– Они уехали на «Яве». Куда, не знаю. Палёный передо мной не отчитывается. Всё. Повесть закончена. Больше от меня ни слова не услышишь. – Ларка изобразила, как закрывает рот на ключ. Деловито зашагала прочь, забыв о бычке.
– А Васька? – крикнула Софийка.
Подруга возвратилась. Шаркая галошами, прошла мимо, демонстративно уткнувшись взглядом в землю. «Видеть тебя не хочу! Красавица народная выискалась! Пуф… почему я считаю её подругой? Что она мне хорошего сделала? Катька и то больше дала, ресницы например. Скорее бы смыться из этой дыры! Только последние дураки соглашаются добровольно жить в деревне. Даже повеселиться негде. Стоп, сегодня суббота, значит, дискотека! Пора показать всем класс. Зря, что ли, смотрю канал „Танцуй с нами, танцуй лучше нас“. Мне кажется, у меня способности, легко повторяю, и многое получается. Понятно, что никому в деревне не нужен мой талант. Только на дискаче могут оценить. Надо Катьку вытащить, хотя она вряд ли… если и пойдёт, будет по углам жаться. Надо обязательно пойти, по субботам городских чуваков полно. Пойду! – Ларка погнала бычка быстрее, обдумывая, что наденет. – Так хочется оторваться: танцевать и орать, чтобы вытрясти из себя всё-всё. И медляк! Вот главное. В этот раз, если не пригласят, сама приглашу того, кто понравится…»
Глава 16
Небо, утыканное светящимися точками, сиренево клубилось.
Звёзды пели. Безмолвно. Пульсируя.
Фиолетовые сгустки копились за горными вершинами, зловеще наползали, глотали яркие звёздные скопления и устремлялись к озеру, над которым изогнутым клинком висел сияющий полумесяц. Фиолетовая рать натыкалась на его заточенные края…
Фантастическое зрелище!
Однако двое на берегу озера на причуды ночного неба внимания не обращали. Палёный, склонив голову набок, прыгал на одной ноге, вытрясая из уха воду. Айнур размахивал руками и дрыгал ногами. Пережитый страх и студёная вода сковали мышцы. Его колотило.
– Ут-ут-утопить м-м-меня с-с-сюда привёз? – еле выстучал зубами.
– Это за нацика, заодно проверка на вшивость.
– За-за-шибись! Ни-ни-ништяк проверочка!..
– Ха-ха, я же для блезира тонул, а тебе реально чуть хана не пришла! Видел бы себя: барахтался, как котёнок, и такими преданными глазами на меня смотрел, ха-ха!
– Софка права: ты – неадекват. «Блезир», «блезир»!.. как придурок заладил! А если бы и у тебя, как у меня, судорогой ногу свело? Прикинь, сразу четыре ноги? Пошли бы оба на дно рыбок кормить.
– Я в этом озере с пелёнок плаваю. Никаких судорог.
– У меня тоже раньше никаких судорог. Тупая шутка.
– Харэ́ ныть. Сказал же, не шутка – за «нацика» проучил, в следующий раз фильтруй базар. А что не ссыкун, прыгнул – уважуха.
– Чуть не облысел от страха, когда ногу свело, ещё ты булькаешь и булькаешь… Думал, капец котятам, – не мог успокоиться Айнур.
– Да замяли уже! Впечатлительный ты, однако. Лучше скажи, что ещё мамзелька обо мне говорит?
– Больше ничего не говорит. Молча ненавидит.
Судя по выражению лица, ответ Палёному не понравился. Усмиряя новый прилив злости, подобрал камни, стал бросать в озеро.
– Домой когда поедем? – Айнур уже не клацал зубами. Тряска почти прошла. – Дед не велел за пределы деревни уходить.
– Откуда он узнает?
– Не узнает… всё равно поехали уже.
– Поехали, – пошёл Палёный к «Яве».
– Что такое «для блезира»? – задал вопрос ему в спину Айнур.
– Для вида.
– Впервые слышу. Откуда выкопал это слово?
– От соседа. Ему девяносто девять лет. Он и не такие словечки знает, ха-ха! Услышишь – уши в трубочку свернутся. Садись быстрее! На ночной дискач поедем. Уа, уа! – затанцевал, поднимая себе настроение.
На Айнура внезапно навалилась усталость.
«Я мог сегодня утонуть, – подумал он, но уже отвлечённо, как о постороннем. – если бы Палёный не придуривался и в самом деле тонул, нам бы обоим пришла хана».
Палёный выжимал из мотоцикла всю силу восемнадцати лошадей. Айнур, как ни старался прятаться за его спину, продрог – в озеро-то прыгнул в одежде, которая высохнуть не успела. Ветер, пробравшись под влажную футболку, нещадно хлестал ею спину. Мокрые шорты неприятно холодили тело.
– Задубел, что ли? – крикнул Палёный, почувствовав его дрожание.
– Терпимо, – отозвался Айнур.
– Может, сразу домой отвезти?
«Опять „на слабо́“ берёт?»
– На дискотеку, с тобой.
Внезапно «Ява» чихнула, спотыкаясь, стала терять скорость и наконец заглохла.
– Хана! – кратко сообщил Палёный, потолкав мотоцикл взад-вперёд.
– Сломались?
– Бензин кончился.
– Зашибись!
– Ну и зашибись! – зло проворчал Палёный, готовясь толкать мотоцикл.
Это был редкий день, когда Пардон согласился вынести колонки на улицу. Поставил, направив динамики в противоположную сторону от домов.
– Публика, слушай меня! Пардон, конечно, только на улице танцевать будем до первого ора вблизи живущих аборигенов, но, если повезёт, – до первых петухов. И никакого пива! Тем более – водки, – предупредил, настраивая аппаратуру. – Э-хе-хей! Ита-а-ак, начинаем! Вас приветствует ночной клу-у-уб «Сарай»! (Пардон сам придумал когда-то это шутливое название.)
Тыдынц, тыдынд! – задрожали динамики, превышая допустимый уровень децибелов, взметнулись вверх руки, зашевелились тела в центре импровизированного танцпола, задёргались в свете выносных прожекторов тени…
Софийка в ночном клубе «Сарай» была редким гостем. Не из-за возраста – подростков на дискотеке собиралось подавляющее большинство. Заглядывали скоротать время ребята постарше, активно посещали «танцы-шманцы» молодые семьи. «Сарай» был бесплатно-всенародным, поэтому популярным на несколько деревень, включая город.
Софийка не понимала смысла дёрганья под забойные ритмы. Да, бывало, Пардон ставил хорошие песни и даже, по просьбе семейных, – народные плясовые, но в большинстве – бумс-бумс, тымс-тымс! Сколько она ни пробовала – оставалась равнодушной, не подхватывала кураж остальных. А кураж-то приходил не только от ритмичной музыки… как не грозился Пардон закрыть «Сарай», если увидит пьяных, ушлые малолетки всё равно рисковали: тайком пили, курили и других подначивали – уходили в тень деревьев, возвращались заряжёнными. Софийка искренне огорчалась, попадая в такую атмосферу, – мальчишки и девчонки менялись на глазах – становились слишком раскрепощёнными, развязными.
«Палёный Айнура взял в оборот… „Ритка задумалась, постучав себя по груди. Что выбрать – розу или кружева?..“ – собственные мысли Софийки перемежались со строчками текста. Лёжа на диване, читала «Три твоих имени» Дины Сабитовой. Недавно распечатала, наткнувшись в Интернете. – В чём-то он хороший, а в чём-то как все мальчишки…»
Бум-бум! – застучала в стену бабушка, вызывая к себе кого-нибудь с Борькиной стороны. Она всегда так делала.
– Сбе́гаешь? – спросила мать, домывая сепаратор.
– Уже иду.
Лидушка в ночной сорочке встретила внучку на крыльце. Раздражённо сунула ей в руки сотовый.
– Кто-то обзвонился. Бессовестный! Разов пять. Не берут – угомонись. Нет – тру-ля-ля, тру-ля-ля!
– Шесть пропущенных.
– Кто это? – потирая ноющий локоть, хмуро поинтересовалась баба Лида.
– Лариска.
– От те на! Что ей? Ночь-полночь – звонит. Отключи совсем, не отвечай. Нормальные трудовые люди спать ложатся, а она, лентяйка, звонками донимает!
– Ладно, ба, успокойся. Не лентяйка она. Её дома только так гоняют. Иди, бабуль, спи. Разберусь сама. Иди, иди… извини, что разбудили.
Лидушка, ворча, вернулась в дом. Софийка села на ступеньку крыльца.
– Лор… что случилось? Да. Разбудила. Я не спала, читала. Не меня разбудила – бабушку! Зачем тебе Грин? Я его расседлала…
Лариска, болтая с подругой по телефону, медленно переставляла ноги.
– Ёкл! Не тебе – каблук застрял в щебне.
Сняв туфли, поплевала на каблуки, потёрла ладонью. Катька велела не корябать их. На цыпочках побежала к дому. Села на скамейку у забора под тусклым фонарём, прикреплённым к столбу.
– Видела бы ты, на каких я каблучищах!
Про недавнюю ссору Ларка и не вспоминала: она легко забывала про обиды, если ей что-то было нужно от обидчика.
– Шпильки. Катькины. Нет, не жмут. И удобные. Сама удивилась, как будто родилась в них. Только боюсь, не дойду до клуба, каблуки испорчу. Были бы мои, фиг с ними. Катькины же, дорогие. Софа, умоляю, своими ногами не дойду, нужны надёжные копыта твоего коня! Я же редко прошу о чём-то. Ёкл, подруга ты или нет? Это у вас дорога раскатанная, а у нас щебёнка. Какой мотик? Катька сказала, не разрешают брать, или обманула, не знаю, потому что из дома выходить не захотела. Завтра вечером уезжает. Через неделю в Турцию собралась.
– Лорик, а в нормальной обуви нельзя пойти? Или иди хоть в чём, а Катькины туфли с собой возьми, там переобуешься.
– У меня нет хоть чего, кроме галош, и то мамакины, нормальные туфли хотели к школе купить.
– Иди в галошах. Туфли с собой.
– Галоши? Вдруг забуду? Или украдут? Мамака не переживёт. Её любимые. Одну пару от порога кто-то увёл. Не наговариваю… Софа, пожалуйста, хотя бы отвези, а обратно я босиком вернусь! Туда? Босиком? Опять напоминаю – щебёнка! Больно и белая пыль на ногах. Нет уж, я сегодня хочу всех поразить, даже ноги побрила!..
– Совсем, что ли?! Теперь жди, волосы на ногах, как шерсть у овец, расти начнут. Пхих, махровыми ногами всех наповал сразишь!
– Это всё мифы. И мне не смешно… пффф!..так и знала: нет у меня настоящей подруги!
– Умеешь ты, Лорка, на совесть надавить… жди… только без седла.
– Ааа!
Софийка выводила Грина из конюшни тихо. Не хотела беспокоить родных. Думала: «Я же быстро. Зачем их будить и три часа объяснять, куда и зачем. Как любит говорить бабушка: „Длинные сборы – долгие проводы“. Оно мне надо?»
Почти дошла до ворот…
«Кулды-ы-ык!» – как всегда, внезапно закричал индюк, нарушая тишину.