– Нашёл чем хвастаться!
– Я не хвастаюсь!
– С гусями просто: берёшь палку и гонишь их. Только не бей.
– Запомню.
– Твоя мама – дочка дяди Вани?
– Ес.
– Почему вы раньше не приезжали?
«Начинается копание…»
Ответить Айнур не успел. Мимо, съехав на обочину, улюлюкая, пропылил на мотоцикле жилистый паренёк. Въехав на дорогу, крутанулся на месте. Встал.
– Палёный, неадекват, сейчас что-нибудь скажет, – прошептала Софийка, внутренне сжавшись. – Всегда вовремя, как прыщ на носу.
Палёный «Явой» преградил путь. Поставив ноги на землю, одной рукой придерживал руль, другой поглаживал короткий ёжик выгоревших на солнце волос. Белозубо щерился.
«Как в рекламе, блестит зубами, – подумал Айнур, оценивая мускулистость парня и его возраст. – По ходу, старше меня. Почему остановился? Стрёмно всё это… и Софка напряглась…»
– Марат. – Палёный резко протянул Айнуру ладонь лодочкой, едва парочка с конём добрела до него.
– Айнур, – неуверенно пожал Айнур сухие жёсткие пальцы, готовясь к подвоху. Не привык знакомиться вот так, с бухты-барахты.
– К Кряжу приехал?
– Ес.
– Погнали в футбол играть, – без обиняков предложил Палёный.
– Футбол? – опешил Айнур, ожидавший чего угодно, но не такого заманчивого предложения. – Без вопросов!
У него даже стопы сразу зачесались – так захотелось мяч погонять.
– Садись, – кивнул Палёный на заднее сиденье. – или… ты с этой мамзелькой?
– Кто его держит?! – взвилась Софийка. – Я же знаю, почему ты его позвал.
– Почему? – Марат сузил и без того узкие глаза.
– Да ну вас!
Софийка ловко закинула себя на Грина. С ровной земли! Впервые! Видимо, злость посодействовала. Конь, глухо стуча копытами, понёсся к реке. Тимошка бросился следом. Зря Айнур кричал и свистел: щенок его не признавал.
– Едешь? – потеряв удаль, вяло поинтересовался Марат.
«Мне кажется или он и вправду расстроился? Софка ему нравится! Однозначно! – обожгла Айнура догадка. Ехать куда-либо расхотелось, но идти на попятную – значит проявить слабость и выдать себя. – Зашибись! Я, кажется, ревную».
– Оф кос, еду.
Глава 9
За бревенчатой стеной шумно вздыхала тучная корова Фёкла.
Так же шумно на старом диване вздыхал Айнур, пробуя притянуть сон, однако в голову лезли ненужные мысли и обрывки прожитого дня.
Деревенские в футбол играли плохо, грязно, часто нарушая правила. Особенно беспредельничал Марат. Нагло бил по ногам, толкался и всё время повторял, объясняя свои действия:
«У нас настоящий, жёсткий футбол».
«В настоящем футболе за такое показывают красную карточку, – не смог промолчать Айнур. – Что за игра? Подкат сзади, умышленный удар…»
«Ты, типа, шаришь, а мы тормоза́ тут собрались?!» – суживая глаза, Марат пошёл грудью на Айнура.
«В любой игре есть правила, – повысил голос Айнур, тоже наступая на местного задиру. Он не боялся. Ростом был высок и привык, при необходимости, отстаивать личное мнение кулаками. – без правил не игра, а баранья беготня».
«Слушай, городской, не нарывайся! – продолжал петушиться Палёный. – твои понты здесь никого не интересуют, у нас свои правила, радуйся, что взяли, а то бы на речке коню Софулы копыта целовал!» – захохотал, обводя всех взглядом в ожидании поддержки.
Ребята жиденько посмеялись, понимая – новенький прав, однако идти против Палёного никто не хотел.
«Гоу эвэй! – вскипел Айнур. – В гробу видал такой футбол!»
«Вали! Тоже мне… Рональдо!.. – небрежно процедил Марат и, показывая, что городской его больше не интересует, побежал к мячу. Поддев ногой, подбросил, поймал руками, перекинул одному из Стрижей, то ли Мишке, то ли Гришке. Вскочил на «Яву». – Кто на речку? Быстро искупаемся, скоро стадо встречать…»
«Зашибись! Погонял футбол, называется! Ведь сразу же почувствовал, что не всё тут чисто. Лучше бы с Софкой на речку пошёл. Ну и чем не „карусель“? Не лето, а сплошные траблы…»
Пройдя некоторое расстояние, Айнур остановился. Огляделся. Сейчас он мог свернуть на речку и найти там Софийку, если она не ушла.
«Что за дела у неё с Палёным? Надо вникнуть в их тему. Пойти? Не пойду. Потом разберусь».
Домой не хотелось. Лёг на траву.
Лежал, разглядывая пустое небо. Потом закрыл глаза.
«Почему жизнь – неразбериха? Почему хочу видеть Софку?»
Божья коровка щекотала лицо. Добравшись до правой ноздри, заставила чихнуть. Айнур сел и увидел у себя вместо правой ноги протез в виде лошадиного копыта. Неожиданно над ним, держась за руль «Явы» и улюлюкая, пролетел по воздуху Палёный. Айнур вскочил и с криком «Целуй моё копыто!» бросился догонять. Палёный, обернувшись, пронзительно вскрикнул: «Кулды-ы-ык!» Сердце Айнура на секунду сжалось и вновь забилось бешено, разгоняя по телу жар…
«Тьфу, индюк! – вынырнул он из дрёмы, в которую погрузился, перейдя зыбкую черту воспоминаний. – Забить на всё и спать!»
Пробуя вернуться в сон, сунул голову под подушку, но повторный крик беспокойной птицы достал и там.
Вдалеке забрехала собака, за ней другая…
За бревенчатой стеной продолжала шумно вздыхать дедушкина корова.
– Импосибл, – пробормотал Айнур, окончательно проснувшись.
«В туалет хочется, а он на улице. Встать, не встать? Кто-то на крыльце бормочет… Дед? Молится, что ли? Встану…»
На ступеньках сидели мать и дед. Тихо разговаривали. Заслышав шаги, замолчали, одновременно обернулись.
– До ветру? – спросил дед.
– Чего? – не понял Айнур.
Мама рассыпалась бисерным смехом.
– Пап, он же городской… не понимает.
– Не понимает от нехватки общения со мной, чаще треба возить сюда. Сразу всё запонимает и работать научится, – гася басовитые нотки, приглушённо прогудел дед.
– Мне кто-нибудь скажет, до какого ветра?
– «Сходить до ветру» – значит в туалет, – объяснила мама.
– А-а-а… – разочарованно протянул Айнур.
Удаляясь от них, порадовался: «Мазер подобрела чуточку и разговаривать начала. Хорошо, что мы приехали сюда».
…Кряж, потирая культю, продолжил прерванный разговор:
– Не откладывая в долгий ящик, утром с Булатом и отправитесь.
– Не знаю.
– Прекращай хандрить. Дождёшься – муж бросит, жизнерадостную найдёт.
– Пусть.
– Как пусть? А сын? Или самолюбие дороже? Почему в больницу не идёшь?
– Боюсь… вдруг скажут… вдруг, как у мамы…
– Не как у мамы! – отрезал Иван Фёдорович. – Треба провериться. Боишься в больницу – отправляйся к этой… Марийке в Низовке. Всё! Точка!
Вика насупилась.
Иван Фёдорович, растеряв в одночасье все нужные и подходящие слова, поднялся. Опираясь на перила, поскакал вверх по ступеням. Отправился спать с тяжёлым сердцем.
…Айнур, выйдя из туалета, увидел, как скачет дед. Мать сидела, уткнувшись лицом в колени. В свете луны она снова показалась неким фантомом, холодным, неживым. Сердце Айнура сжалось. Захотелось плакать. «Почему дедушка и мама такие невезучие?»
– Мам, идём спать, – тронул острое плечо.
– Иди… я сейчас, – отозвалась она, не поднимая головы.
Утро кукарекало на все лады.
Петух Кряжа задал тон соседским крикунам – и понеслось!
Иван Фёдорович процеживал молоко. В сени выскочил взъерошенный со сна Булат. Поглядывая на дверь, выпалил скороговоркой:
– Едем в Низовку! Сама решила. Ночью растормошила: «Поехали к ведьме». Вот такой вот тюрлих-натюрлих, батя.
– Отличный натюрлих! – просветлел лицом тесть. На радостях рука дрогнула, молоко плеснуло мимо ведра. Кот Бука, каждое утро инспектирующий хозяина, тут же принялся лизать. – Благая весть по утречку день делает.
Булат шёпотом продолжил:
– Сомневаюсь я, конечно, что какая-то хиромантия поможет…
– Главное, лёд тронулся, – поставив пустое ведро на пол, ободряюще сжал его локоть Кряж.
О ночном разговоре докладывать не стал.
Айнур проснулся с лёгким сердцем. Ночная тревога рассосалась. В доме никого не было. Пахло парным молоком. На улице дед увещевал домашних птиц, раздавая им корм. Кур просил не толкаться, ругал настырного петуха, стыдил уток.
Айнур вышел из дома.
Тимошка крутился у забора, утаптывая свежескошенную траву. Дед расправился-таки с бурьяном.
– Предатель! – сказал Айнур, подойдя к щенку.
– Это ты предатель! – послышалось с обратной стороны.
– Софийка?
– Индюк.
– Тогда в суп тебя! Всю ночь спать не давала.
– Иди, иди, кыш!
– Это ты мне?
Софийка не ответила. На отдалении послышалось клокотание индюка и голос бабы Лиды:
– Индюшку ему надо.
– В суп его надо: всю ночь орал.
«Ого, мои слова в зачёте, значит, шутка прокатила!» – приободрился Айнур.
– Ещё один подзаборник! – сердито крикнул дед от крыльца. – Что вам там? Тимоха, пёс одержимый, скребёт доски сутки напролёт. Теперь ты за компанию рядом околачиваешься. Айда-пошли, кормить тебя буду!
– А куда делись парентс? – спохватился Айнур.
– Парец – хто?
– Родители.
– Уехали.
– Куда? Без меня!
Кряж, что-то пробубнив, исчез за дверью.
Недовольный Айнур побежал к дому.
Булат всё представлял иначе. Думал, приедут к морщинистой тётушке с усталыми мудрыми глазами. Поведёт она их в тёмные комнаты с плотными занавесками на окнах и оплывшими свечами в чугунных подсвечниках. Будет тётушка пристально смотреть на пляшущие огоньки, а потом перед Викой делать руками таинственные пассы и, скорбно вздыхая, строгим голосом задавать вопросы.
А их встретила конопатая улыбчивая молодайка в лёгком весёлом платье. Глаза, большие и ясные, смотрели наивно-удивлённо, будто она только-только вылупилась на свет божий и ещё ничего толком не успела разглядеть.
– Марийка? – на всякий случай уточнил Булат, крепко сжимая сухую ладонь упавшей духом Виктории.
Женщина, точнее, девушка сморщила вздёрнутый носик и, едва успев отвернуться, чихнула.