Стало тихо. Двое Броннов поднялись на лежак и склонились над сарматом. Один держал кисть — довольно аккуратную, из ровных волокон; у другого была батарея крошечных глиняных чашек. Гедимин только и смог изумлённо мигнуть, когда по его телу провели первую линию орнамента.
Разрисовывали его долго, узор был сложным; Гедимин видел краем глаза его верхнюю часть — завитки вокруг грудины, неровное кольцо, чуть отклоняющееся влево. Долго возились с нижними рёбрами — там чертили, кажется, спирали и крючки. Боли сармат не чувствовал; ему было прохладно и щекотно. «Значит, колдовство…» — он слабо усмехнулся. «Они такие серьёзные, эти двое… рисовальщиков. Прямо как Нурру там, у котла…»
Бронны спустились с лежака, по пути заглянув Гедимину в глаза. Он понадеялся, что его ухмылка не выползла на лицо и не отразилась на радужке. Если бы не слабость, он, наверное, не удержался бы от смешка. «Всего разрисовали… Надеюсь, тут дронов с камерами нет?»
Он услышал голоса и увидел вспышки — Бронны сыпали что-то на раскалённые камни и протяжно напевали. На лежак поднялся Кайри. Его руки были измазаны рыжевато-красным жиром. Он прижал шестипалую ладонь к груди Гедимина и тихонько запел, крепко зажмурив глаза и раскачиваясь из стороны в сторону. Сармат смотрел на него с нарастающим недоумением. «Он ведь и правда старается. Так, как может,» — Гедимин взглянул на лицо старика, покрывшееся испариной, и почувствовал неловкую жалость. «Как будто это настоящая хирургическая операция. Как будто в этом ритуале есть смысл…»
Кайри жалобно вскрикнул. Ещё две руки, измазанные жиром, прижались к левому боку сармата. Он лежал, закрыв глаза и стиснув зубы от болезненной неловкости. «Какой же бред, мать моя колба. Какой инопланетный бред…»
Кайри, тяжело дыша, сполз на пол. Запах дыма стал слабее. Гедимину снова смочили губы, выдавив сок из какой-то ягоды — скорее всего, курруи. Он даже ухмыляться не стал.
Несколько секунд было тихо. Потом раздался голос старейшины Кайри — тихий, усталый и очень удивлённый. Кто-то тронул щёку Гедимина, и он открыл глаза. Над ним с посохом в руке стоял Руниен. Он стал ещё мрачнее, а кольцо навершия затянула чёрная пелена.
— Боги молчат, мастер Айсиек, — тихо сказал он. — Дим-мин не получил от них помощи. Мне… нам всем очень жаль, мастер Айсиек.
«Не вышло,» — Гедимин едва заметно ухмыльнулся. «И все почему-то удивились. А что, должно было выйти? Вот дикари, мать моя пробирка…»
Через несколько минут все шорохи стихли окончательно. Над Гедимином склонился Вепуат.
— Ни атома у них не получилось, — тихо вздохнул он. — Хотя они так старались…
— Видел, — отозвался Гедимин, дёрнув углом рта. — Операция вечером?
— Д-да, — голос разведчика дрогнул. — Я… Тебе удобно лежать? Может, тебя поднять?
Гедимин прислушался к ощущениям. Боль притихла, хоть до конца и не отступила; лёгкие втягивали воздух, нижние рёбра, срастаясь, зудели изнутри. Он поднял руку — слабость уже не накатывала волнами, можно было шевелиться, но сильно хотелось спать.
— Вытри меня, — попросил он, покосившись на дикарский орнамент на груди. «Если подохну, то хотя бы не в этой… грязи. Мы не пачкаем кожу…»
— Ага, мигом, — кивнул Вепуат, с явным облегчением наклоняясь за медпакетом. — Глупо, да? Ну… попытаться же стоило?
Гедимину не хотелось спорить. Он смотрел, как разведчик стирает жир и краску с его кожи, и она снова становится чистой. Кажется, и Вепуат был этому рад — он извёл пачку салфеток и потянулся за новой, хотя ксеноорганики на сармате уже почти не осталось.
— Дикарство как есть, — пробормотал он, запихивая все салфетки в пакет. — Если бы не Айзек, я бы в жизни… Надо было ещё утром сделать эту несчастную пункцию, не мучить тебя…
Гедимин повернул голову, хотел приподняться, но решил не тратить силы.
— Очень сложная пункция?
Вепуат на секунду поднял на него взгляд и тут же опустил к полу.
— Большой риск. Никогда такого не делал… да я даже не учился! Там чуть ошибёшься…
«Глупейшая будет смерть,» — додумал про себя Гедимин. «Из-за дурацких камней… Ну, хоть не в дикарской раскраске!»
Он собрал все силы и рывком сел.
— Скафандр далеко? Отведёшь меня? Полежу в броне. Как сармат, а не мартышка…
…Гедимину всё-таки удалось встать — но вот помочь Вепуату он уже не мог и только смотрел, тяжело дыша, как разведчик и Хассинельг волокут по частям его броню. Её собрали прямо на лежаке — сплошной камень должен был выдержать. Гедимина, поддерживая с двух сторон, вгрузили внутрь, и он снова лёг на спину и блаженно улыбнулся, слыша щелчки смыкающихся пластин.
— Не тяжело? — в лицевой щиток заглянул Вепуат.
— Мне так лучше, — отозвался Гедимин, слабо шевельнув бронированной рукой. Движения и впрямь давались легче, будто его поддерживали пневмоприводы — хотя в скафандре никакой механики не было.
— И ещё, — он повернул голову к Вепуату. — Положи мне сфалт под руку. Реактором под ладонь.
Разведчик судорожно вздохнул.
— Реактором?.. Ты там не умирай пока, ладно? У тебя показатели хорошие. Вечером операция… Ладно-ладно, сейчас притащу.
Когда он вышел, Гедимин поднял руку к шлему, осторожно сдвигая ипроновую пластину. «Давно не трогал реактор. Мало ли, вдруг не доведётся…»
— Ты отдохни, — сказал он Вепуату, положив ладонь на приклад сфалта. — Поспи хотя бы… Где твои звери? В лагере?
Вепуат махнул рукой.
— Айзек присмотрит. Поспать, говоришь? А ты тут как?
Сармат вяло шевельнул плечом.
— Тоже посплю, наверное. Тяжело…
Он покосился на завесу в дверях.
— Поставь на выходе поле, — попросил он. — Отдохнём спокойно. Без местных.
— Поле? — Вепуат посмотрел на ладонь Гедимина, прижатую к прикладу сфалта, и сдержанно хмыкнул. — Поле на выходе, эта штука тут, меня спать отправляешь… Ты, никак, собрался щупать стержни? Айзек говорил, ты это дело любишь…
Он криво ухмыльнулся. Гедимин смущённо сощурился на потолок. «Айзек — трепло!»
Не дождавшись никакого ответа, Вепуат махнул рукой. Залепив дверной проём защитным полем в два слоя и провертев в нём воздуховоды, он устроился на полу, несколько минут шумно ворочался, громыхая чешуями скафандра, и наконец затих. Гедимин открыл глаза, повернул к нему голову — разведчик не шевелился и дышал ровно. «На нём тяжёлая защита. В дверях — поле. Сквозь стену много не выйдет, но лучше луч направить вверх…» — сармат кое-как подцепил непослушными пальцами защитные пластины на корпусе сфалта. Руку обволокло теплом.
В тёплом облаке не было отдельных волокон и вообще никакой структуры — оно расползалось по телу равномерно, как поднимающаяся вода. Гедимин прикрыл глаза, чувствуя, как его мягко покачивает на невидимых волнах. «Реактор заглушен? Интересно, сколько тут в кьюгенах…» — лениво подумал он, но сил посмотреть на дозиметр не было. «Полежу так. Приятная штука. И дышать вроде легче.»
Он закрыл глаза и вместо черноты с красными проблесками увидел ровное зеленоватое свечение. Сквозь него постепенно проступали столбчатые структуры. «Щупать стержни…» — Гедимин слабо улыбнулся. «Или они меня — кто их тут разберёт. Странная какая-то штука. Надо рассмотреть её поближе…»
…Чесалось всё — от верхней части живота до подмышек, и внутри, и снаружи, и так, что терпеть было невозможно. Гедимин схватился за грудь, но рука ударилась о броню — он лежал в скафандре.
— Мать моя колба… — пробормотал он, встряхивая головой, оперся было на руку, желая встать — и едва успел поймать падающий с лежака сфалт со светящейся дырой на прикладе. Сползающий реактор всё-таки громыхнул об пол, сармат, скатившись с кровати, поспешно заткнул дыру в его корпусе и помянул уран и торий. На него, ошалело мигая, смотрел разбуженный Вепуат.
— Извини, — буркнул Гедимин, подбирая сфалт. — Упало.
Он сел на лежак и потянулся, разворачивая онемевшие плечи. Грудь по-прежнему чесалась, кожу жгло. «Регенерация,» — запоздало вспомнил сармат. «Лучше не трогать. S— sa has— su, да что ж оно так… Когда болело — и то было легче!»
— У тебя от зуда что-нибудь есть? — деловито спросил он у Вепуата — и почувствовал сильнейшую жажду, будто от пары слов у него пересохло в горле. Вытряхнув из-под брони флягу, сармат одним махом опустошил её до половины. «Так-то лучше. И ещё — помыться бы. Весь в какой-то мартышечьей дряни…»
— Яд-дро Сатурна, — медленно проговорил Вепуат, округлившимися глазами глядя на Гедимина. — Ну-ка ложись и вскрывай броню!
Он долго смотрел на сигма-сканер, приставив его к груди Гедимина. Тот молча терпел — от холодных «щупов» всё-таки зудело немного меньше.
— Мать моя пробирка, — пробормотал Вепуат и неуверенно усмехнулся. — Ну ты даёшь, теск. Ну ты даёшь!
Гедимин озадаченно хмыкнул.
— Всё? Можно сесть? — он прижал прохладную перчатку к горячей, почти раскалённой груди и досадливо сощурился. «И что бы регенерации включиться на сутки раньше⁈ Напугал всех, самого в грязи измазали…»
— Ну ты даёшь, — повторил Вепуат, выключая сканер. — Айзек ошалеет, как увидит… Куда⁈ Лежи! Все рёбра по кускам, а туда же…
Гедимин с тяжёлым вздохом снова лёг на кровать и подёргал лопаткой. «Сердечная мышца умеет чесаться,» — отметил он про себя. «И лёгкие тоже. Да чтоб им всем…»
— Держи, — Вепуат положил рядом с ним сфалт. Гедимин отодвинулся и пристроил его у стены, прикладом себе под локоть.
— Теперь не сдохну?
— Не должен, — Вепуат слабо ухмыльнулся. — Отёк практически ушёл, стенки расправились, лёгкое заросло… Но ты лежи! Надо дать костям срастись.
— Чешется, — пожаловался Гедимин. — У тебя точно ничего нет? Никакого анестетика?
— Терпи! — хмыкнул Вепуат. — Кожу полить я могу, но чешется у тебя внутри.
…К приезду Айзека Гедимин уговорил не укладывать его, а дать спокойно посидеть и почитать ежедневник. Зуд под кожей постепенно спадал, и сармат уже мог думать о стройке. «Два дня потерял,» — он досадливо щурился на пустые страницы. «Надеюсь, хотя бы рабочие не разбежались. Столяры уже поставили четыре башенки… А камни, наверное, никто не поднимает. Хорошо, если пещеру углубляют. Оптимизировал работу, называется… Нет, больше я в эту шахту не полезу!»