И вот в первых рядах нашей колонны начали петь, сначала тихо, потом все громче и громче.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна.
Идет война народная,
Священная война.
Проходя мимо эсэсовцев и командира лагеря Зурена, мы перешли на строевой шаг, и наша песня звучала еще громче. Эту песню подхватили в задних колоннах. Женщины гордо смотрели в глаза фашистам.
На их лицах мы увидели гнев, ярость, негодование.
– Убрать эту «красную банду», – зарычал Зурен вне себя от бешенства.
Да, в тот день было от чего разгневаться палачам. У нас же настроение было приподнятое, возбужденное, и мы ощущали свою победу.
Так мы добились освобождения от одного из диких, унизительных наказаний – «воскресных прогулок». Ведь администрации лагеря было невыгодно демонстрировать такой протест ротармеек – советских военнопленных.
Наш «марш» взволновал тогда всех заключенных Равенсбрюка, он доказал, как много значит организованность и сплоченность. Он явился толчком для усиления деятельности всех групп сопротивления».
Сокова Александра Николаевна
Поэтесса. Стихи начала писать в лагере. Эта женщина с берегов реки Волги, из г. Казани, где она работала медицинской сестрой в городской больнице. Уже на третий день войны она, как медицинский работник, была мобилизованы в ряды Красной армии.
Прибыв на Западный фронт, была зачислена в хирургическую группу отдельной роты. Участвовала в боевых сражениях, а в сентябре 1941 года в селе Оржица, близ города Гомеля, рота попала в окружение. Потом плен. Гнали из тюрьмы в тюрьму: Оржица, Дарница, Киев и снова Дарница, концлагерь Равенсбрюк…
Александра Сокова очень любила литературу, особенно поэзию. Много читала стихов русских и зарубежных поэтов. А потом все виденное, переживаемое она стала передавать в поэтической форме – стихами. Подруги стали называть ее «наша поэтесса»…
Стихи ее далеки от совершенства, но в лагере, в часы мук и страданий, их воспринимали тепло и радостно. Они вселяли в сердца веру в победу нашей армии. Александра Сокова старалась откликнуться на каждое событие, взволновавшее пленниц лагеря. Женщины иногда сами подсказывали темы о том, что видели их глаза, о том, что они переживали.
Многие стихи Соковой пленницы заучивали наизусть, подбирали знакомые мотивы песен и пели их в часы негласных сборов групп сопротивления.
Строки из воспоминаний:
«…Писать стихи было опасно, а еще опаснее хранить их: в блоках, где мы жили, эсэсовцы часто производили обыски, и если бы они обнаружили записи, то это привело бы к печальной развязке – к смерти…Писать приходилось на клочках газеты, на обрывках каких-то этикеток.
А когда посылали на земляные работы, на перевозку песка, то и там пользовались моментом писать стихи. Прутиком напишешь строфы на песке, а потом их запоминаешь. Да и подруги мне в этом часто помогали.
Стихи свои я прятала на территории лагеря, зарывая их в землю. Помогали прятать стихи подруги и даже больные, лежащие в ревире.
Чудом я выжила в Майданеке. Меня вновь привезли в Равенсбрюк, где вскоре пришло к нам освобождение.
Вот строфы из последнего стихотворения, написанного в лагере, в мае 1945 года:
И по-волшебному брамы раскрылись,
В прах разлетелись замки палачей.
Люди, что годы в застенках томились,
Вытрут кровавые слезы очей.
Стихи Александры Соковой (строфы):
За блок штрафной, за плети зверя
Ему отплатит наш народ!
Той дорогой прошли сотни тысяч людей.
Заводили их в камеру с газом.
Матерей и отцов, даже малых детей
Умерщвляли там сотнями разом.
Их телами топился камин вновь и вновь,
Пламя жаркое с дымом мешалось…
Так кипела людская невинная кровь.
Но таким же огнем месть рождалась.
Здесь мучают, бьют, истязают,
Здесь голодом морят людей,
Здесь в мрачных застенках пытают
И женщин, и малых детей…
И горячее сердце бьется.
Свободы ждет, конца войны!
Нам скоро счастье улыбнется
И ширь полей родной страны!
Славься же партия – сердце народа!
Красная армия, слава тебе!
Радость победы, наша свобода
Только куется в борьбе.
Никифорова Антонина Александровна
Военврач 3-го ранга Краснознаменного Балтийского флота. «Доктор Антонина» – так называли эту женщину. Для всех, кто ее знал в лагере, для всех заключенных, независимо от национальной принадлежности, она олицетворяла собой советскую женщину – с ее сердечностью, мужеством в достоинством. «Доктор Антонина» явилась одной из активных участниц сопротивления в ревире лагеря. Она оказала помощь многим в спасении их жизни.
Военную форму Антонина надела в первые дни войны, получив назначение в стационарный военно-морской госпиталь на острове Саарема (Эзель) в Балтийском море. В октябре 1941 года попала в плен и до января 1943 года перегонялась из лагеря в лагерь. В Майданек Антонина прибыла с партией первых русских пленниц. Много пришлось пережить смертельных ужасов, ведь в лагере все было подчинено одной цели – уничтожению людей. За протесты, за отказ работать на военных предприятиях партию ротармеек отправили в Равенсбрюк. Антонина как врач работала в 21-м блоке и ходила в ревир на вскрытие. Знание немецкого языка позволяло ей многое сделать для больных, лежащих в лазарете. Она помогала уничтожать карточки отобранных для отправки в газовую камеру. Обстановка в ревире была ужасная, наполнена смертельными опасностями, злодейскими экспериментами над больными. Гитлеровские врачи зверски обращались с больными и слабыми женщинами, все делали для уничтожения женщин и детей.
Строки из личных показаний врача Антонины Никифоровой о работе ревира (из документов комиссии военной части):
«…С 1944 года «транспорты» о заключенными стали приходить все чаще и чаще. Народу становилось все больше и больше. Число больных увеличилось, появились случаи смерти в блоках. Вспыхнула эпидемия тифа. Больных изолировали, но вся система лагеря была такова, что бороться с заболеваниями было почти невозможно, и брюшной тиф выбирал себе все новые и новые жертвы, тем более что изолировались только резко типичные случаи, а подозрительные оставались в блоках.
…Пищевой рацион уменьшился. Пол-литра супа из кормовой брюквы и 150–200 граммов хлеба на холоде, при тяжелой физической работе, при выстаивании по нескольку часов на аппеле – это сразу же сказалось на более слабых и больных. Появились голодные отеки. Колонна по уборке трупов с трудом справлялась со своей работой, объезжая блоки и забирая трупы два раза в день.
К этому же времени, к январю, закончилась постройка нового крематория. Теперь дым и пламя из двух печей освещали темный пустой лагерь вечером.
С 28 января по 31 марта число больных было отправлено в газокамеру из блоков 6–7–10 – более 600 человек».
Абрамова-Калмыкова Надежда Ивановна
Надежда не была на фронте. Весной 1941 года, окончив два курса педагогического института (иностранное отделение), она поехала на каникулы к родителям, в деревню Нурма близ Ленинграда. Здесь и застала ее война, страшные дни оккупации. За саботаж, за отказ работать на врага, она была арестована. Сидела в тюрьме, подвергалась пыткам и истязаниям.
Зная хорошо немецкий и французский языки, она смело выражала свой протест, сопротивляясь зверским расправам фашистов.
В начале 1942 года Надежда была отправлена в Равенсбрюк. Прошла через все муки и страдания. Активно участвовала в группах движения сопротивления.
Аридова Зинаида Васильевна
Медицинская сестра, прибывшая в Равенсбрюк весной 1942 года с первой партией советских женщин – военнопленных. Многие помнят Зину, молодую красивую девушку с берегов Волги, умевшую врачевать раны не только медикаментами, но и добрым, подбадривающим словом.
Работая в ревире, она сердечно и заботливо ухаживала за больными, многим помогала избавиться от «черного транспорта» – дороги к смерти. Аридова недолго пробыла в ревире.
За гуманность и милосердие невзлюбил ее старший врач Трейте, постарался избавиться от ротармейки, включив ее в число штрафников, которых отправляли на авиационный завод в Барт. Там Зина отказалась работать на врага, заявив, что по существующим международным конвенциям ее, как военнопленную, не имеют права использовать на производстве вооружения.
– О, ты еще помнишь о конвенциях! – расхохотался ей в лицо комендант. – Я заставлю тебя забыть и свое имя.
Зину в этот день жестоко избили, а потом эсэсовец с собакой каждый день приводил Зину в цех и силой усаживал к конвейеру. Надзирательницы толкали в спину, в бока, выламывали руки, били до голове, требуя, чтоб она работала.
Но Зина упорно отказывалась, сопротивлялась, не прикасалась к авиачастям, которые проплывали на ленте конвейера перед затуманенными, полными слез глазами Зины.
Ежедневные избиения, зверские расправы и глумления подорвали физические и духовные силы Зины. Она не могла выдержать этих мук и страданий.
Однажды, когда ее вели на работу, она бросилась к забору на колючую проволоку, через которую был пропущен ток высокого напряжения.