На миг, всего лишь на краткий миг, столь глупое оскорбление его величия ввергло Боласа в замешательство, в недоумение, и Лилиана это почувствовала. Продлилось оно недолго, немедля сменилось безмерным презрением к этакой мелкой, бессмысленной грубости, но хоть на секунду…
«Проклятье, вот это забава! Пожалуй, дело того стоило. Ну, почти, почти…»
Между тем Вековечные маршировали к дракону, и последствия не заставили себя ждать. Не для него, разумеется – для Лилианы. Ее глаза и ладони испускали токи пурпурной с черным магической силы, сообщавшей ей власть над нежитью Боласа. Но, стоило ей отречься от договора, татуировки на теле вспыхнули вулканическим жаром, вмиг превратились в трещины, явившие взору алое пламя, которое с невероятной быстротой принялось пожирать ее изнутри… и не только изнутри – снаружи! Лилиана почувствовала, что буквально рассыпается в пепел. В ноздри ударила вонь горелого мяса. Одежда, кожа… все тело таяло на глазах.
Болас едва ли не скорбно покачал головой, но Лилиана знала: он вовсе о ней не скорбит. Ничуть ее не жалеет. Он просто считает ее прискорбно, прискорбно жалкой.
«КАКАЯ БЕССМЫСЛЕННАЯ УТРАТА», – в последний раз прозвучал в голове его голос.
Ореол его магической силы – чистой, незамутненной энергии – не подпускал к дракону Бонту с Окетрой. И все же Лилиана не сдавалась, гнала и гнала Вековечных вперед. Быть может, продержавшись еще чуть дольше, она сумеет протолкнуть Богов-Вековечных сквозь оборону дракона?
«Только бы достать… только бы дотянуться… ухватиться покрепче… и они смогут высосать его досуха, подобно всем тем, кого сегодня уже погубили…»
Увы, ее время было на исходе. Лилиана Весс умирала: по собственной воле, за дело, которое еще неизвестно, чем кончится, придя на помощь людям – друзьям – хотя они, весьма вероятно, вскоре погибнут, проклиная ее имя…
Вдруг на плечо легла чья-то ладонь. Решив, будто к ней подобрался Вековечный, отбившийся от остальных и посланный Боласом за ее Искрой, Лилиана обернулась.
Позади стоял Гидеон. Израненный, руки в крови, но все тот же рослый красавец, он… он улыбался ей.
И с этой улыбкой расширил пределы ауры неуязвимости, накрыв ею и Лилиану.
«Нет, не расширил… он дарит, отдает ее мне!»
Мысли пустились вскачь.
«Стой, – невольно подумала Лилиана. – Сделаешь так – и примешь на себя мое бремя, мое проклятие, оставшись беззащитным. И это погубит тебя вернее верного. А ведь тебе совсем ни к чему умирать. Если кому и жить дальше, так это тебе, не мне».
Но Гидеон попросту вновь улыбнулся и покачал головой. Казалось, мысли его так ясны, будто перед Лилианой не он, а Джейс Белерен: «Многие отдали жизнь, чтобы остановить Боласа. Пусть же я стану последним».
«Прошу тебя, Гидеон…»
– На этот раз, Лилиана, я героем стать не смогу, но ты сможешь, – прошептал он.
Окутывая Лилиану, аура неуязвимости замерцала, засияла невиданной белизной, не позволила ей рассыпаться в прах, вновь собрала, связала в единое целое, исполнила сил, исцелила раны.
Ну, а смертоносная черная магия нарушенного договора потянулась к Гидеоновой ладони, переходя от Лилианы к нему. На коже израненных рук зловеще замерцали узоры ее татуировок, и Гидеон вспыхнул, рассыпаясь в прах – точно так же, как Лилиана всего-то пару секунд назад.
– Сделай же так, чтобы это не оказалось напрасным, – сказал он, а может, подумал, а может… как знать?
Оглянувшись (вот теперь по щекам вправду катились слезы), Лилиана кивнула в ответ… или только хотела кивнуть? Гидеон там, за спиной, умирал: никогда не блиставшая способностью к сопереживанию, Лилиана отчетливо чувствовала его предсмертные муки. Гидеон запрокинул голову, смежил веки, громко, протяжно ЗАВЫЛ…
Картина шестьдесят первая. Китеон Иора
Гидеон запрокинул голову, смежил веки, громко, протяжно ЗАВЫЛ… но тут же умолк.
Боль вдруг исчезла, как не бывало. Вокруг стало тихо. Нет, не совсем уж тихо. Да, лязг оружия, грохот и свист магических атак – все звуки смерти и разрушения смолкли, однако где-то невдалеке щебетали птицы. Стрекотали сверчки. Журчал ручеек. Все это казалось настоящей музыкой.
Не без опаски открыв глаза, Гидеон опустил взгляд, оглядел плечи, ладони… Надо же, цел и невредим! Не рассыпается в пепел, как всего пару секунд назад. Даже не истекает кровью. И осколки Черного Меча, и татуировки Лилианы пропали без следа.
А что с одеждой? Латы тоже исчезли, сменившись… а ведь такое носят на Теросе, на его родине!
Гидеон огляделся вокруг. Да, это вовсе не Равника…
«Я на Теросе!»
Вокруг простирались поля, за холмом высился город – Акрос. Лоб овевал прохладный, нежный ветерок, лучи солнца ласкали душу.
«Выходит, я ушел с Равники на Терос? Нет. Бессмертное Солнце не пустило бы. Может, воспоминания? Прошлое?»
Однако вновь молодым он себя вовсе не чувствовал. Наоборот, казался себе куда старше, чем когда-либо прежде, неимоверно усталым… разве что боль прошла. А шрамы на руках? Да, кое-какие остались еще с Тероса. Но этот, большой, заработан на Амонхете, а вот и несколько новых, от осколков клинка.
«Значит, это не прошлое. Это мое настоящее. Все, что осталось от моего настоящего».
Вначале он их почуял, а затем и увидел. Казалось, они возникли из ниоткуда – из лучей солнца, из журчанья ручья, из дуновения ветра.
Нерегулярные…
Вот Драсус. Он был тремя годами старше Гидеона, и сейчас, неподвластный времени, ничуть не изменившийся с тех давних пор, выглядел дьявольски юным.
А вот Эпикос. Бритая голова. Обнаженная грудь. Серьга в мочке правого уха. Упругие мускулы. Белозубая улыбка.
А вот и Малыш Олексо. Младшему из Нерегулярных, ему никогда уж не подрасти, никогда не стать ни днем старше… Глядя на идущего навстречу мальчишку, усталый, невероятно древний Гидеон только диву давался: как мог он позволить такому мальцу драться с врагом вместо того, чтобы просто расти? Хотя… кем сам-то он был в те давние дни? Таким же мальцом…
Ну и, конечно, Зенон. Рослый, стройный. Копна нечесаных волос, тот самый сетесский зеленый плащ, которым Зенон всегда так гордился… Идет, и, подобно всем остальным, улыбается другу: давненько, дескать, не виделись!
Драсус, Эпикос, Олексо, Зенон. Нерегулярные. Нерегулярное Войско Китеона – ведь здесь и сейчас он больше не Гидеон Джура. Сейчас он, в конце концов, вновь стал Китеоном Иорой. Нет, не вернулся в прошлое: телом как был, так и остался прежним – израненным, седеющим воином. Но, несмотря на это, опять стал самим собой – тем же, кем был до тех пор, пока чужие языки чуждых миров не исковеркали его имени. Тем же, кем был до тех пор, пока за хвастливыми, показными деяниями не позабыл, кто он таков. Да, долго же, долго он отвергал настоящее имя. Настала пора принять его снова.
«Я – Китеон Иора. Я среди друзей».
С этой мыслью он раскрыл было рот, чтоб попросить прощения, сказать им, как стыдится былой гордыни, как сожалеет о том, что повел их на гибель многие годы назад. Но Драсус с легкой насмешкой во взгляде покачал головой, и одно это заставило Гидеона сдержать язык, не проронив ни слова. Все четверо улыбнулись ему и дружно хлопнули по широким плечам. На миг Гидеона охватила печаль по новым друзьям – по Чандре, и Ниссе, и Джейсу, и Аджани, и Аурелии, и даже по Лилиане, и по многим, многим другим. Он здесь, с ним все в порядке. Они остались на Равнике, по-прежнему в беде. Однако случившееся с Гидеоном, его нежданное настоящее, внушало надежду: для них, оставшихся там, тоже не все потеряно.
Они уцелеют. Их спасет Лилиана. А может, Джейс. А может, врага одолеют все вместе.
А может, и нет.
Но если смерть такова, выходит, даже она – исход не столь уж плохой.
«Ну, а если моя оказалась не столь уж плохой, можно надеяться, что и с друзьями судьба обойдется не хуже».
С неба светило солнце. Над землей веял прохладный ветерок. Неподалеку звонко журчал ручеек. Всюду царила безмятежность, а он, Гидеон, наконец-то обрел покой. Покой и искупление…
Картина шестьдесят вторая. Лилиана Весс
Стоя в каком-то дюйме (а может, и в целом мире) от Лилианы, Гидеон блаженно улыбнулся, а в следующий миг его улыбка, и зубы, и кожа, и глаза – его открытое, миловидное, мужественное лицо – замерцало адским жаром ее татуировок, огнем нарушенного ею договора.
«Нет! – взмолилась она, видя, как смертоносный огонь тянется к ней, будто пытаясь лизнуть, испепелить ее плечо, но даже опалить кожи, благодаря Гидеонову дару, ауре неуязвимости, не может. – Возьми ее назад… Прошу тебя…»
Но Гидеон только по-прежнему улыбался – до той самой секунды, пока на глазах Лилианы, окутавшись вспышкой черного пламени, не обратился в пепел.
Обгорелые латы с лязгом упали к ее ногам, а пепел подхватил и унес ветер. Лилиана подняла взгляд на Боласа. Дракон лучился самодовольством, и Лилиана с яростным воплем вновь погнала Богов-Вековечных вперед…
Картина шестьдесят третья. Чандра Налаар
Выбежав на площадь, Чандра с Ниссой успели увидеть, как Гидеон вспыхнул и исчез без следа – словно бы попросту оттого, что всего-навсего коснулся плеча Лилианы.
Охваченная яростью, Чандра окуталась оранжево-алым огнем, немедля обратившимся в жаркий иссиня-белый вихрь, заставивший Ниссу отпрянуть прочь.
– Чандра, – сказала Нисса, словно бы остерегая ее.
Но Чандра – в кои-то веки – не пожелала ее даже слушать. Она была готова прикончить некромантку, обратить ее, ту самую Лилиану Весс, которую некогда считала все равно, что сестрой, в золу.
Зола и пепел – такой конец ей как раз подойдет. Пепел вроде того, что остался от Гидеона, от ее Гида, от человека, когда-то завладевшего ее сердцем, вскружившего ей, глупой девчонке, голову, от человека, которого Чандра со временем полюбила, словно родного брата, и даже крепче.
Сейчас Лилиана Весс заплатит за всё – за все преступления, за все погубленные жизни, за все свои козни, за все измены, принесенные ею в жизнь Чандры, в жизнь Равники, в жизнь всей Мультивселенной.