— Что? — Гедимин придвинулся к нему вплотную. Из писка и треска, доносящихся из-за шатров, он по-прежнему не понимал ни звука.
— Он велел местным следить за тем холмом, — мрачно сказал Вепуат. — Всё время следить, с башен. И на любую вспышку поднимать отряд. Теперь они будут бегать всей толпой даже без стражей… хотя — они бы и раньше прибегали, только, может, чуть попозже…
— Мать моя колба, — пробормотал Гедимин. — Вепуат, ты не можешь успокоить местных? Объяснить, что Сэта дали обещание…
Вепуат шёпотом помянул ядро Сатурна.
— Успокоить? Только не после стража, — он резко мотнул головой. — Слово этой креветки для них весит, как десять моих. Они и так меня не слушали, а теперь, когда страж сказал обратное… Мало было нам своих макак! Гедимин, ты… извини, что я тебя в это втянул. Надо было мне одному разбираться в местной дипломатии. У тебя от неё одни проблемы. А тебе ведь сегодня ехать…
Гедимин поморщился.
— Съезжу и вернусь, — буркнул он. — А здесь всё-таки надо наводить порядок. Почему стражи считают Сэта недоговороспособными?
Вепуат пожал плечами.
— Причина, скорее всего, есть. И очень веская. И… я сам совсем не уверен в том, что мы делаем. Да я ни в чём тут не уверен, ядро Сатурна…
…Бронеход остановился. Гедимин приподнялся с матраса. Со своего места он не видел ничего, кроме двух закрытых люков — и белесого кокона, полностью скрывающего пустой твэл. Полусобранные детали принайтовали здесь же, в шлюзовой камере, убрав из неё все скамьи; теперь тут лежали Гедимин и твэл. Сармату хотелось сесть — лёжа трястись по гравийным осыпям Равнины было ещё неприятнее, чем сидя. Только что машина всползла на холм; по отсыревшим камешкам она ехала ещё тяжелее, чем по сухим, и дважды оскользнулась на подъёме. Гедимин хотел сесть, но бронеход снова качнулся, разворачиваясь на месте, и сармат уткнулся шлемом в матрас. «Портал,» — он судорожно сглотнул, чувствуя на языке знакомую горечь. «У меня на него уже рефлекс. Респиратор, что ли, снять заранее…»
27 апреля 15 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Гедимина всё-таки вывернуло. Ему успели подставить поддон, и теперь кто-то вытирал ему лицо скомканной ветошью — осторожно, стараясь не поранить кожу бронированной перчаткой. Издалека доносились голоса — теперь, когда кровь не стучала в ушах, сармат слышал каждое слово.
— Как видишь, от долгого перерыва легче ему не стало, — со вздохом подвёл итоги Кенен Маккензи. — Никакого привыкания… У кого-то ещё были такие проявления?
— Нет, — отозвался мрачный Айзек. — Ни у кого на всей базе. В первый раз бывает нелегко, во второй… Но не до такой же степени и не четыре месяца подряд!
«Четыре месяца?» — теперь, когда внутренности успокоились, понемногу оживал мозг. «Двух же не прошло… А, он про земные. Четыре… Тогда — что тут сейчас? Конец апреля?»
Он зашевелился, пытаясь придвинуть руку к лицу и посмотреть на передатчик. Слабость нахлынула и отступила; сармат сел и встряхнул головой, разгоняя туман перед глазами. «А я без респиратора,» — вспомнил он, когда носоглотку обожгла волна разнообразных резких запахов. «А тут где-то ирренций. А в машине — залежи ксеноорганики…»
Резким — как ему показалось — движением он прикрепил респиратор к шлему. Руку повело, и сармат едва не упал. Кто-то придержал его за плечи. Гедимин ждал, когда развеется туман, снова затянувший поле зрения, и считал про себя секунды.
— Ну, хорошо, что это не заразно, — Маккензи издал короткий смешок, и Гедимин услышал чьи-то шаги. — Сколько времени вам ещё нужно, парни? Нет, я рад вас тут видеть, — но часы-то тикают!
— На кой вы вообще его сюда приволокли? — сердито спросил Вепуат, и Гедимин поморщился — резкий возглас над головой больно ударил по ушам. — Самим было не пересыпать порошок в трубку⁈ Ремонтнику плохо. Отстань от него хотя бы на час!
Маккензи хихикнул.
— Ты добрый сармат, Веп. Но очень плохо знаешь этого ремонтника! Давайте, парни, заносите! Ванджур, на кой метеорит тебе машина⁈ Шестнадцать кило — неужто не донесёшь⁈
«Чего⁈» — Гедимин растерянно мигнул. За редеющим туманом проступило холодное зеленоватое свечение, вытянутое в длину. Через пять секунд на край матраса, почти на ноги сидящему сармату, опустился двухметровый ирренциевый стержень.
— Hasu! — вскрикнул Вепуат, и Гедимин услышал свист поднимающегося защитного поля. — Маккензи, ты в своём уме⁈
«Ирренций,» — сармат задумчиво тронул стержень пальцем. Тёплые волокна оплели ладонь. «Где-то в шлеме брешь,» — Гедимин приподнял было руку, но ощущение скользящего тепла было приятным… и спазмы, слабые, но мучительные, внезапно перестали раздирать его внутренности… «Трубка негерметична… Hasu! Маккензи — он там в своём уме⁈»
— Шлюз — на дезактивацию, — буркнул он, поднимаясь на ноги. Стержень он не выпустил — так и держал в руках негерметичным концом кверху. Сарматы, собравшиеся у трапа, быстро переглянулись; один из них, в серебристом скафандре, подался было назад, но его с двух сторон схватили за локти и толкнули к машине.
— Маккензи, мне что, ирренций на коленке перекладывать? — сердито спросил Гедимин, выбираясь из открытого шлюза. Теперь он видел погрузчик, почти полностью накрытый защитным полем; в захвате он зажимал твэл — обычный, из земных материалов, слегка деформированный в районе хвостовиков.
— Хоть бы ящик ненужный притащил… — Гедимин скользнул пальцами вдоль трубок твэла и сдержанно хмыкнул. «Ирренций, ипрон — в норме. Только они и нужны. Остальное — на выброс. Воздух откачать…»
Маккензи широко, по-«мартышечьи», ухмыльнулся и щёлкнул пальцем по броне.
— Вот это наш Джед! Видишь, Веп? А ты — «плохо, плохо»… Спокойно, атомщик! Всё готово, всё есть. Ванджур! Ты там уснул, что ли?
Гедимин ошеломлённо мигнул. За погрузчиком, между двух массивных контейнеров, стоял третий — из реакторного рилкара. В свете прожекторов он, казалось, горел изнутри золотом. Погрузчик развернулся захватом к нему и застыл на месте, держа твэл над одним из ящиков, как над лабораторным столом. Гедимин на секунду задержал дыхание — сердце сделало пару лишних ударов. «Экранированный контейнер. Как же я сам не подумал…»
Маккензи с широкой ухмылкой хлопнул его по плечу.
— Давай, Джед, покажи своё творение! Ну где ещё найдёшь сармата, способного в условиях каменного века выковать твэл⁈
Гедимин сердито фыркнул.
— Нет там каменного века. Минимум железный. С дороги!
Он поднял на руках пустой твэл, на ходу сдирая с него слои защитного поля и прощупывая взглядом каждый миллиметр конструкции. «Выдержал. Хорошо. Обратно поедем с полной закладкой. Если не рванёт — всё обойдётся.»
— Sa tatzqa! — Маккензи быстрыми жестами отогнал сарматов к «стене» защитного поля; между ними и Гедимином тут же выросла ещё одна. — Осторожнее, парни. Тут у нас куча критических масс — и Джед. И если первое — в общем-то, ерунда…
«Вот мартышка,» — мельком подумал Гедимин, закрепляя негерметичный стержень на повреждённой решётке, и тут же забыл и о Маккензи, и о других сарматах. Пустой твэл лёг на крепления внутри контейнера. Гедимин убрал хвостовики с повреждённого — они годились только в переплавку. На ладонь посыпались ирренциевые таблетки, за ними выпала серебристая мифриловая прослойка.
— Откуда ирренций? — отрывисто спросил Гедимин, чувствуя, как тёплые волокна сплетаются на висках.
— Равнинный, — ответил Маккензи, пристально наблюдающий за ним из-за полупрозрачной стены. — Только равнинный, не смешанный.
— Какая критическая масса? — спросил Гедимин, сжимая ирренций в кулаке. Судя по устройству твэла, сейчас в ладони сармата умещалась часть критической массы — треть или четверть.
— Четыре шестьсот, — быстро ответил Маккензи. — Проверяли с Айзеком и Кеном только на той неделе. Всё верно, Джед, можешь работать!
Гедимин едва заметно сощурился, но ирренций на ящик высыпал. «Это — отдельно. Вторая часть — отдельно. Теперь — заложить ипрон…»
Золотистые сбоку, «ипроновые» таблетки серебрились на торцах — их сделали из кеззиевого сплава и только обернули тонкой ипроновой фольгой. «Экономия, мать моя колба…» — Гедимин, угрюмо щурясь, сыпал миниатюрные цилиндры в центральную трубку. В трубки по периметру падали ирренциевые таблетки; сармат слышал их тихий стук. «Полмассы есть. Теперь — ипрон. Ещё полмассы. Мифрил сверху. Снова ирренций…» Тёплые волокна замерли на коже. Они лежали на висках и лбу, оплетали обе ладони. «Хранитель здесь,» — Гедимин криво ухмыльнулся. «Повезём его на Равнину. Будет там хоть что-то привычное.»
Насос вытянул из трубки остатки воздуха, и хвостовик просел в неё — его всосало в область вакуума. Металл зашипел под лучевым резаком — мифрил и чёрное стекло спекались намертво. Первая трубка, вторая, третья… Гедимин напряжённо вглядывался в свечение, ожидая белой или зелёной вспышки, но всё было спокойно. Ещё несколько секунд сармат держал ладонь на остывающих хвостовиках, потом выпрямился и шагнул назад. Стрелка под экраном дозиметра, качнувшись, упёрлась в опустевший повреждённый твэл — самим сильным источником излучения в этом ангаре были загрязнённые облучённые трубки. Контейнер, принявший в себя восемьдесят килограммов ирренция, слабо «фонил» в сигма-диапазоне — сигма-кванты не мог остановить даже реакторный рилкар. Гедимин опустил крышку, тронул фиксаторы, — теперь переносной «саркофаг» был закрыт герметично.
— Мея, — отрывисто приказал он, отступая ещё на шаг и поднимая руки перед собой. — На меня, на контейнер и на всё это. Пустой твэл — убрать!
…Ярко-красная масса, размазанная по ладоням, оставалась светлой — те несколько атомов, которые она, возможно, в себя вобрала, не могли заставить её потемнеть. Гедимин смотрел на красные пятна на палубе бронехода и недовольно щурился.
— Одним негерметичным стержнем загваздали всю машину. Маккензи, на кой ты его сюда притащил?
Маккензи только ухмыльнулся. Он уже сел по-хозяйски на матрас (впрочем, стараясь не прикасаться к размазанному дезактивирующему раствору) и теперь смотрел сверху вниз на сарматов, обступивших контейнер с твэлом. Айзек тщательно проверял кожух и, судя по тому, что на «саркофаг» до сих пор не нанесли меевый слой, ничего опасного не находил. «А я бы всё равно дезактивировал,» — думал Гедимин, угрюмо щурясь. «Надо же было, как последнему идиоту, грязными руками хватать крышку!»