Бобкова Вера Сергеевна (Удовенко)
Медицинская сестра военно-медицинского госпиталя. Участвовала в боевых действиях при обороне Севастополя. Была ранена. Отец ее погиб от рук фашистских палачей.
За период временной оккупации Севастополя фашистские захватчики расстреляли, сожгли и уничтожили в море, как свидетельствуют документальные данные, свыше 27 тысяч человек, а в рабство они угнали более 42 тысяч. В их числе были и женщины-военнопленные. Сопротивление действиям фашистов началось с первого дня плена. Пройдя через тюрьмы, концлагеря Симферополя, Славуты, а затем в Германии – Зоест[770] и Равенсбрюк, советские женщины были примером в организованности и проявлении интернациональной дружбы.
Где бы и кем бы узницы ни работали, они всячески помогали друг другу избежать смертельных расправ над женщинами и детьми. Вера Бобкова активно участвовала в мероприятиях групп сопротивления лагеря.
Все долгие дни плена Вера Бобкова, сама больная, изможденная, кормила, мыла своих раненых – больных подруг, ухаживала за ними и многих возвратила к жизни.
Строки из воспоминаний:
«…Попав в лабораторию ревира лагеря, я могла систематически помогать ослабевшим подругам. Иностранки охотно отдавали для русских часть своего пайка-гемюзы (суп из брюквы). Так поступали, например, норвежка Анна-Лиза Урбе, немка Видмайер и другие. Спрячем, бывало, поздно вечером чашки с гемюзой, а ночью, до рассвета, несем эти чашки в блоки и боимся пролить хоть каплю. До аппеля надо успеть подкормить подруг. Но не всегда протекало гладко.
Однажды в лаборатории я мыла стеклянную посуду. Вдруг чувствую, чья-то грубая рука берет меня за шиворот и с силой бросает на табуретку. Потом посыпались удары вперемежку с ругательствами на немецком языке. Я увидела искаженное злобой лицо старшего эсэсовского врача Розенталя. На помощь мне бросились девушки-чешки Инка и Милка. Розенталь стал орать и на них.
Весной 1945 года с очередным транспортом прибыла Роза Тельман… жена вождя германских трудящихся. Гестаповцы держали ее под домашним арестом, а потом решили упрятать в лагерь. Ведь Эрнста Тельмана палачи убили еще в августе 1944 года в Бухенвальде. Роза переживала трагедию гибели мужа, надеялась, что он жив.
Тесным кружком стояли мы, военнопленные, возле сидящей на табурете немолодой маленькой женщины со светлыми, рыжеватыми волосами. На столе скромное угощение из скудного пайка узниц. Для Тельман предоставили самое удобное место на нарах, устроили удобную постель. Каждый старался сказать что-то приятное, одобряющее, приласкать Тельман как мать родную, как лучшего товарища и друга. На другой день Тельман была переведена в группу «тяжело политических», общение с которыми строго запрещалось. Но эта хрупкая на вид женщина держалась мужественно».
Петрушина Мария Ивановна
Мария Петрушина, по лагерю известна как Мария-Москва. Участница обороны Москвы, геолог. В феврале 1942 года после окончания специальных курсов была направлена в действующую армию – шифровальщиком и переводчиком.
В июле 1942 года воинская часть оказалась в окружении, и Мария попала в плен. Испытала все муки и зверства фашистов в пересыльных лагерях. В Равенсбрюк прибыла в 1942 году, с партией 500 женщин-военнопленных.
Мария-Москва работала в бригаде слесарей, возглавляемой антифашисткой Шарлоттой Мюллер. Бригада ремонтировала водопровод, сточные трубы, туалеты, исполняли разные хозяйственные работы. Им было разрешено свободно ходить по лагерю без надзора, это позволило Марии бывать во всех блоках. Она была связной со всеми группами сопротивления.
Это она в канун Нового года под видом хозяйственных работ выбралась за ворота лагеря и добыла небольшую елочку для детей, подарив малышам часть светлой радости. Это она, Мария-Москва, одна из первых, когда привезли партию детей в лагерь, взяла себе маленькую девочку Галочку, заменив ей маму.
Строки из воспоминаний:
«…Мне и Безноговой Лиде по роду работы хозтехнической колонны часто приходилось общаться с вновь прибывающими транспортами, откуда мы уводили и скрывали женщин и детей. Помогли спастись Розе Тельман и ее дочери Ирме, ряду чешских товарищей и других узниц. Я была членом группы сопротивления. Мы доставали свежие немецкие газеты, расклеивали по лагерю свои листовки».
Безногова Лидия Федоровна
Одна из активных участниц группы сопротивления и организации протестов против зверских расправ с узницами, объявления трехдневной голодовки, требований в защиту детей, томящихся в плену.
Лидии было 23 года, когда фашисты вторглись в Крым, уничтожили сады и виноградники, казнили ее отца и мать. Лида ушла к партизанам. Была связной, ходила в разведку, пробиралась нехожеными тропами во вражеские тылы, помогала Красной армии в разгроме гитлеровского фашизма. В начале 1943 года она была схвачена врагом. Принуждали работать на военном заводе. Отказалась. В конце февраля 1943 года с большой группой советских девушек и женщин, также отказавшихся работать на военном заводе, была привезена в Равенсбрюк.
Три года в фашистском лагере смерти… И вот в такой обстановке, где ежедневно из мрачных бараков с тремя этажами нар людей отправляли на «черный транспорт» или прямо в крематорий, женщины и девушки сплотились, создали группы сопротивления, установили связь с центральной группой, возглавляемой немецкими антифашистами. В этом была большая сила узниц в борьбе за сохранение жизни.
Строки из воспоминаний:
«…Однажды в Равенсбрюк привезли измученных, опухших от голода, обмороженных малышей. Все силы групп сопротивления были направлены на спасение детей. Мы с подругами доставали медикаменты, по грамму собирали маргарин, кусочки хлеба из скудных пайков узниц, я тогда выходила больного маленького Леню. Позже, когда пришел день Победы, вывезла Леню о собой в Крым и усыновила».
Муж Лиды вернулся с войны инвалидом – без руки. Между Леней и отцом установилась хорошая мужская дружба, и Лида по-матерински радовалась семейному счастью.
Судьба Лени – это судьба многих детей партизан Витебской области. Отец и мать погибли в концлагере Освенцим. Зимой 1945 года, когда Лене было 6 лет, больной и слабый, он с группой детей из Освенцима прибыл в Равенсбрюк.
Леня помнил, что у него были еще брат и сестра, но что с ними случилось, не знает. Помнил он и то, что фамилия его Клюев, а отца звали Дмитрием. И все же при получении паспорта он самостоятельно принял фамилию своего приемного отца за отеческую заботу и ласку.
Строки из воспоминаний:
«Взоры тысяч заключенных женщин, томившихся в фашистских концлагерях, были обращены на восток, откуда они ждали освобождения. Прибытие в лагерь нас, военнопленных, было большим событием в жизни остальных заключенных.
Измученные, изболевшие люди физически и морально ждали от нас поддержки. И они не ошиблись.
Сильные духом, уверенные, как никогда, в своей победе, мы, русские военнопленные, завоевали большую симпатию остальных заключенных.
Не страшась жесткого режима лагеря, преодолевая ожесточенные преследования эсэсовцев и ауфзеерок, мы вместе со своими товарищами – чешками, польками, француженками и др. – создавали кружки по изучению истории партии, «Капитала» Маркса и др. Вместе с остальными нашими заграничными друзьями отмечали мы все наши праздники.
Слушали истории их народов, слушали их народные песни. Преодолевая голод, изучали мы языки немецкий, польский, французский, а они изучали наш русский язык. Бойко Леля каждое воскресенье преподавала русский язык полькам. Жаклин Ригольт учила нас французскому языку. Слава из Чехословакии, Мария из Югославии и я слушали лекции Эрики из Мюнхена по «Капиталу» Маркса.
Вместе с польскими блоками переживали мы, когда фашисты брали молодых здоровых девушек-полек и делали над ними эксперименты. С изуродованными ногами, после мучительных болей возвращались иногда девушки обратно, оставаясь калеками на всю жизнь.
Периодически, вначале один раз в год, а затем чаще, стали практиковать отправку «транспортов» из лагеря. Одни «транспорты» шли на фабрики и заводы, а другие – в лагеря уничтожения.
Я хочу рассказать о «черном транспорте», отправленном в феврале 1944 года в концлагеря Равенсбрюк, в который попали 12 наших военнопленных женщин и девушек. Процесс отбора на «черный транспорт» проходил под видом отправки на фабрику. Но благодаря работе коммунистического кольца заключенные от работающих в канцелярии узнали, что на ceй раз повезут 800 человек на сжигание в Майданек. Это вызвало возмущение всех узниц.
Мы, военнопленные, решили обратиться с протестом в письменной виде в коменданту лагеря. Такой протест был написан Евгенией Лазаревной Клем на немецком языке. Затем две девушки вручили свой протест полицайке комендатуры, а та должна была передать в комендатуру.
На наш письменный протест не последовало ответа. Пришел день отправки «черного транспорта». Намеченных заключенных стали полицайки с эсэсовцами забирать из бараков в «баню». По всему лагерю плач, крик. Люди, уходящие в «баню», плачут, некоторые из них своим товарищам выкрикивают свои последние прощальные слова. Их уводят силой.
В наш барак почему-то пришли забирать намеченных жертв в самую последнюю очередь.
Мы решили не отдавать наших товарищей. Помню, мы собрались все, кто не был на работе, и обступили тех, кого должны забрать. Сказали им не выходить, когда будет эсэсовка называть их номер. У каждой заключенной номер был нашит под винкелем на груди.
Мы решили не отдавать своих товарищей на «черный транспорт». Так было и сделано. Когда старшая по бараку стала выкрикивать номера намеченных девчат, все молчали. Из толпы никто не выходил. Она вновь повторила номера, но никто не отзывался и не выходил. Эсэсовки поняли, что мы решили не отдавать наших товарищей. Одна из них начала кричать, что если эти заключенные сейчас не выйдут из толпы, то нас всех расстреляют. Но никто не выходил. Все стояли на своих местах. Тогда они начали кричать еще громче на нас разными бранными словами. Они дергали и били по лицам тех девушек, которые стояли впереди. А мы все продолж