– Я тут, – послышался глухой голос, – у меня руки связаны.
Со стороны дороги долетело тарахтение и замигал огонёк…
«Дед?!» – не поверил Айнур собственным ушам, узнав характерный звук «Урала».
На площадку перед «быком» выкатилось нечто древнее с деревянным ящиком вместо коляски, внутри которого сидел чёрный медведеобразный зверь. За рулём – колоритный квадратный мужик в мотоциклетном шлеме советских времён. В довершение ко всему сбоку ящика торчали привязанные вилы.
– Что за хрен?
– По ходу, партизаны окружают! – с досадой в голосе пошутил бородач, перекинувшись взглядом с кривоносым.
– Это Кряж! – радостно сообщил Марат. – Хана вам, граждане туристы отдыхающие, сейчас здесь будет всё Верхоречье.
Кривоносый вопросительно посмотрел на Димона. Тот, соглашаясь с Маратом, закивал. Из ящика выпрыгнул Тимошка. Щенка захлестнула радость: новое место, новые люди! Огромными скачками полетел обниматься к ненасытному молчуну, продолжающему пить пиво и жевать очередную сардельку. Банка полетела в одну сторону, сарделька в другую – молчун ринулся к «джипу». Тимошка, соблазнённый запахами, вбежал в грот и принялся пировать в одиночестве.
Кряж, накрутивший себя во время дороги, торопливо сполз с мотоцикла, подковылял к кривоносому, сверхчутьём вычислив его главенство, схватил за грудки, затряс:
– Тебя первым кастрировать?
Кривоносый побагровел лицом, но убирать руки деда не стал и взгляда не отвёл. «Хищник, – ужаснулся Кряж, – такие вот не только капканы ставят на людей, руками душат!.. страшный паскуда!»
– Всё нормалёк, дед! – миролюбиво улыбнулся низкорослый бородач, трогая Ивана Фёдоровича за плечо.
Дед откинул его руку. Отпустил кривоносого.
– Где девчонка?
«Хищник», приподняв верхнюю губу, с шумом втянул через нос воздух.
– Це… ла, – выдохнул, снимая ярость. Развернувшись, пошёл к машине.
– Минуту жду! – крикнул Кряж ему в спину и переключился на рыжего.
– Тэк-с, ты же внук Нестеренко, с тебя отдельный спрос.
– В чём проблема? Мы просто отдыхаем.
– Сейчас выяснится, просто ли…
– Дед!
Айнур, Софийка и Катька со связанными руками бежали от «джипа». Послышался звук отъезжающей машины.
– Э-э! – Димон с криками и матюгами бросился догонять.
Навстречу ему из леса, выстукивая копытами по каменистой земле, выскочил Грин.
– Вовка? – удивилась Софийка, увидев верхом брата, с фонариком «шахтёрка» на лбу.
– Лорка – конкретная молчунья, могила! – затрясся в припадочном смехе Палёный, освобождаясь от внутреннего напряжения.
– Удрали? – спросил Лидушкин внук, спешившись.
– Прогнали, а с вами, – дед обвёл детей суровым взглядом, – треба провести большую профилактическую беседу. Слава богу, обошлось. Катерина… Катюха, эх… – покашлял, медля с вопросом. – тебя… не тронули?
Катька, хлюпая носом, отрицательно помотала головой.
– Только айфон у них остался.
Ресницы у модницы отклеились. Крашеные волосы обвисли. И в глазах затаился страх…
Глава 14
Айнур с Софийкой нашли в Интернете всё о ньюфаундлендах. Распечатали. Отдали Ивану Фёдоровичу. Отдельно – приёмы дрессуры спасения утопающих на воде.
– Будто мысли мои прочитали! – растрогался дед. – очень кстати. Давно подумывал выучить Ихтиандра чему-нибудь, вот и надрессирую тащить людей из воды не абы как, а по всем правилам. Всё одно на речку почти каждый день ходим. Обязательно займусь воспитанием, а то нас скоро сделают персонами нон грата, внесут в чёрный список реки Каменки. Ещё что-нибудь насобирайте-ка о нём. Дюже забавный пёс оказался…
Софийка, взяв с Айнура клятву о неразглашении тайны, рассказала, откуда Тимка появился у Кряжа.
– Я вообще в ауте от своего деда, – признался Айнур, – особенно после того, как он с вилами притащился на гору, ха-ха!
Они уже не первый раз перебирали подробности поездки. Промывали косточки Катьке. Софийка сравнивала её «до» и «после».
– Катька с Лариской поменялись местами.
– В смысле?
– Раньше Ларка обожествляла Катьку, теперь наоборот.
Катька после злосчастного приключения, узнав, что это Ларка затеяла спасательную операцию, теперь таскалась везде за спасительницей и исполняла все её желания. Желаний у Лариски оказалось много. Первое – изменить имидж, чем рьяно и занялась Катюха. Второе – научиться гонять на мотике, чтобы сразить наповал Палёного.
Айнур с Палёным снова чуть не наставили друг другу синяков. Сцепились на футбольном поле. Айнура, как знатока правил, низовские ребята попросили посудить и научить играть «как надо». Верхореченские сначала отказывались, говорили: «Давайте как привыкли», но Стрижи поставили ультиматум: «Или с судьёй, или на́ фиг надо всё». Айнура обозвали красивым словом «рефери» – и понеслось! Каждые пять минут кто-нибудь подбегал и предъявлял ему претензии: «Рефери, подсуживаешь!», или «Эй, рефери, неправильно пенальти!», или «Почему он мне подножку подставил, а ты не наказал его?», или ещё какая-нибудь ерунда…
Айнур раньше ни разу не был рефери. Голкипером был раза два-три, защитником часто, хотя ему больше нравилось быть нападающим. В деревенском футболе он старался стать беспристрастным судьёй, всё делать по справедливости, но, как назло, верхореченских приходилось наказывать чаще, чем низовских.
– Из-за неё, да? – раздувая ноздри, накинулся на него Палёный в последнюю игру. – специально нас заваливаешь, чтобы мамзелька выигра-ла?
– Не нарушай правила, и всё!
– А она? Руками всех расшвыривает, ей можно, да?
– Она девочка, ей маленькая скидочка.
– Нет уж, по правилам так по правилам, без девочек и мальчиков, безо всяких скидочек. На поле только футболисты, без пола, понял?
Не прошло и пяти минут, Палёный снова подбежал к Айнуру.
– Хренов рефери, разуй зенки, нарушение!
– Не было нарушения.
Марат, давая выход возмущению, толкнул его в плечо. Айнур, присев на утоптанное поле, тут же резиновым попрыгунчиком отскочил от земли и бросился на драчуна. Две команды еле их разняли.
С того дня они снова заделались врагами.
Айнур сто раз пожалел, что согласился быть рефери. Постоянно возвращаясь и разбирая детали инцидентов, вспомнил, как сам наезжал на Валеркиного отца. Только сейчас он понял, как это трудно – судить справедливо и чтобы никто на тебя не прыгал с кулаками. «Приеду – обязательно помирюсь с Валеркой, – решил Айнур и ещё дал себе обещание в деревне в футбол не играть. – А то и Софийку потеряю».
Но не всё было плохо.
Мама с папой звонили каждый день, что-то мямлили деду по телефону, отчего тот покусывал губы и играл бровями. От вопросов Айнура отмахивался. А через две недели парентсы приехали без предупреждения, да не одни. Привезли родителей отца. Дед, не привыкший к большому скоплению людей, вначале держался напряжённо, переживал, как да что, а потом успокоился, потому что мама и бабушка взяли хозяйственные дела по дому в свои руки.
Айнура при виде мамы снова «закаруселило», но в обратную сторону. Мама стала прежней мамой по характеру! Да и внешне тоже: щечки обрели бывалую пухлость. Телом ещё была худовата, но глаза опять сделались искристыми, живыми. «Получается, спасла её тётенька из Низовки? Потом у папы спрошу».
Булат на энтузиазме взялся помогать тестю. И второй дед с удовольствием взбирался на крышу гаража, укладывал рубероид, таскал сено…
– Вот где житуха! – радовался. – Деятельность, воздух, натуральные продукты… бабуль, – обращался к жене, бабушке Айнура, – может, и мы переберёмся в деревню?
– Кур кормить и корову доить сам будешь, – одним махом отбила его желание городская бабуля.
В мастерской Иван Фёдорович, облокотившись о стол, следил за работой внука и примерялся, в какой момент сообщить новость. Наконец решился. Подошёл. Встал сбоку. Заглянул в лицо Айнура.
– Кажись, мамка твоя того… беременна.
Глаза его увлажнились.
– Что-о-о? – дёрнулся Айнур.
– Руки береги! – испугался дед и выключил станок.
– Вот так мамка! И папка… – Айнур не мог сразу осознать услышанное. – эх, заново точить!.. опять испортил, а так хорошо получалось!..
Вздохнув, запустил загубленного коня в кучу стружки.
Катька прилепила Ларке искусственные ресницы, отчего широко распахнутые глаза Ларисы под тяжестью «вееров» приобрели загадочный прищур. И хлопать ими она стала размереннее. Выглядело смешно: слова по-прежнему вылетали как из пулемёта, а глаза не поспевали за ними, отста-вали.
Лариска смотрелась в зеркало, приближая и отдаляя лицо. Была довольна, но на всякий случай поинтересовалась:
– Лицо не поглупело?
– Няшно, – умилилась Катька, любуясь своей работой. – готовь волосы…
Катька изменилась. Стала пугливой, как овечка. На речку ходила только днём и с верхореченскими, если среди них был Палёный. При виде больших машин с тонированными стёклами её начинало лихорадить.
Той злополучной ночью она рыдала, уговаривая Кряжа и Володьку ничего не рассказывать родителям, тем более бабушке.
«Беду творишь, – сказал Иван Фёдорович, – смотри, допрыгаешься. Спасибо Лариске, прибежала, рассказала, ребят на ноги подняла. А не увидь она? Мало бы снасильничали, могли убить. Глаза их видела?»
Катька затрясла головой, разбрызгивая крупные слёзы.
«Не говорите… а?» – жалобно простонала.
«Лично я не скажу, – решил взять инициативу в свои руки Палёный. – если баба Нюра узнает, сдохнет».
«Она сердечница», – подтвердила Катька, беспрерывно шмыгая.
«Треба единое мнение», – посмотрел Иван Фёдорович на Володьку.
«Пусть исправляется, – пожал тот плечами. – я могу молчать. Из дома сорвался, никому не сказал».
«И я», – сказал Айнур.
«Я тоже», – согласилась Софийка.
«Вот что, Катерина, – вынес вердикт Кряж, – мы сохраним всё в тайне, а с Ларисой сама договаривайся. Эх, бедовая, бабушку твою жалко! Ты, Катерина, крепко подумай о дальнейшей жизни, найди хороший пример для подражания, хотя далеко ходить не надо – держи равнение на стрекозу».