Как ни странно, горгона не возражала.
Тут изображавшая Гекару марионетка, словно бы по собственной воле, метнула во Враску и Рала Зарека лезвия бритв, причем вполне настоящие. Бросок оказался не настолько силен, чтоб нанести главам гильдий Иззетов и Голгари сколь-нибудь серьезный урон, но одна из крохотных бритв оставила на плече Рала небольшой порез, другая же чиркнула Враску по щеке, и вниз, к уголку ее рта, потекла тонкая струйка крови. На миг Кайя встревожилась: уж не смазаны ли лезвия ядом, – но Крыса, заметив ее опасения, отрицательно покачала головой.
– Нет, чистые, – заверила она. – Но на обратном пути дело может обернуться иначе, смотря чем кончится разговор.
Кукольники уступили место клеткам с чудищами. На каждой из клеток восседал дьяволенок в маске, готовый в любую минуту выпустить своего ужасающего питомца на волю. Питомцы их, жуткие паукоподобные твари, пыхтели, сопели, визжали, выли, а величиной не превосходили енота, но, с другой стороны, здесь, на тесной и узкой лестнице, даже создание размером с енота могло нанести любому из их отряда солидный урон. Дьяволята буйно хохотали и раз за разом тянули руки к задвижкам, грозя отворить дверцу клетки. Тейо всякий раз вздрагивал, втягивал голову в плечи, но это лишь подзадоривало, вдохновляло дьяволят на новые проказы.
На стенах внахлест красовались сотни старых, рваных афиш и плакатов. Одни зазывали на некие вековой давности представления, содержание же других (таких было значительно больше) состояло из оскорблений в адрес какой-либо из прочих гильдий, причем самыми распространенными, самыми популярными мишенями служили Орзовы, Азориусы и Боросы. Остановившись, как вкопанная, Кайя уставилась на один из плакатов, казавшийся не менее древним, чем остальные, однако изображавший ее, Рала, Враску и Лавинию свисающими, точно марионетки, каждый со своей нити, туго затянутой на горле. Головы склонены на сторону, языки вывалены наружу, руки и ноги бессильно обвисли, лица посинели и вспухли… Кукольником, державшим в руках все эти нити-удавки, была рисованная марионетка, изображавшая Гекару, а ее, в свою очередь, дергал за нитки сам Осквернитель. Пожалуй, теплого приема внизу все это не предвещало, однако делать было нечего. Кайя перевела дух и двинулась дальше, а, оглянувшись назад, увидела, что Тейо тоже остановился взглянуть на плакат. Левая щека мальчика заметно дрогнула.
«Еще немного, и парнишка нервный тик на всю жизнь заработает…»
По-видимому, Крыса тоже что-то заметила и потащила Тейо за собой.
– Чего ты? Про тебя-то плакатов тут нет!
– Пока нет, – с опаской поправил ее Тейо.
За дьяволятами и их питомцами расположились огнеглотатели, извергавшие изо ртов струи пламени. Тейо вскинул руку, чтоб сотворить щит, но Крыса, придержав его за локоть, отрицательно покачала головой:
– Так ты их только раззадоришь. Лучше просто смотри внимательнее: как вдохнет, тогда мимо и проходи.
По пути вниз Рал с Враской держались настороже, но стойко. Каждый был глубоко погружен в тягостные раздумья, главным предметом которых, скорее всего, служила Гекара. В какой-то мере о гибели ведьмы бритвенных лезвий скорбели все, кроме Тейо, который ее не знал. Гекара была тем сверхъестественным клеем, на котором держалась их дружба – крайне маловероятная. Когда Враска предала всех, чем, можно сказать, погубила Гекару, вся дружба разом и кончилась. В отсутствие Гекары даже меж Кайей и Ралом, ничего дурного друг другу не сделавшими и причин для взаимного недоверия не имевшими, словно бы пролегла трещина. Отчасти из-за того, что Рал держался с Гекарой холодно, пользовался ею в собственных интересах, ни на минуту не признавая, будто она ему дорога, хотя, конечно, в итоге осознал, насколько она ему небезразлична… но слишком, слишком уж поздно. Кайя знала: теперь ему стыдно за это, и не без оснований подозревала, что в глубине души (в самом иррациональном ее уголке) Зарек зол на нее, на Кайю, относившуюся к Гекаре с неизменной дружеской теплотой и никогда этого не стеснявшуюся. Впрочем, главным-то образом он попросту злится на себя самого…
– И о Тамике беспокоится, – добавила Крыса.
«А Крыса, определенно, чуточку ясновидящая. И – да, разумеется, Рал беспокоится о Тамике: ведь Тамика нигде не видно с самого появления Боласа. Должно быть, Рал с ума сходит…»
Кайя взглянула на Рала с сочувствием, но тот даже не смотрел в ее сторону и, конечно, ничего не заметил.
Чем глубже, тем жарче, душней становилось вокруг, и вовсе не только из-за огнеглотателей. Алые лавовые прожилки в сходящихся кверху стенах здесь становились шире, раскаленная лава текла быстрее, капала на ступени, так что ее приходилось с осторожностью огибать, иначе легко останешься без башмаков, а то и без ног.
Вскоре огнеглотателей сменили моноциклисты, то впечатляюще замиравшие, чудом удерживая равновесие, то разъезжавшие взад-вперед (на пару-другую дюймов, не более) на агрегатах, словно бы предназначенных для камеры пыток: спицы – колючая проволока, клинки на оси, сиденье из лезвия топора… Многие ездоки истекали кровью, и каждый рвался вперед – изрезать, нашинковать кого-нибудь из пятерых пришельцев на ломти. Один, очевидно, даже не видевший Крысы, едва не отсек ей ступню. Но подобная жизнь на грани катастрофы для Аретии Шокта, похоже, была обыденностью: за долгие годы девчонка привыкла блюсти осторожность, оставаться начеку в любой обстановке, и легко избежала опасности.
Наконец последняя ступень осталась позади, а Вестибюль завершился Площадью Празднеств. Здесь, у подножия лестницы, стояли на страже два исполина-огра в масках – из настоящих огрских черепов. Тут Кайя замедлила шаг, однако огры и глазом не повели, как будто все пятеро – Крысы, а потому Кайя, как ни в чем не бывало, двинулась дальше, через просторную площадь перед дворцом. В центре площади красовался потрескавшийся, изрисованный граффити фонтан, увенчанный мраморной фигурой кентавра. Под определенным углом статуя выглядела на удивление изящно, но, подойдя ближе, Кайя увидела, что от фигуры получеловека-полуконя, будто кувалдой, отколоты изрядные куски мрамора. Вода, сочившаяся из разбитых каменных губ, уходила наружу сквозь трещину в мраморной чаше и текла вниз сквозь трещину в полу, откуда вновь поднималась наверх – в виде пара.
Над головами покачивались на ржавых крюках пустые трапеции, а вдоль излохмаченного каната самозабвенно скользила одинокая юная канатоходка с тонкими, будто поросячий хвостик, косичками, в черно-красном шутовском трико. Невероятная грация ее движений привлекала взор. Но, стоило канатоходке бросить взгляд вниз, на новых зрителей, Тейо невольно ахнул. Ее веки и губы были накрепко сшиты, стянуты суровыми нитками!
Вокруг стояли пустые клетки, настолько большие, что могли бы вместить чудовище величиной с человека, и все, абсолютно все, было хаотично заляпано бурыми брызгами – очевидно, брызгами самой настоящей крови.
У дальнего края Площади Празднеств, возле помпезного парадного входа в Рикс Маади, несли караул еще двое огров в масках из черепов. Эта пара, как и двое первых, словно бы не заметили ни Кайи, ни остальных, однако небольшой отряд в нерешительности задержался на границе зловещего алого зарева, исходившего изнутри. Но тут Враска буркнула:
– К дьяволу все это! – и решительно шагнула под готическую арку дверного проема.
Рал с Кайей, переглянувшись, последовали за ней. За ними, стараясь не отставать, двинулись Тейо и Крыса.
Фасад Рикс Маади являл собой в буквальном смысле слова фасад. Наружность. Видимость. За ним никакой иной архитектуры не имелось – только обширная вулканическая пещера природного происхождения. Над огромным – не меньше озера Керу в родном мире Кайи – лавовым озером в центре пещеры курился пар, уходивший наверх сквозь естественные дымоходы, вероятно, тянувшиеся к самой поверхности Равники.
К этому времени все пятеро жутко взмокли – даже рожденный в пустыне Тейо.
– Это не от жары, – пояснил он, пожав плечами. – Это от влажности.
Над лавовым озером крест-накрест тянулись каменные мосты. Под потолком крест-накрест тянулись стальные тросы, с которых свисали ржавые клетки да крючья. В полу тут и там виднелись углубления, доверху заполненные кровью, а между ними, свернувшись клубком, дремали церберы. В стенах, точно оспины, зияли многие дюжины дверей, ведущих во многие дюжины комнат. Из одних доносился хохот, из других – пронзительный визг, из третьих – то и другое разом. Слева, на уровне пола, в стене имелся обширный проем, окутанный сверхъестественным облаком чистого мрака. Из мрака веяло зловонным бризом. Отчего-то все это вогнало в дрожь даже истребительницу призраков.
– Куда же все подевались? – поравнявшись с Кайей, шепнула Крыса. – Обычно в Рикс Маади от трюкачей не протолкнуться. Ни разу в жизни не видела здесь этакого запустения.
Кайя сощурилась, вглядываясь в красноватый сумрак. Кроме церберов да изредка шнырявших из угла в угол крыс, вокруг не было ни души – ни живой, ни мертвой – не считая их пятерых. И тут, словно откликнувшись на слова Крысы, перед ними, в клубах багрового дыма, возникла устрашающая фигура.
– Кавалерственная дама Экзава, – шепотом пояснила Крыса. – Новая «правая рука» Осквернителя.
Мало-помалу дым рассеялся, и Кайя смогла разглядеть Экзаву как следует. Высока ростом, мускулиста; очевидно, человек… Лицо ее было скрыто под огромной, искусно сработанной маской, украшенной двумя парами рогов демонов – вполне возможно, настоящих. Тугой корсет подчеркивал ширину груди и стройность обнаженной талии. Кроме этого, в глаза сразу бросались высокие, до середины бедра, сапоги и широкий пояс, увешанный множеством острых железных клиньев, сплошь в красных пятнах – очевидно, все в той же крови. Стоя на небольшом помосте, она окинула четверку презрительным властным взглядом, а Крысы, конечно же, не заметила.
Кайя, Враска и Рал переглянулись и дружно склонили головы.
– Мы, – церемонно заговорил Рал, – глубоко чтим тебя, Экзава, как кровавую ведьму редкого дарования, и просим об аудиенции с твоим господином, Ракдосом Осквернителем.