Однако на земле дело шло совсем иначе, и, направляя пегаса то вправо, то влево, закладывая виражи, с налета снося Черным Мечом покрытые лазотепом головы, Гидеон это прекрасно видел.
Там, внизу, мироходцы – за редкими исключениями – слишком уж приближаться к Вековечным избегали, предпочитая уничтожать врага с помощью магии, издали. Да, это было вполне понятно, но не всегда действенно… и, разумеется, порождало еще большее возмущение со стороны гильдейских.
Одно из немногих исключений являл собой лично Анграт. Маг-пиромант, минотавр воспламенил тяжелую железную цепь и в самом деле, вращая оружие над головой, с каждым ударом выводил из строя по четверо, а то и пятеро Вековечных.
И далеко углубился во вражеский строй. Слишком уж, правду сказать, далеко, если вспомнить о том, что Вековечным всего-то и требовалось – ухватить его покрепче да понадежнее. Как правило, длина цепи заставляла их держаться поодаль, однако порой столкновение оружия с лазотеповой броней гасило размах, и тогда минотавр оставался совершенно беззащитным.
Вот тут за дело, покидая пределы досягаемости цепи и прикрывая Ангратову спину, бралась Уатли. Возможно, симпатий к минотавру она не питала, но и бросать его на погибель вовсе не собиралась.
Воодушевленные успехом их пары, в ближний бой с врагом ввязались еще несколько мироходцев – и не без успеха. Не без успеха… однако опасность тоже заметно возросла и снова сделалась очевидной, когда двое Вековечных, изловив мироходца-ведалкена, досуха высосали его у всех на глазах. Один из Вековечных немедленно запылал, а Искра злосчастного ведалкена яркой дугой взвилась к небесам, устремилась к площади – к Боласу. Второй Вековечный тоже вспыхнул огнем – благодаря мстительному Анграту, захлестнувшему неупокоенную тварь концом цепи и дернувшему на себя, в то время как Уатли, вновь прикрывая тыл минотавра, вонзила клинок в сердце еще одного Вековечного, бросившегося к Анграту сзади.
Ясное дело, судьба ведалкена нагнала страху на остальных мироходцев: те вновь дружно отхлынули назад, вновь принялись обстреливать противника издали.
И все-таки даже это не слишком им помогло. Ручища Ронаса мелькнула в воздухе быстрее Ангратовой цепи, выхватив из общей массы еще одного мироходца, бритоголовую человеческую женщину, осыпавшую Вековечных градом смертоносного металла – таков уж был ее магический дар. В последние секунды жизни она попыталась призвать на помощь новую тучу шрапнели, поразить Вековечного Бога с тыла и освободиться, но поздно – слишком, слишком поздно. Вековечному величиной с Ронаса шрапнель ощутимого урона не нанесла, а в следующую секунду Искра мироходца перешла к «жнецу». Гидеон всей душой понадеялся, что Змееглавый, если уж так получилось, сгорит подобно прочим Вековечным, собиравшим для Боласа урожай, но нет, не тут-то было. Как оказалось, Вековечный Бог обладал способностью и собирать Искры, и переправлять собранное повелителю, и при том оставаться в строю. Двинувшись дальше, Ронас легко, сам того не заметив, растоптал сразу двух биомантов из гильдии Симиков.
Разумеется, все это напугало уцелевших мироходцев еще сильнее, что не могло не сказаться на их воинской доблести, да и воинам гильдий тоже не слишком-то помогло. В рядах защитников города прочно укоренился страх.
Однако Гидеон был духом куда как крепче.
Тут Ронас обратил внимание на бой в воздухе и сразу же сделался весьма серьезной проблемой. Если летучих Вековечных, не обладавших ни душою, ни чувствами, ни хоть какой-то независимостью мышления, прекрасно вымуштрованные, азартные, свободно мыслящие Небесные Рыцари Аурелии переигрывали без труда, то Вековечного Бога превзойти не могли. Змееглавый исполин сбивал их с неба на землю направо и налево. Видя такое, Гидеон решил: настал час раз и навсегда выяснить, на что способен его Черный Меч.
– Давай, дружок, – шепнул он пегасу.
Обет повиновался без промедления. Легонько тронув поводья, Гидеон направил пегаса в брешь между двух Вековечных дрейков, одному из которых мимоходом рассек брюхо вдоль, до самого спинного хребта, и устремился к Вековечному Богу со стороны его левой руки.
За долю секунды до этого Ронас хлестким ударом наотмашь сшиб наземь птицу рух с наездником. Завершая дугу, рука божества на миг развернулась раскрытой ладонью кверху. Большего Гидеону не требовалось. Спрыгнув с пегаса, он приземлился прямиком Ронасу на ладонь.
Голова Вековечного Бога повернулась к нему. Несмотря на лазотеповую броню, покрывавшую змеиную голову, несмотря на отсутствие хоть какого-либо подобия истинного самосознания, на морде Змееглавого словно бы отразилось… удивление. Однако длилось это недолго. Исполин сжал Гидеона в кулаке, пытаясь вытянуть из нежданной добычи Искру. Из щелей меж пластин лазотепа хлынул наружу яркий пурпурный свет.
Но Гидеона надежно хранила ослепительно-белая аура. Воин оставался неуязвимым, недосягаемым. Коснуться его кожи или хотя бы одежды Ронасу не удалось. Конечно, оказаться стиснутым (и едва не раздавленным) в кулачище гигантской кобры это, знаете ли, совсем не пикник на цветущей лужайке, но иеромантия Гидеона в немалой (увы, не более) мере защищала его и от этого.
На морде Ронаса вновь, пусть ненадолго, отразилось настоящее чувство – на сей раз замешательство: отчего, дескать, этот мироходец не умирает?
Чтоб рассмотреть Гидеона внимательнее, Змееглавый Бог поднял его повыше, поднес к самому носу. И вновь – вновь Гидеону Джуре большего не потребовалось. Слегка подавшись назад, он с маху, всей тяжестью навалившись на рукоять, вогнал острие меча в глаз Бога-Кобры, а Черный Меч, клинок, пьющий души, тут же втянул в себя все остатки сущности Ронаса и заметно потяжелел – Гидеон это сразу почувствовал. Возможно, не в материальном, вещественном смысле, но в моральном, духовном, магическом – наверняка.
Ронас вмиг превратился в иссохший труп, в почти такую же мумию, как и высосанные им мироходцы, а мумия у всех на глазах рассыпалась в прах. С исчезновением его ладони Гидеон утратил опору и полетел вниз, а ведь бог поднял его на добрую сотню футов! Аура или не аура, падение обойдется недешево…
И вправду, худо ему пришлось бы, если бы устремившийся вниз Обет не успел подставить всаднику спину. Передняя лука седла вонзилась в самые ребра, но аура неуязвимости снова уберегла.
«И все равно больно».
Однако победа этого стоила.
Со всех сторон загремели ликующие крики.
«С этим покончено», – подумал Гидеон.
То же самое думала в эту минуту улыбающаяся Аурелия, и Уатли, и Анграт, и все до единого на поле боя, кроме разве что Вековечных. Воодушевленные, защитники города устремились в атаку. Теперь Вековечные – если не все, то, по меньшей мере, эти – были уж точно обречены.
Гидеон сел прямо, обхватил ногами бока крылатого коня, с высоты небес окинул взглядом площадь. Мысли его вновь обратились к Лилиане, и с этим он ничего поделать не мог.
Он знал: за ее головой отправился отряд Джейса. В глубине души Гидеону очень хотелось направить пегаса следом, удержать их, спасти Лилиану. В глубине души ему все еще верилось, будто она исправима. Но воин понимал: больше ее защищать он не вправе: на этот раз Лилиана Весс зашла слишком уж далеко…
Картина тридцать пятая. Лилиана Весс
Отсюда, издалека, всех подробностей боя Лилиана разглядеть не могла, но гибель Ронаса почувствовала (связь со Змееглавым Богом то всплывала на поверхность сознания, то уходила в глубину: прочие Вековечные тоже порой требовали немедленного внимания). Гибель Вековечного Бога принесла облегчение: одним подопечным богом, одним нелегким бременем сделалось меньше.
«И много меньше невинных жертв на моей совести… вернее, на том, что мне ее заменяет».
Разумеется, на сто процентов уверенной в сем она быть не могла, но охотно поручилась бы: причиной окончательной смерти Вековечного Бога послужил старый добрый Бифштекс, а от этого на душе тоже сделалось несколько легче. По сути дела, Гидеонова неуязвимость надежно берегла его от действия Заклинания Старейшин. Когда все прочие мироходцы падут, Гидеон Джура по-прежнему останется в строю, с Черным Мечом, стремясь покончить с Боласом…
Помочь ему в этом Лилиана, конечно же, не могла: договор, заключенный с драконом, не позволял. Однако желать Гидеону победы условия договора не запрещали, а желать победы Николу Боласу Лилиане и в голову бы не пришло.
Сказать откровенно, она изо всех сил – не преступая рамок договора – старалась помешать дракону, где только возможно, уменьшить чинимое им зло и смерть, насколько сумеет. Свободу действий Боласовых Вековечных она урезала до жалких крох, а помощи им оказывала и того меньше. И настрого запретила им входить хоть в одно из зданий – пусть даже следом за жертвами. Говоря откровенно, если бы большему числу жителей Равники хватило ума не высовывать носа на улицы, то и резня в этот день оказалась бы далеко не настолько масштабной. Теперь, когда Заклинание Старейшин позволило Вековечным различать Искру каждого мироходца, задача усложнилась, но Лилиана по-прежнему старалась препятствовать им, в чем могла, не привлекая внимания дракона.
«То есть… чего еще они, учитывая мое положение, могут от меня ожидать?»
Поэтому она, разумеется, желала Гидеону победы.
«Ну, а если Гидеон победит?.. Да, знаю: сегодня я переступила черту. И не одну. И далеко не одну».
Однако объяснить Бифштексу прежние «переходы черты» ей удавалось. Перехитрить Гидеона, исподволь убедить его в собственной правоте ей всегда удавалось без особых трудов.
А значит, она еще сможет спастись.
«Ну, конечно, смогу…»
Картина тридцать шестая. Тейо Верада
Не то, чтобы он никогда прежде не видывал зелени. Видел, конечно же, видел. Все-таки Гобахан – не одни только песчаные дюны. Скажем, в Оазисе, на городской площади, имелся небольшой парк, а при монастыре – собственный сад. Но вот, поди ж ты, Тейо Верада опять почувствовал себя так, будто, покинув какой-то крохотный мирок, оказался в (или на?) мире сплошных чудес. Такого разнообразия оттенков зеленого он уж точно в жизни не видал – да еще не снаружи, внутри! Ползучие стебли тянулись на сотню, на две сотни футов вверх, карабкаясь по мрамору стен, цепляясь за перила галерей. По вымощенному каменной плиткой полу стелились кусты, деревца… если честно, для описания открывшейся перед ним картины ему попросту не хватало слов.