– А если бы не сбежал, ты бы смог его убить?
Дед вскинулся на внука, перестав созерцать недопитый чай в кружке. Айнур напряжённо смотрел, ожидая ответа.
– Когда стопу ампутировали, завёлся… было желание изувечить за подлость, руки́, к примеру, лишить, но убить… нет.
– А я бы убил!
Дед дрогнул губами, как-то по-новому поиграл бровями, но ни слова не проронил. Встал. Начал убирать со стола.
– Покажи бабушкины фотографии.
– Иди в «стенке» поройся, в самом низу семейные альбомы лежат, а я птиц кормить пойду, и Тимошка голодный на крыльце скребётся, – сказал Иван Фёдорович, но уходить не торопился. Стоял, задумчиво наблюдая за копошением внука. Скрипя половицами, подошёл. – Вынь-ка эту коробку.
Айнур, сидя на полу, вытянул тяжёлую обувную коробку с надписью: «Скороход». Открывая, ожидал увидеть очередной протез.
– Кассеты?
– Счас. – Дед полез на одну из верхних полок, достал небольшой магнитофон, протёр ошкрябанную поверхность рукавом рубашки. – найди кассету с надписью: «Вика, свадьба».
– Вот, – протянул Айнур.
Дед заправил кассету в магнитофон, щёлкнул. Пошёл неприятный шипящий звук, послышался смех, плывущие голоса, чья-то ругань, невнятная речь… Вдруг заиграла гармонь и полилась песня. Отчётливо. Красивый женский голос старательно выводил:
Над лесом, прохладным, бессонным,
над ветками мокрых берёз
огромным малиновым солнцем
рассвет поднимался и рос…
– Алечка, – наклонился дед к внуку. Произнёс имя так тихо, будто боялся вспугнуть песню или смутить исполнительницу.
Айнур удивился: «Бабушка пела?» Попробовал привязать живой бархатный голос к размытому портрету с пустыми глазами, увиденному на могильном памятнике, – не вязалось. Стал искать альбомы.
Глава 13
Щербатый пастух небольшого росточка управлял стадом окриками и пощёлкиванием кнута. На удивление зычно-басовитый голос абсолютно не вязался с тщедущной фигурой. При каждом эгегеканье лошадь под ним вздрагивала, подавалась вперёд, и он её осаживал: «Тпру, стой, психопатка!..»
– Твою корову вижу, – сказала Софийка Айнуру. – тёлка наша – молодец, всегда возвращается, овцы с ней, а Зорьку опять искать.
– У пастуха спроси, он же отвечает за стадо.
– С него спросишь!.. ура, и нашу Зорьку вижу!.. её Палёный гонит вместе со своей.
– Мамзелька Софула, извольте принять парнокопытную. – Палёный остановил «Яву» рядом с ними. Дурачась, поклонился.
– Напрасно парились, господинчик Палёный, без вас бы справились.
– Что с лицом? – Марат сделал вид, что не причастен к разбитой губе и царапинам. Фирменно щерясь, показал «рекламные» зубы.
– А у тебя с глазом?
Палёный машинально потрогал синяк, кинул быстрый взгляд на Айнура.
– Да так… прыща одного давил… зацепило…
– Ты когда-нибудь слезаешь с мотоцикла или даже в туалет на нём ездишь? – с напускной ленью протянул Айнур, приняв независимую позу.
Палёный перестал улыбаться. Вперился в него узкими глазами.
– А ты когда-нибудь ходишь без секьюрити Софулы или она тебя и до туалета провожает?
Айнур почувствовал – в области солнечного сплетения закипает гнев. В такие минуты дыхание перехватывало, голова переставала соображать, ноги-руки переключались на автономный режим, начинали сами, помимо воли хозяина, пинать и молотить соперника. Судя по нервно трепещущим ноздрям Марата и его прерывистому дыханию, он испытывал те же чувства. Бросив «Яву», петухом наскочил на Айнура.
– Хватит! – встала между ними Софийка. Она не хотела этого противостояния. Поняла, что ни один из забияк не уступит, будут клевать друг друга до крови. – пока вы тут разбираетесь, коровы разбегутся…
– Софа! Марат! – раздувая парусом просторную рубашку, летела к ним Ларка. Бежала с вытаращенными глазами, оглядываясь, будто за ней гналось невидимое чудище. – ой-ой, там… – затормозила, ухватившись за руку подруги, – на Каменке… ой-ой… пуф-пуф!.. – Лариска прерывисто дышала и одновременно быстро-быстро моргала. – ой-ой, пуф-пуф!.. Катька…
– Пьяная? – подсказал Марат.
– Если бы, то есть возможно…
– Рожай же, наконец! – не выдержал он.
– Говори, не тормози! – выкрикнула Софийка, заражаясь всеобщей нервозностью.
– Я пошла бычка Ваську искать, он обычно к речке убегает, упоротый…
– Не тяни! – сплюнул Палёный.
– Там Катьку низовские с какими-то мужиками в «джип» запихивали…
– Силком? – уточнил Марат.
– Да! Она кричала, никто не помог… мелюзга на другом берегу… я хот-тела… – лариска запнулась, смутившись. – хотела, да-да… но испугалась, спряталась за кустами, меня не видели.
– Низовские из компании Стрижей? – напрягся Марат.
– Нет, взрослые.
– Падлы! – нехорошо осклабился Марат. – кажется, знаю кто. Катька – дура, предупреждал: не связывайся!.. ду-у-ура, конечно, но наша, верхореченская, дура. Сама знаешь, Софула, мы над ней подшучиваем, типа, заигрываем, но никто из наших её не… – Палёный поперхнулся словом, готовым вот-вот выпорхнуть. – Ты-то чо лыбишься? – накинулся на кивающую Лариску, на губах которой играла всезнающая улыбочка. – не обижали Катьку, я хотел сказать, – подобрал подходящую формулировку. – Тут дамы, – пояснил Айнуру. Раньше Палёный не особо заботился о «дамах», но перед городским захотел выглядеть культурным. – Чо стоим?! – заорал. – Куда её повезли?
– В горы, – махнула рукой Ларка, некрасиво кривя рот. Тон Марата её ранил.
– Вы, – Палёный ткнул по очереди в Софийку и Лариску, – всех наших коров до дома проводи́те и проверьте моих баранов… ха-ха, моих баранов, ха-ха! – не сдержавшись, рассмеялся.
Айнур тоже хмыкнул.
– Ты со мной? – испытующе уставился на него Палёный.
Айнур машинально кивнул. Он растерялся. Даже в фильмах кадры сменялись медленнее.
– И я с вами. – Софийка стала поднимать с земли «Яву». – Лариска, и моих баранов проверь. Обычно они и тёлка сами возвращаются, но если их на месте не будет, крикни кому-нибудь во двор.
– Ёклмн, я вам пастушья фея, что ли? – начала было капризничать Ларка, но осеклась под жёстким взглядом Марата.
– Куда – с нами? – возмутился он, переметнув взгляд на Софийку.
– Туда с вами! – передразнила она, уже поставив мотоцикл на колёса.
– Катькиной бабаке говорить? – спросила Лариска, с кислой миной выглядывая, куда убрела их скотина.
– Нет, сами всё провернём, – уверил Палёный. – в последний раз, когда Катька напилась, баба Нюра чуть не сдохла. Повезло, что Катькины родители там были, из района врача привезли.
– Ммм… – не хуже коров промычала Лариска. – тогда я – могила. – и с криком: «Куда-а-а… пшла-а-а!..» – занялась бурёнками.
«Карусель, карусель!..» – пропел про себя Айнур, не веря, что садится на «Яву» вместе с Палёным. Ведь всего минуту назад готовы были убить друг друга – и бац!.. «Как так? Не пойму я этих деревенских», – недоумевал он, перекидывая ногу через потрескавшееся от долгой службы сиденье, залатанное дерматином.
– Можно? – кокетливо моргая, поинтересовалась Софийка и, не дожидаясь согласия, обхватила его талию. – Не бери в голову, – задышала в плечо, как недавно верхом на Грине. – это чтобы уместиться и чтобы ветром не сдуло: мне не за что держаться.
– Оф кос, – запоздало буркнул Айнур, дико смутившись.
Его впервые обнимала девочка, да ещё так крепко. Сердце забарабанило оглушительно-громко. На барабанно-сердечный стук обернулся Марат, по крайней мере Айнуру почудилось, что Марат услышал его.
– Всё?
Сделал злые глаза, увидев кольцо тонких рук, обвивших соперника. Спохватился, запоздало оскалил красивые зубы – видимо, хотел улыбнуться по-голливудски, но получился именно оскал.
«Ява» рванула. Прохладный сумеречный ветер, отсекаемый головой Палёного, лица́ Айнура не задевал, лишь рвал с макушки волосы… и горячо дышала в плечо Софийка.
Поджарый мотоцикл, несмотря на троих седоков, упорно жал по петляющей тропе вверх, к подножию горы.
Кряж доверил корову Айнуру, а внука доверил соседской девчонке: «Пусть Софийка приучает его узнавать Фёклу в стаде». Тимошку с ними не пустил: «Слишком распоясался щенок. Часто беду творит».
Подумал, что пора бы уже детям вернуться: «Или коровы загуляли, искать пошли, или…»
«Мы-у-у!..» – послышалось мычание Фёклы. «Мы-ы-ы!..» – вторила ей Зорька.
– Дядь Вань, баб Лид, принимайте ваших!..
Кряж поковылял к калитке.
– Это кто? Лариска? Где Айнур? Где Софийка-стрекоза?
– Они… там… сейчас придут, – замялась девочка. – мне надо бежать, дядь Вань. Темнеет. Мамака ждёт… доить, ещё Ваську нашего проверить, до дома не проводила… – мямлила Ларка, но, противореча собственным словам, не торопилась уходить, повиснув, каталась на Лидушкиной калитке.
Зорька трубила во дворе, призывая кого-нибудь выйти. скрип-скрип – раскачивалась Ларка на провисшей дверце. Давно могла убежать, но внутренний голос не пускал, удерживая: «Если Катьку изнасилуют, ты тоже виноватая будешь, останешься крайняя, как всегда…»
Иван Фёдорович заподозрил неладное. Распахнув Фёкле ворота на скотный двор, ухватил девочку за рубашку, стащил с калитки.
– Говори.
Лариска Кряжа побаивалась.
– Они… дядь Вань, мне корову надо доить, я пойду.
– Говори!
Ларискины мысли скакали как бешеные: «Если скажу, Палёный может наорать… не хочу, чтобы злился на меня. А если не скажу? Пуф, уф… мы же договорились не говорить бабе Нюре, а о Кряже не договаривались», – нашла Лариска лазейку в своё оправдание.
– Низовские с какими-то… – из Лариски, как из прохудившегося ведра, полились слова. Уфкая и пуфкая, всё выложила.
Иван Фёдорович, с первых же её слов сообразив, в чём суть, поторопился к гаражу, подбадривая:
– Говори, говори, молодец, что рассказала, треба вмешаться взрослым… паскуды!.. насильники!.. кастрировать таких треба! – доносился голос из гаража. – не дай бог, что сотворят с девчонкой, лично причиндалы пообрываю! – Угрожая, выкатил «Урал».