Равенна: забытая столица эпохи «темных веков» — страница 81 из 86

Однако пора вернуться к истории военно-политической, где нас вновь ждут обиды и кровопролития – по меткому слову М.Е. Салтыкова-Щедрина, история «потому только и признается поучительною, что она сплошь из одних обид состоит». Он же рассуждает: «Злодейства крупные и серьезные нередко именуются блестящими и, в качестве таковых, заносятся на скрижали Истории. Злодейства же малые и шуточные именуются срамными, и не только Историю в заблуждение не вводят, но и от современников не получают похвалы… История только отменнейшие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплеванием». К чему такое странное отступление? Навеялось оно образом римского папы Юлия II (1443—1513 гг., на кафедре с 1503 г.), отобравшего у венецианцев Равенну и всю Романью – наверное, одного из самых ярких понтификов эпохи Возрождения, папы, менее всего заботившегося о какой-то там простоквашенной духовности, но при этом и не скрывавшего этого; в нем притягивает именно то, что он не лицемерил, не пытался хотя бы показать себя тем, кем он не являлся на самом деле. Имел дочурку, предоставил в Риме поле деятельности таким титанам Возрождения, как Браманте, Рафаэль и Микеланджело, сотворил из аморфной Папской области настоящее централизованное государство, для чего не только инициировал войны и водил армию в походы, но порой и лично принимал участие в военных действиях (не то чтобы водил солдат на бой с мечом в руке, но все же, инспектируя войска при осаде Мирандолы, например, он едва не был убит ядром). С.Г. Лозинский приводит такое свидетельство: «Современники говорили, что Юлий, опоясав себя мечом и шпагой, бросил в Тибр первосвященнические ключи от неба и гневно воскликнул: “Пусть меч нас защитит, раз ключи св. Петра оказываются бессильными!” Всемирно ныне известная швейцарская ватиканская гвардия – его детище (основана 22 января 1506 г.; набрав 6000 воинов, Юлий платил Швейцарии за каждого солдата 6 франков, а за каждого офицера – 12). Традиция считает, что желто-синяя полосатая форма швейцарских гвардейцев папы создана Микеланджело.

Есть смысл привести рассказ Вазари о папе и Микеланджело, потому что, во-первых, он очень рельефно показывает характер как того, так и другого, а во-вторых, практически связан с нашим повествованием, ибо повествует о взятии Болоньи. Итак, в 1506 г. Микеланджело изваял статую папы Юлия II, только что завоевавшего Болонью и пожелавшего оставить свой образ в грозное назидание побежденным – оттого и век ее оказался недолог: в декабре 1511 г. она была уничтожена восставшими болонцами. Созданию статуи предшествовала ссора скульптора с папой, побег Микеланджело из Рима и практически принудительная его отправка флорентийским правительством в Болонью, к победителю-папе. Вазари пишет: «Итак, прибыл он в Болонью и не успел переобуться, как был папскими придворными вызван к Его Святейшеству, пребывавшему во Дворце Шестнадцати. Его сопровождал один из епископов кардинала Содерини, ибо сам кардинал был болен и пойти туда не мог. Когда они предстали перед папой, Микеланджело пал на колени, Его же Святейшество взглянул на него искоса, будто гневно, и сказал ему: “Вместо того чтобы тебе к нам прийти, ты ждал, когда мы придем к тебе?” – желая сказать этим, что Болонья ближе к Флоренции, чем Рим. Воздев руки, Микеланджело громким голосом смиренно попросил у него прощения за то, что поступил он так, вспылив, не будучи в состоянии перенести, что его попросту выгнали вон, и, признавая свою вину, он еще раз попросил прощения. Епископ, представивший Микеланджело папе, в его оправдание говорил Его Святейшеству, что люди подобного рода невежественны и помимо своего искусства ни в чем другом ничего не смыслят, и чтобы поэтому он соблаговолил его простить. Папа рассердился и дубинкой, которую он держал, ударил епископа с такими словами: “Это ты невежда, что говоришь о нем гнусности, каких мы ему не говорим”. После чего привратники вытолкали епископа вон, папа же, излив на него свой гнев, благословил Микеланджело, которого дарами и посулами задержали в Болонье, пока Его Святейшество не заказал ему бронзовую статую в обличье папы Юлия, высотой в пять локтей, и тот проявил прекраснейшее свое искусство в торжественной и величественной позе, в богатом и пышном облачении и в смелом, сильном, живом и грозном выражении лица. Статуя эта была поставлена в нишу над дверьми Сан-Петронио… Эту статую Микеланджело вылепил из глины еще до того, как папа уехал из Болоньи в Рим; когда же Его Святейшество пришел взглянуть на нее, он еще не знал, что вложить ей в левую руку; а так как правая была гордо поднята, папа спросил, что же он делает: благословляет или проклинает? Микеланджело ответил, что он увещевает болонский народ вести себя благоразумно. Когда же он спросил, как полагает Его Святейшество, не вложить ли ему в левую руку книгу, тот ответил: “Дай мне в руку меч – я человек неученый”. Папа оставил в банке мессера Антонмариа да Линьяно тысячу скудо на завершение статуи, и по прошествии шестнадцати месяцев, которые Микеланджело над ней промучился, она была помещена во фронтоне переднего фасада церкви Сан-Петронио, как об этом уже говорилось. Статую эту Бентиволье (болонский род, лишенный власти Юлием II, но затем возвративший ее себе всего на год – в 1511—1512 гг. – Е.С.) расплавили, а бронзу продали герцогу Альфонсо Феррарскому, который вылил из нее пушку и назвал ее Юлией; сохранилась только голова, которая находится в гардеробной герцога» (данные на 1568 г., позднее пропала и голова). С другой стороны, известно, что Микеланджело, ненавидевший, когда посторонние наблюдали за его работой в Сикстинской капелле, однажды сознательно запустил из-под потолка доской в пришедшего поглядеть на росписи папу Юлия, ехидно оправдавшись потом, что не знал, в кого метит.

Теперь, представив сего боевого папу во всем его блеске, начинаем рассказ о его борьбе с венецианцами за Романью. Воссев на престол Св. Петра, он сразу поставил перед венецианцами вопрос о возвращении Романьи; те предложили ему номинальный суверенитет с выплатой кое-каких денег. Они еще не знали папу Юлия! Он тут же заявил венецианскому послу в 1504 г.: «Венецианцы надеются использовать нас, будто своего капеллана, но им это не удастся». К осени того года коварный папа (недаром его мать была византийкой) объединил против Венеции Францию и Священную Римскую империю – правда, новые союзники папы тут же перессорились между собой, однако венецианцы почувствовали клюв «жареного петуха» и предложили папе своеобразные «отступные» – Римини, Фаэнцу и Червию. Юлий почуял слабость льва Св. Марка и на примирение не пошел, занял Перуджу и Болонью (1506 г.). Затем начал действовать император Максимилиан I (1459—1519 гг., король Германии с 1486 г., император Священной Римской империи с 1508 г.): Венеция отказалась пропустить его в Рим на коронацию с войском, тот открыл военные действия, но был разбит и вынужден подписать мир на три года. Яростный Юлий решил разобраться с Венецией, говоря: «Пусть даже это будет стоить мне тиары». Суля разделить венецианские владения, папа разослал послов во Францию, Испанию, Милан, Венгрию и Нидерланды. Так 10 декабря 1508 г. образовалась так называемая Камбрейская лига – как писал папа: «…чтобы положить конец тем оскорблениям и том урону, что венецианцы наносят не только Святому престолу, но и Священной Римской империи, Австрийскому дому, герцогам Миланским, королям Неаполитанским и множеству других государей, покушаясь на их собственность и присваивая ее, занимая их города и замки, будто сговорившись чинить вред всем вокруг.. Таким образом, мы находим не только желанным и достойным, но необходимым созвать всех, чтобы силой унять ненасытную алчность венецианцев, что бушует, подобно великому пожару».

Началась война; венецианцы предложили папе забрать Римини и Фаэнцу, но его эти уступки уже не интересовали: «Пусть синьория распоряжается своими землями, как ей заблагорассудится», – холодно ответил он. Далее историк Д. Норвич пишет: «27 апреля папа Юлий II выпустил буллу… Он громогласно возвещал, что венецианцы настолько раздулись от гордости, что оскорбляют соседей и вторгаются на их земли, не делая исключения даже для Святого престола. Они замышляют против наместника Христова на земле, они презрели законы Церкви и его собственные наказы в отношении епископов и священников, заключая их в темницу и отправляя в изгнание. Наконец, в то время, когда он, папа, собирал всех христиан против неверных, они использовали его усилия в своих интересах. По этим причинам он торжественно объявлял об отлучении Венеции и наложении на нее интердикта. Если в течение двадцати четырех часов не последует полной реституции, любому человеку или государству дозволялось нападать на нее, грабить ее или ее подданных, препятствовать перемещению их на суше и на море и причинять любой мыслимый урон».

Венецианцы попытались интриговать в Риме против папы и дважды подкупить императора Максимилиана – и то и другое безуспешно. Корабль с золотом, отправленный в Равенну, затонул. И хотя венецианцы – подеста Марчелло и Дзено отбили предводительствуемые герцогом Урбино папские войска от Равенны, на общем ходе войны это сказалось мало. Французы разбили венецианцев при Аньяделло, города один за другим сдавались Максимилиану; свое получали король неаполитанский, герцог Феррары, маркиз Мантуи; 28 февраля 1509 г. папский легат получил Равенну, Римини, Фаэнцу и Червию. Тем временем Венеция оправилась от шока первых поражений и постепенно начала выправлять положение. Максимилиан отступил за Альпы, потерпела поражение Феррара, маркиз Мануи попал в плен.

Вновь цитируем Д. Норвича: «Папа Юлий… пришел в ярость… Говорят, папа швырнул тиару на пол и разразился проклятиями, негодуя на Святого Петра. Реституция папских земель его ни на йоту не успокоила. Его ненависть к Венеции осталась такой же неутоленной, хотя он и получил от дожа письмо, в котором тот нижайше умолял принять в Риме венецианское посольство из шести человек. Папа согласился, но скоро стало понятно, что сделал он это только для того, чтобы снова унизить республику. В начале июля, когда послы прибыли, им, как отлученным, запретили входить в город до темноты, селиться в одном доме и даже видеться между собой по служебным делам. Никакие привилегии или даже просто правила приличия, действующие в отношении иноземных послов, их не касались. Только один из них удостоился аудиенции – некий Джироламо Дона, которого папа знал прежде. Но и эта аудиенция быстро превратилась в обличительную речь разгневанного Юлия II. Неужели венецианцы действительно решили, что церковными запретами можно пренебречь только потому, что они вернули себе несколько городов, на которые к тому же не имели права? Он не даст им прощения, до тех пор пока не будут выполнены условия Камбрейской лиги и венецианцы с веревками на шеях не падут перед ним на колени. Напоследок он протянул Дона документ, в котором были изложены его требования. Впоследствии Сануто описал его как “дьявольский и позорный”. Когда этот документ доставили в сенат, к нему там отказались прикасаться. “Скорее мы пошлем пятьдесят послов к туркам, чем примем такие условия”, – выкрикнул в гневе сын дожа, Лоренцо Лоредано».