [враги], таким образом, не потерпели никакого ущерба, он [Нарзес] применил некую варварскую военную уловку, особенно употребляемую гуннами: приказал своим, повернув назад, беспорядочно отступать, как будто они охвачены паникой и бегут, и тем завлечь варваров как можно дальше от леса на равнину. А он уже позаботится об остальном. И они сделали так и побежали. Франки же, обманутые притворным бегством и вообразив, что паника настоящая, тотчас беззаботно нарушают фалангу и, выскочив из леса, начинают их преследовать. Первыми вылетают всадники, а за ними следуют сильнейшие и быстрейшие из пеших и все, не щадя себя, несутся, чтобы поскорее захватить самого Нарзеса и с малой затратой сил положить желанный конец войне. Так они, забыв о всяком порядке, беспорядочно и без всяких предосторожностей неслись вперед, радуясь и обольщая себя надеждой; римляне же, бросив поводья, бежали все дальше. Можно было сказать, что они бежали, действительно объятые паникой. Когда же варвары оказались рассеянными по равнине и удалены от леса на значительное расстояние, тогда внезапно, по сигналу, данному Нарзесом, римляне, повернув лошадей, бросились на своих преследователей и начали гнать назад беспощадно и истреблять приведенных в замешательство неожиданностью. Так бегство превратилось в преследование. Конные варвары, поняв нависшую над ними опасность, поспешно бежали снова в лес, в свой лагерь и к своей радости спаслись. Пешие же бесславно истреблялись, не будучи в состоянии даже протянуть руку для своей защиты, подавленные внезапной переменой обстановки и как бы обезумевшие. Итак, все полегли разбросанно, подобно стаду свиней или овец, изрубленных жалким образом. Когда таким образом были убиты свыше 900 храбрейших людей, остальные отступили и вернулись к своим вождям, считая, что они отнюдь не будут в безопасности, прежде чем они не присоединятся к остальному войску. Нарзес же, вернувшись в Равенну и устроив там все наилучшим образом, перешел в Рим и перезимовал там».
За это время готы ясно поняли, что франки никакого королевства им не возродят, но сами станут хозяевами Италии; готская знать во главе с братом Тейи Алигерном потянулась к византийцам, и Нарсес (еще находясь в Равенне) ловко использовал их для умиротворения готов; франки и алеманны прошли на юг Италии, «…кровью орошали святыни и оскверняли посевы, так что везде были разбросаны непогребенные трупы».
Роковым для франков стало решение разделиться – Левтарис повел из Италии большой обоз с награбленным добром и пленниками, был атакован византийцами при Пизавре и с большими потерями добрался до занятой франками Венетии, где, однако же, вся орда вместе с вождем стала жертвой чумы. Орду Бутилина (якобы он остался в Италии, так как готы посулили ему избрание своим королем) Нарсес, не вступая с ней в генеральное сражение, морил под Римом – варвары страдали от летней жары, болезней и недостатка провианта. Франки грабили местное население, вызывая к себе всеобщую ненависть. Наконец, осенью 554 г. Нарсес разбил врага при Казилине, фактически повторив свой маневр, которым он разбил Тотилу при Буста галлорум: выстроил свое 18-тысячное войско полумесяцем, поместил на фланги конных стрелков и спрятал резерв. Варвары в количестве 30 тысяч, как обычно, ударили в центр (это типичная для германских племен тактика, «удар кабана», она же – «рыло свиньи», предназначенная для противодействия другому германскому строю – «стене щитов»), завязли и получили окружение и удар в спину; герулы их вовремя предали, перейдя к византийцам, и все войско франков было истреблено. Победоносное войско вернулось в Рим; Агафий с неодобрением пишет, что «…недоставало немногого, я думаю, по их безрассудству, чтобы они променяли шлемы и щиты на винные амфоры и барбитоны». Нарсес усовестил их, ибо предстояло еще одолеть 7000 готов под командой Рагнариса, засевших в Калепсе (Компсе). Осада шла всю зиму 554—555 гг. Наконец, готам стало невмоготу. На переговорах варварский вождь предательски выстрелили в Нарсеса, но не попал, зато сам был изрешечен стрелами визант