– Галоши забыла, – догнал Айнур. Сам не ожидал всплеска сочувствия к ней. – красивые галоши у тебя, – попробовал утешить, – моднявые, цветастенькие такие…
– Спасибо! Угадал! Галоши мне катят! – Ларка выдернула из его рук резиновую обувь и со всей силы забросила за кривую изгородь.
– Лечи комплексы! – крикнул Айнур, разозлившись на собственную сентиментальность.
«Хочешь, как лучше, а они… теперь понимаю папу, как он с мамой иногда мучается. Ещё эта Софка вместе со своей коровой пропала. Буду здесь ждать. – вернувшись, сел на бревно. – Нифигаси!.. Лариска права: на такой закат можно медитировать. Шикардос – огненная клякса растеклась по облакам!..»
Не выдержав яркости, Айнур прикрыл глаза. Оранжевый свет проникал сквозь веки, вползал червячками…
«Палёный», – услышал знакомый стрекот. Ждал, что тот проедет мимо.
– Разговор есть, – остановился Марат напротив.
– Говори.
– Не здесь.
Айнур усмехнулся.
– Чо ты лыбишься?
– «Разговор есть. Говори. Не здесь». Смешно получилось, типа кадр из фильма.
– Чо ты гонишь?! – разозлился Палёный. – ничего смешного, боишься – так и скажи.
– Тебя? Поехали!
«Ява» застрекотала в сторону гор. «На „быка“ везёт, – решил Айнур, гадая: – Что ему надо? По ходу, драться будем. И не на „быка“ вовсе…»
Доехав до подножия, Палёный свернул влево и погнал мотоцикл по перелеску. Когда деревья закончились и они понеслись вдоль отвесного скальника, Айнур замер от восхищения – так было красиво вокруг.
– Тпру! – лихо, чуть не скинув Айнура с заднего сиденья, развернулся Палёный перед неожиданно возникшим водоёмом. Дорога, вильнув хвостом, убежала влево. – Слезай. Ключи.
– Включи?
– Ключи, говорю, контуженый.
– Где?
– Озеро Ключи, – выталкивая мотоцикл на ровное место, на удивление миролюбиво пояснил Палёный.
– Странное название для озера.
– Подземные ключи. Сверху вода тёплая, снизу – холодная.
– Классно тут, – натянуто произнёс Айнур, оглядываясь. Он был обескуражен. Судя по тону и поведению Марата, тот драться не собирался. – Да-а-а, с этой стороны горы так горы, даже залезть хочется. – подбежав к выступу, быстро вскарабкался. – О-го-го! Вау! Жалко, сфоткать не на что…
По мелким бороздкам озера растеклись фантастические краски неба – от белёсо-сливового у берега до вишнёвого ближе к горизонту…
Палёный поднялся к Айнуру. Сел на плоский камень, увековеченный надписью: «Все козлы, а я орёл».
– После школы куда пойдёшь?
Вопрос поставил Айнура в тупик. «Да что с ним? Ради этого сюда ехали?»
– Нашёл, о чём спрашивать. Ещё учиться и учиться.
– Всё же?
Айнур беззаботно махнул рукой.
– Пока не парюсь. Не решил ещё.
– А я решил.
– И?..
– Буду на печника учиться.
– Прикалываешься? – заулыбался Айнур.
– Чо ты лыбишься? – тут же завёлся Палёный. – У меня всё расписано, чики-пуки, по пунктам. Иду в девятый. Потом еду в Карелию. Там для блезиру поступлю в строительный колледж…
– Для чего? – не понял Айнур.
– Я, татарин, и то знаю, что такое блезир, хотя… ты же тоже татарин! – обрадовался Марат и дико расхохотался.
Айнур смотрел на него как на полоумного.
– Почему в Карелию? Где это, вообще? – спросил, чтобы как-то остановить припадок смеха, напавший на Палёного.
– Я заметил, что многие городские – недоучки, – язвительно сказал тот, – зато понтов!..
Айнуру крыть было нечем, поэтому он сделал вид, что залюбовался золотой дорожкой заката на воде.
– Я не люблю географию, – признался немного погодя.
– Вспомнил! – хлопнул по камню Марат. – ты же почти америкос, а все уважающие себя америкосы географию презирают. Им всё равно – Гватемала или Украина.
– Хватит стебаться!
– Я и не начинал, это только разминка, но продолжения не будет: настроение не то.
– Продолжения не будет, потому что сам ничего не знаешь.
– Ну ты, прыщ, мастер понтов! Нащёлкать бы по фейсу, только, повторяю, настроение не то. А Карелия, к твоему сведению, рядом с Финляндией и Ленинградской областью. Столица – Петрозаводск. Там у меня дядя живёт. Он всю жизнь печки и камины кладёт. Строительный колледж мне для образования, а профессию получу от дяди. Буду у него учеником. Натаскаюсь и вернусь сюда печником. Свою фирму открою. У нас в Верхоречье богатенькие люди из города приезжают, новые дома ставят, типа дач, и знаешь, чо они хотят?
– И чо они хотят? – попугаем переспросил Айнур.
– Камины! И печки снова котируются. Я, не выходя из деревни, уже работой обеспечен, потом – в Низовку, а потом – вниз по течению, там полно деревень.
Деловитость Палёного с прицелом на будущее ошеломила Айнура.
– Рассуждаешь, как сорокалетний пердун! – язвительно проговорил он, не желая признавать его превосходства.
Марат ответил шикарной улыбкой. Видел, что сразил наповал.
– А Софуле, – в узких глазах заплясали дерзкие огоньки, – конезавод открою. Или нет, сначала небольшую ферму, пять-шесть лошадей, пока заочно учиться в городе будет, тоже чисто для образования, а потом…
– У неё же коленки вывернутые! – не стерпел Айнур, вспомнив, как жаловалась Софийка. Прозвучало глупо. Торопливо добавил: – Ты всё время наезжаешь на неё, дерёшься. Если нравится, то зачем наезды?
– Бесит её независимость, – зло ощерился Палёный. – Всё равно обломаю…
– Ты нацик?
Вопрос подкинул Палёного с камня. Айнур отпрянул, ожидая нападения. Надо бы замолчать, но слова сыпались сами собой:
– Не будет она с на… тираном встречаться, так что не гони… «конезавод», ещё «свиноферма», скажи…
«Нифигаси!.. зверь!» – Он испугался ярого взгляда Палёного. Внутренне сжался, приготовившись дать отпор.
Палёный, покатав вверх-вниз внезапно обозначившийся кадык, молча спрыгнул с выступа. Неудачно. Потряс ногой. Постоял. Пошёл к «Яве», прихрамывая. Раздевшись, сложил одежду на сиденье. Всё ещё прихрамывая, побежал к озеру. Ушёл под воду щучкой.
«Здесь не мелко». – Следил за ним Айнур. И снова, как когда-то на «быке», всё происходящее стало казаться нереальным: в лиловой воде не различить, плавал ли человек, или же плескалось некое существо.
«В горах водятся змеи», – прилетела неожиданная мысль. Сразу на выступе стало неуютно и страшно. Осторожно прощупывая камни, сполз вниз. Чуть ли не бегом направился к озеру, над которым люминесцировал неполный месяц. Вблизи вода потеряла многоцветное таинство, бездонно темнела, готовясь выдавить из себя подобие Лохнесского чудовища.
Айнур всерьез заволновался: «Тут страхово… Скорее бы Палёный вылез… Вообще, где он?»
– Пал… Марат!
– Ау!.. – услышал в ответ и увидел, как тот, вынырнув, вскинул вверх руки. С поднятыми руками ушёл вниз, вынырнул, снова ушёл…
«Что он делает? Глубину мерит?»
Над мягкими складками озера снова вспорхнули две кисти.
– Не придуривайся, выходи!
– По-мо-ги-и-и! – зашлёпал Палёный по воде, прерывисто дыша. – Тону-у-у… ног… а… а!..
– Не езди по ушам! – крикнул Айнур, начиная паниковать.
Голова Палёного вновь исчезла, издав булькающий звук. Не успел мозг Айнура дать команду, как ноги его сами оттолкнулись от берега…
Ларка вернулась за галошами, зная, что искать бычка босиком – настоящая глупость: и двух шагов не сделаешь, как насадишь кучу заноз на стерне или больно изранишь ноги, продираясь сквозь заросли колючек.
«Куда это они?» – озадачилась, увидев, как внук Кряжа сел на «Яву».
Обида нахлынула с новой силой: «Ресницы мне не катят!.. на себя бы посмотрели: один псих узкоглазый, второй зазнайка лупоглазый – тоже мне, прынцы! А я чем виновата? Это мамаке и папаке спасибо, родили свинотушку. Вот возьму и похудею! Волосы снова перекрашу. Сегодня же пойду к Катьке, заодно ресницы пусть снимет, с ними, правда, неудобно. Окосею ещё. И на мотике научусь, и книги читать буду. Надо у Софы взять: у неё полно. Устрою себе перезагрузку. Ещё как ненормальные влюбятся в меня. А я буду всех игнорить, особенно Марата, чтобы не доставал глупыми вопросами: „Что с глазами?“ Сначала бы со своими глазами разобрался, Чингисхан, а потом ко мне цеплялся. Я тебе покажу!.. – Внутренний монолог абсолютно не мешал ей пристально наблюдать, в какую сторону пылит мотоцикл. – На Ключи повернули», – определила она по прыгающему свету одиночной фары.
– Лорик!
Обернулась. Софийка верхом на Грине гнала чью-то корову, отставшую от стада, бычка Ваську и свою Зорьку.
– Слава священной небесной корове… Зигме! – обрадовалась Ларка.
– Земун, – поправила Софийка. – пора запомнить, если каждый раз к ней обращаешься.
– О, слава тебе, коровушка Земун, услышала, как мне не хотелось искать бычка упоротого!
– А может, мне спасибо?
– Софа, будь скромней.
– Хотя бы семечек отсыпь в знак благодарности.
– С чего взяла, что они у меня есть?
– Каждая птичка знает, если ты вышла в фартуке…
– Пуф, от тебя не зашифруешься! – Ларка, гримасничая, выгребла со дна кармана остатки.
Софийка, низко склонившись в седле, взяла семечки и, как бы невзначай, спросила:
– Айнура не видела?
Подруга насупилась.
– О них говорить не хочу.
– О них? О ком ещё?
– Достали.
– Ты становишься всё капризней и капризней, – начала сердиться Софийка. – на тебя Катька так влияет или переходный возраст?
Ларка, нервничая, заморгала:
– Ёкл, правда, достали! Я сидела, медитировала на закат, молилась священной корове Ззз… Зи… не важно… подошёл этот, твой сосед, городской…
– Айнур.
– …и заявил, что мне ресницы не катят! Ему вообще какое дело до моих ресниц?
– Если ты мне скажешь, куда он пошёл, я найду его и узнаю, какое ему дело до твоих ресниц.
– Издеваешься? – Ларка опять насупилась.
Грин, застоявшись, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Софийка чувствовала его настроение. Да и Зорька опять убрела, и не факт, что домой.
– Ларис, хватит дуться, я задала простой вопрос, а ты целую повесть пересказывать начала. Некогда выслушивать.